Банник

Вадим повернулся на левый бок, лицом к стене, подтянул ноги к животу, упершись коленями в бревенчатую стену (его пенис вывалился сзади между сведенных ляжек и уткнулся головкой в горячую доску), и, прикрыв глаза, стал неторопливо думать о приятном. Самые приятные мысли были о статье, которую он писал для ежегодного филологического сборника, выпускаемого институтом. Статью нужно было представить на следующей неделе, а он уже почти закончил ее и потому имел все основания не торопиться - времени у него было еще достаточно. В этой небольшой по объему работе ему удалось затронуть вопросы нескольких смежных дисциплин: лингвистики, фольклористики, этнографии. Речь в ней шла о низших существах восточнославянской мифологии, а именно о многочисленных домашних духах: чурах, кикиморах, домовых. Банниках. Тех самых банниках, которые приходят мыться после трех супружеских пар и которым для этого оставляют на лавке исхлестанный веник, грязный обмылок и шайку остывшей воды. А уж ежели они рассердятся, то берегись: начнут швырять с каменки раскаленные булыжники, плескать кипяточком, а то и вовсе выпустят тебе кишки или живьем сдерут с кожу. Лучше сохранять с ними дружеские отношения и вовремя приносить им в жертву черную курицу. Что-то давненько я не приносил в жертву черную курицу, лет этак уже двадцать пять, - подумал Вадим, - пожалуй, банник еще на меня обидится... Но даже эта забавная мысль протекла по мозговым извилинам как-то вяло, замедленно, словно сквозь дрему... Сердце натужно бухало в груди... Кровь шумела в ушах... В голове стоял туман - горячий, плотный, отнимающий сознание...

А потом кто-то легонько прикоснулся пальцами к его свисавшему сзади пенису. Это прикосновение с трудом пробилось сквозь пелену тяжелой дремы, которая все еще обволакивала его мозг, - и пробудило в нем какие-то давние, потаенные воспоминания... Показалось Вадиму, что это Лариса притронулась к нему своими прохладными пальцами... Сон и явь путались у него в голове. Смутно помнил он, что лежит на горячем полке в жарко натопленной бане... что Лариса должна приехать с минуты на минуту, шестичасовым автобусом... Однако странным образом эта Лариса в его омраченном дремой сознании была не той Ларисой, какой она стала за последние два года, а прежней Лариской, какой она была до женитьбы... эти два года словно бы выпали из его памяти... о теще он даже и не вспомнил, будто и не знал никогда... И эта прежняя его Лариска (приехавшая шестичасовым автобусом), войдя в натопленную баню и увидав разлегшегося в откровенной наготе Вадима, не могла удержаться от искушения и, незаметно подкравшись к нему сзади, игриво прикоснулась к его пенису прохладными пальцами... Так маленькие детишки любят щекотать своим спящим товарищам пятки или нос перышком из подушки...

"Не надо, детка", - с улыбкой пробормотал Вадим, не предпринимая, впрочем, никаких попыток остановить ее руку, которая уже не просто водила по его пенису пальчиками, но крепко ухватила его в кольцо и принялась решительно двигать морщинистую кожу вверх и вниз, то надевая ее на головку, то стягивая ее в противоположную сторону до болезненного натяжения уздечки. Вадим и не хотел, чтобы она прекращала, он сладко улыбался сквозь сон, его пенис отяжелел, нервно задергался, словно пытаясь вырваться из этих приятных объятий, но те стали лишь еще крепче, пальцы с силой, почти до боли сдавили его, словно чувствуя его тайные желания и потворствуя им. Вадим не торопился кончать, он хотел продлить удовольствие, и это была не просто расчетливая похоть, но страстное, хотя и не осознанное, желание воскресить то счастливое время, когда у них с Ларисой все еще только начиналось, задержать, продлить его, вернуться к прежней Лариске, которая запросто могла вот так подойти к нему сзади и начать делать то, что она делала сейчас...

И вдруг, не переставая энергично двигать рукой, она воткнула ему в задний проход палку (или прут от веника?) и принялась крутить ее, проталкивая все глубже в кишечник. Вадим вздрогнул: это было что-то новенькое и совсем не похожее на Ларису: ни на ту, какой она была прежде, ни тем более на теперешнюю; она никогда не позволяла себе ничего подобного, ей это просто в голову не могло прийти. Сначала это было только щекотно и забавно, но затем, когда конец палки, крутившейся уже где-то в животе или даже в груди, уткнулся ему едва ли не в самое сердце (то же самое, наверное, чувствует Лариса, когда я не очень осторожно влажу в нее), Вадим екнул от боли и удивленно открыл глаза. Теперь он окончательно проснулся. Перед самым его лицом, возле бревенчатой стены с торчащей паклей, задрав кверху скрюченные лапки, лежал вареный жук. "Эй, что ты делаешь, детка?" - с изумлением спросил он, тяжело отрывая голову от досок (в нее словно раскаленный булыжник положили) и приподнимаясь на локте, чтобы посмотреть на Ларису. При этом он слегка повернулся с боку на спину, задев правым коленом за что-то жесткое, деревянное, постороннее.

Сперва он ничего не разглядел. В бане было сумрачно, перед глазами плавали цветные круги, но уж что-что, а это он ясно видел: пространство между полком и дальней стеной сруба было пусто. Может быть, Лариса, угадав, что он сейчас обернется, пригнулась и спряталась под полок, чтобы разыграть его?.. Нелепая мысль, но все же... это легко проверить... Он уже собрался заглянуть под полок, как вдруг сообразил... Господи! Только сейчас он сообразил, что кто-то по-прежнему крепко сжимает пальцами его пенис, хотя уже и не делает ими никаких возбуждающих движений, словно притаившись в ожидании, чем же все это кончится! Покрывшись испариной, Вадим попытался сесть на полке, но это ему не удалось - что-то мешало ему, что-то, забравшееся глубоко внутрь него (теперь оно колом стояло у него в груди, жесткое, прямое, затрудняющее дыхание), и единственное, что ему удалось сделать, это широко расставить колени, и, приподнявшись сзади на руках, взглянуть промеж ног на полок между его задницей и щекой печи.

На полке, прямо перед ним, на расстоянии вытянутой руки, сидел крошечный сморщенный старичок с косматой гривой вокруг головы. (Банник! ахнул Вадим.) Он был совсем голый, как и Вадим, и так же, как и он, сидел, расставив узловатые коленки тонких, как палки, жилистых ног, заканчивавшихся огромными ступнями - каждая с оттопыренным большим пальцем, на котором коробился коричневый ноготь. Из-под кругленького, как лоханка, пуза с вывернутым наизнанку пупком по доскам полка распластался сморщенный стариковский член весьма приличных размеров (хорошо, что он ЭТОЙ палкой не засадил мне в задницу). Правой рукой старичок держал Вадима за его раздувшийся, как дирижабль, пенис, а левая его рука тянулась куда-то ему в промежность...

Одно мгновение они оторопело смотрели друг на друга. В голове у Вадима все еще крутился образ Ларисы, и он никак не мог отрешиться от мысли, что это именно она трогала его сзади за пенис. И он не понимал, куда она в таком случае подевалась и откуда здесь взялся этот отвратительный сморщенный старичок (или каким образом она могла превратиться в этого отвратительного сморщенного старичка - если, конечно, с самого начала это действительно была она?) ...старичка, которого, кстати, вообще в природе быть не должно. Пенис у Вадима все еще возбужденно подрагивал в пальцах банника, и ни с того ни с сего ему вдруг припомнилось первое в его жизни половое сношение с женщиной... его нелепые опасения, что со страху он все перепутает и по ошибке задействует мочеиспускательный канал - просто-напросто написает ей во влагалище... Неожиданно, подумав об этом, Вадим, который по-прежнему сидел в неудобной позе, упираясь сзади на вытянутые руки, начал хохотать, да так, что заколыхался весь жировой слой на его груди, а что-то постороннее, засевшее у него под самым сердцем, отозвалось болью по всему телу. Он перестал хохотать и испуганно посмотрел на старичка. Старичок хитровато поглядывал на него своими маленькими блестящими глазками, левая его рука уходила Вадиму в промежность... ГОСПОДИ! - подумал Вадим, - ЭТОТ ПРИДУРОК ЗАСУНУЛ СВОИ ПОГАНЫЕ ГРАБЛИ МНЕ В ЗАДНИЦУ И НАМАТЫВАЕТ НА НИХ МОИ КИШКИ. И тогда его мочевой пузырь действительно не выдержал, вся выпитая за день вода, которая не успела выйти потом, хлынула из него через обмякший пенис. И лишь спустив все до последней капли, Вадим заорал.