Время Апокалипсиса

- Что это? - исцутанно спросил Степанов, обводя взглядом сидящих за столом.

- Кажется, что кто-то усомнился в происходящем, - сказал Кононыкин. - Или силы вторжения показали свое могущество. Больше всего это похоже на далекий ядерный взрыв.

- Кто может бросить вызов могуществу самого Аллаха? - спросил Магометов и сам себе ответил: - Никто. Ведь воинства небес и земли принадлежат Ему и никому более.

- Но Ему ли принадлежат воинства подземелий? - шепотом сказал Кононыкин и толкнул в бок Ворожейкина. - Ему ли принадлежат воинства чужих звезд?

- Воевать - дело неблагодарное, - возразил Магомет. - Одни мучения для людей. Я недавно в Грозный ездил, до сих пор развалины стоят. Разве так можно? Разрушить разрушили, а построить опять забыли.

- Ты, Магометка, не дело говоришь, - покачиваясь, сказал Апраксин. Чечены в горах шашлыки жарить будут, а мы им город восстанавливать?

- Э-э, - замахал короткими ручками Коган. - Вы так до драки дойдете. Ну, побомбили немного, поспорили. У меня претензии к обеим сторонам, я вайнахов, как русских, люблю! Мириться надо. Нельзя же действительно самостоятельными стать, если твои горы со всех сторон русские равнины окружают!

-Я сам русский вайнах, - мрачно сказал Магомет. - В войну приезжали, говорят: "Ты вайнах? Отдавай сыновей Родину защищать!" А какую родину? Я в Чечне ни одного дня не жил, я в Семипалатинске родился, а всю сознательную жизнь в Царицынской области прожил. Что ж им, за басаевские деньги умирать? Пусть лучше россошских девок тискают. Здесь у них Родина!

- Родина у человека одна, - нравоучительно проговорил Коган. - Вся беда в том, что русские себя тоже богоизбранным народом считают, а наши тесниться не хотят, рядом с Богом и так места мало!

- Вы такие, - сказал густо отец Николай. - Во всем выгоду ищете. Даже в советские времена, когда у нас с Библиями плохо было, вы и на Боге норовили заработать, по таким ценам епархии литературу предлагали, в Аду не увидишь. Он махнул рукой. - Что с торгашей возьмешь?

- Ишь, раздухарились, - подал голос Коняхин. - Ничего, завтра вас помирят!

- Ссоритесь, - укоризненно сказал Магомет Магометов. - Все ссоритесь. Где трое русских сидят - там ссора, где пятеро пьют - обязательно драка начнется. Зачем ссориться? Стол накрыт, шашлык скоро будет. Надо песни петь, ссориться не надо. Уверовавшие в достатке будут, а кто не уверует - будет в недостаче.

- Уверуешь тут, - саркастически заметил Апраксин. - У тебя - Аллах, у жидов тоже свой жидовской Бог, даже у них, - он махнул рукой в сторону уфологов, - Бог вроде один, да на три лика.

- Если каждый вайнах - бандит, то каждый русский -. философ, - засмеялся Магометов. - Всё в страданиях истину ищет. Завтра нам смысл жизни откроется. А что до Бога, то все мы, по сути, одному Богу поклоны бьем, только

зовем по-разному.

Выпили еще. Потом принесли румяно-коричневые шашлыки и под них тоже выпили по паре стопок. Попробовали спеть, но песня-не пошла. Настроение не соответствовало, хотя и выпито было уже немало.

Первым засобирался Коняхин.

- Спасибо, Магомет, - поднялся он. - Но мне пора. Тепло у тебя за столом, но идти надо.

- Зачем обижаешь? - поднялся и Магомет. - Куда торопишься? Время, проведенное с друзьями за столом, Аллах не засчитывает в срок жизни.

- Пора мне, Магомет, - повторил Коняхин. - Да и Апраксина до дому доведу. Глянь на него, совсем уже никакой. Раскис мужик, голова подушки просит.

- В войну хуже было, - ожил Апраксин. - Сколько оно выпито? Мне такая доза, мужики, как слону дробина. Помню, в сорок четвертом в Польше были мы в местечке... под Белостоком... только от немцев из танковой гренадерской дивизии СС "Фельдхернхалле" отбились...

- Пойдем... мамонт, - сказал Коняхин, и подобие улыбки появилось на его темном морщинистом лице, а брежневские брови диковинно изогнулись, словно буден-новские усы. - Там небось твоя старуха уже все бивни в крошку стерла, придешь домой, она тебя маленько за хобот-то потаскает!

Как-то получилось, что все вышли во двор проводить Коняхина с Апраксиным. Солнце стояло еще высоко, но рядом с ним горели миражи, повторяющие облик светила. Три солнца горело в выцветшей синеве небес, и каждое горело не хуже основного. На востоке, там, где находились полигоны Капустина Яра, чуть выше деревьев стояла багрово-черная полоса. Косаря над Царицыном уже не было видно, теперь над городом кружилась стая летающих тарелочек, маленькими металлическими звездочками поблескивая в солнечных лучах. На назойливых мух были похожи тарелочки. Или на пчел, собирающих не- -ктар со степных цветов.

- Ворота жемчужные, - хмыкнул Ворожейкин, не отводя глаз от кружащихся в небе тарелочек. - Стены из ясписа...

Кононыкин смотрел в небо, но сейчас летающие тарелочки абсолютно не занимали его. "А ведь никто не поверит, - обожгла душу внезапная мысль. Никто. Кара небесная - да, гнев Господень - может быть. Но никто никогда не поверит, что это не кара небесная и не гнев Божий, а просто хорошо продуманное и прекрасно организованное вторжение. Никто ведь не поверит! Легче поверить в то, что сбылись пророчества, нежели в то, что эти пророчества кто-то использует в своих целях".

Коняхин и Апраксин, нетвердо ступая, двинулись по улице. Коняхин пытался придерживать воинственного ветерана, но тот вырывался, доказывая, что чувствует себя великолепно. Они уже скрылись за поворотом, когда Апраксин грянул любимую свою песню о погибших танкистах.

- И дорогая-а-я не узна-ет, каков танкиста был конец! - донеслось до стоящих во дворе.

Магомет Магометов вздохнул, покачал головой и сказал:

- За стол пошли! Махан стынет! Махан горячим хорошо есть, пока вкус мяса не пропал.

"Никто не поверит, - снова подумал Кононыкин. - Никто". - "А сам-то ты в это веришь?" - насмешливо спросил внутренний голос.

Глава десятая

Вечерние сумерки немногим уступали ушедшему дню. Солнце и его миражи скрылись за горизонтом, но набирающая желтую полноту Луна и Полынь-звезда, пылающая на небосводе, заливали мир своим светом, и остальные звезды в серых, кажущихся пыльными небесах почти не были видны. В высоте двигались стремительные разноцветные шары. Они сталкивались друг с другом, разбрасывая снопы искр, сливались, образовывая диковинные дрожащие пузыри, напоминающие мыльные, а на севере уже раскатилась на половину горизонта переливчатая аврора.