Страница 8 из 15
И по прошествии времени одарил я из своих рук бедного рыбака и сыновей его, с которыми ловил рыбу в Красном море. И назвал я номарха, приемного отца своего, истинным знакомцем своим.[9] И зажил я счастливо с царицей сердца моего — несравненной Хатшепсут. [Колофон: ] доведено же сие до конца прекрасно и мирно, — для души скромнейшего из писцов — писца Хори.[10]
ПОГРЕБЕННЫЕ В КАТАКОМБАХ
Весь мир опустошен.
Не так много письменных свидетельств дошло до нас о первых христианских мучениках, убиенных римскими язычниками. Однако то, что пощадило безжалостное время, являет собой пример бесконечного мужества и самоотверженности. Acta Proconsuloria — так называются эти страшные документы, своей жестокостью и полнейшим презрением к человеческому страданию сравнимые разве что с документами Святой Инквизиции. Какая горькая ирония!
Краткость латинских судебных протоколов, которые велись специальными стенографистами — нотариями, поразительна. Ее можно сопоставить только со скоропостижной смертью. Имя проконсула, в области которого производился суд, указание года, месяца и дня (а иногда и времени суток, ибо процессы шли днем и ночью), затем краткий формальный допрос — и смертный приговор. Вся процедура занимала не более получаса. Осужденного уводили, и приговор приводился в исполнение немедленно.
Среди источников, повествующих о гонениях на первых христиан, "Погребенные в катакомбах" занимают особое место. Более странной рукописи не найти во всей обширнейшей христианской литературе. О ней известно только то, что в III веке христиане выкупили ее у римских властей за двести динариев, а популярность ее в средние века едва ли не превосходила популярность таких шедевров апокрифической литературы, как "Протоевангелие Иакова" и "Евангелие от Фомы". Она представляет собой послание руководителя тайной римской христианской общины, уничтоженной императором Нероном, и обращена к некоему Теофилу из Коринфа.
В науке существуют различные толкования этого памятника. Покойный профессор Пустослов приписывал ему эзотерическое значение, академик же Недоверченко считал его не более как поздней подделкой, пародирующей новозаветные предания. Однако судите сами.
"Любезный брат Теофил, ты, надеюсь, слышал о великом пожаре в Риме,[11] который послужил поводом для несправедливых и жестоких гонений на римских христиан, — гонений, учиненных злейшим из врагов нашего Господа императором Нероном? Он и до того не питал особого почтения к слугам Господним, а теперь и вовсе словно взбесился. Каждому, кто носит на груди или на руке священный знак рыбки,[12] ежеминутно грозит разоблачение и ужасная кара. Да будет тебе известно, мой милый брат, что над христианами издеваются кто как может и что только самые ленивые просто распинают их на крестах вдоль дороги. Более охочие до всякого рода зрелищ — те велят зашивать наших братьев в шкуры животных и бросают их на растерзание диким зверям. Нерон же (этот второй Ирод) предпочитает развлекаться иначе: по его приказу женщин, признавшихся в любви ко Христу, привязывают нагими к столбам, обливают смолой и поджигают, чтобы они освещали, наподобие факелов, его сады при Золотом дворце, в то время как сам он, совершенно голый, проносится мимо них в колеснице, упиваясь истошными воплями своих несчастных жертв.
Единственным прибежищем для изгоев до сих пор служили глубокие и мрачные катакомбы. Только там мы могли чувствовать себя в безопасности. Немногие избранные знали расположение подземных ходов и искусно устроенных ловушек. Но да не внушит тебе это ложных надежд, ибо диавол столь же неутомим в своем преследовании приверженцев истинной веры, сколь и изобретателен в способах, коими он это преследование осуществляет. И как наивны мы были, полагая, что Сатане закрыт доступ в нашу маленькую святую общину! Коварные соглядатаи императора проникли в нее и разнюхали тайну катакомб. Теперь ничто не могло помешать этим извергам в любое мгновение нагрянуть в наши убежища и, застав нас врасплох, схватить и казнить всех до единого. Но ты не знаешь гнусного нрава императора, если думаешь, что он поступил так просто. Нет, его изощренный и извращенный ум придумал для нас казнь более ужасную, чем гибель в пасти льва или крокодила[13] на арене цирка. Дождавшись, когда мы соберемся в нашем потаенном храме всей общиной, он приказал своим людям замуровать нас в глубоком подземелье, пока мы предавались молитве, и, когда мы обнаружили на месте прохода свежую кладку из огромных камней, наша участь была уже предрешена.
Нас было двенадцать человек в тесном и душном помещении. Я знаю, ты никогда не спускался в римские катакомбы, поэтому коротко опишу их. Это заброшенные каменоломни, расположенные вдоль Аппиевой дороги и разработанные в мягкой туфовой породе. Состоят они из множества узких проходов с высокими сводами и неровными стенами, испещренными тысячами ниш, в которых покоятся забальзамированные мощи почивших братьев, ожидающих воскресения. Эти галереи простираются на тысячи стадий и до сих пор служили нам надежным прибежищем и местом для молитвы. В самой глубине подземных переходов в сплошной скале высечено небольшое помещение шагов двадцать на пятнадцать, в котором и собирались мы, как в храме. Возле дальней его стены помещался небольшой каменный алтарь. В углах чадили смоляные факелы.
Увидев, что мы заживо погребены в каменном склепе, даже самые смелые и самоотверженные из братьев побледнели, как полотно, но был среди нас один, который сперва уставился на свежую кладку так, словно глазам своим не верил, а когда очевидность происшедшего дошла до его сознания, принялся рвать на себе волосы и кататься по полу, воя, как раненный шакал. Сначала мы думали, что это обычное проявление малодушия, и постарались как могли утешить своего брата. Однако в ответ на наши ласковые слова он вдруг перестал плакать, и тут же, наподобие икоты, им овладело нервное, безудержное хихикание, которое перемежалось с самыми гнусными признаниями, какие мне только доводилось слышать. Тот, кого мы почитали нашим братом в Духе, был не более как слуга Сатаны и императора. Это он выдал Нерону наше местонахождение и время, когда мы собирались на молитву. Нерон пожертвовал им с той обыкновенной для него легкостью, с какой он привык пренебрегать даже лучшими своими друзьями и вчерашними пособниками. Сначала, когда открылось, кто нас продал, мы хотели учинить немедленную расправу над этим Иудой, однако затем сочли, что быстрая смерть была бы для него лишь избавлением от мук, и потому единодушно было решено даровать ему жизнь и, таким образом, подвергнуть его той же пытке, какая была уготована нам самим. Да, он должен был испить чашу страданий вместе с нами!
К чести наших братьев, все они мужественно взглянули в глаза неминуемой смерти. Первые дни нашего невольного затворничества прошли в молитвах и, как ты догадываешься, строгом посте. И хоть бы один вздох слабости, хоть бы одна жалоба или упрек нарушили наше суровое молчание! И только предатель бесновался перед нами и обвинял нас и нашего Господа в той страшной судьбе, которую он сам на себя навлек. Но мы были настолько благоразумны, что и не пытались остановить его в его безрассудстве. В конце концов он был такой же ничтожный червяк, как и все мы, — червяк, способный возбудить к себе лишь жалостливое презрение, но не ненависть.
Однако наступил тот день, когда муки голода стали невыносимыми. И в среде наших братьев уже начали раздаваться голоса (ибо многие не могли противостоять искушению) о том, что следует бросить жребий, как это было сделано, когда выбирали двенадцатого наместо Иуды, и что должен умереть один, чтобы другие могли протянуть еще некоторое время. Несчастные, рассудок совсем отказал им! Но они и слышать ничего не хотели, и разве мог я один (не считая бывшего среди нас грека, который взял мою сторону) противостоять обезумевшей от голода и отчаяния толпе? Они, как язычники, требовали человеческой жертвы — мог ли я потерпеть такое кощунство? И я выступил на середину круга и мановением руки остановил этих заблудших детей, которые уже собрались метать жребий, и сказал:
9
Истинный знакомец фараона — высокое придворное звание.
10
Мнение ученых об авторстве сказки разделилось: одни считают, что она написана от имени выдуманного фараона писцом Хори; другие же полагают, что "царевич, не помнящий зла", — это реальное историческое лицо, а "писец Хори" — всего лишь его псевдоним, который он получил от своего приемного отца и которым он подписывал свои первые литературные произведения в школе писцов. Примечательно, что это имя упоминается в "Сказке о двух братьях", относящейся примерно к тому же времени, что и «Царевич».
11
Великий пожар в Риме произошел в 65 году от Р.Х. Он продолжался шесть дней и семь ночей и уничтожил десять кварталов города из четырнадцати. Поговаривали, что поджог совершил сам Нерон, желавший на месте старого города построить новый, который бы носил его имя. Чтобы отвести от себя подозрения, император возложил всю вину за содеянное на римскую христианскую общину, которая и была вскоре уничтожена его стараниями.
12
Рыба — символ Иисуса Христа. Греческое слово «рыба» является аббревиатурой греческой формулы "Иисус Христос, Божий Сын, Спаситель".
13
Крокодилы впервые были завезены в Рим в 58 году до Р.Х. неким Эмилиусом Скариусом, который содержал их в своем саду в яме с водой. А уже на освящении храма Марсу при Октавиане Августе в бою с гладиаторами было убито 36 крокодилов.