Перекресток

- Не знаю, - с сомнением сказал Нулик и тычком затушил сигарету в пепельнице. - Одно меня успокаивает - рынок всеяден. Наступит время, когда он удовлетворит большинство и вспомнит о меньшинстве. Например, о любителе рассказов, которому тоже хочется читать.

- Думаешь, такое время наступит? - удивился Баскунчак.

- Уже наступает. - И Нулик подмигнул журналисту. - В "ПСТ" третий сборник моих рассказов выходит. И альманах "Фантастика" уже по три выпуска в год выходить стал.

- И последний вопрос, - с облегчением сказал Баскунчак. Традиционный. Над чем ты работаешь сейчас?

И тут же пожалел о своем вопросе.

- Над помидорами на даче! - злобно сказал писатель.

Закончив очередную повесть, Нулик находился в простое, который почему-то считал внезапно подступившей творческой импотенцией. В таком состоянии он становился до желчи раздражительным и потенциально опасным для собеседника.

Даже на близких людей бросался от бессилия. Но Баскунчак об этом, к сожалению, не знал.

Заметив испуг собеседника, Нулик тоскливо сказал:

- Не пишется... Вроде бы все есть, столько деталей интересных нашел, идеологическая борьба проктологов с гинекологами, один только мужик, подрабатывающий гиеной, чего стоит, а вот не ложится текст. Ума не приложу, исписался я, что ли?

Подобное состояние Нулика было Баскунчаку привычным.

- Не понимаю, - сказал журналист и выключил диктофон. Откуда взялась грязь?

Углубленный в печальные размышления о собственном литературном будущем Нулик недоуменно вскинул бородку.

- Какая грязь? - вскинул он брови. - Ты о чем?

- Да все о том же, - сказал Дмитрий. - Если все это были голографические изображения, то откуда взялась грязь? Я ведь вернулся в номер весь в грязи, час стирал да отмывался.

- А я откуда знаю? - с некоторой агрессивностью откликнулся Нулик. - Спроси Былицкого.

- Я бы спросил. - Баскунчак встал, отошел к выходу на балкон, взял с подоконника забытые сигареты и закурил. Только ведь ты говоришь, что он человек богатый. А к богатому сейчас просто так не подойдешь, не возьмешь его за пуговицу - ты, мол, милый друг, объясни, что тут у тебя и для чего. У него же охрана, да и искать мне его некогда, завтра уже уезжать надо. У вас в аэропорту с билетами хорошо?

- Конечно, - благостно покивал Нулик. - Цены на самолет куда дороже, чем на поезд. Да и опасны наши воздушные лайнеры, поездом, как говорится, сутки, а самолетом - в рай. Поэтому народ больше поездами ездит, здоровье бережет.

Он снова углубился в газету.

- Грамотно сделано, - сказал он. - Вполне профессионально, это я тебе как бывший газетчик говорю. Смотри, тут еще один фельетончик есть!

Он подошел к журналисту и сунул ему газету. В фельетоне в ехидной форме рассказывалось о деятельности лаборатории генетики фирмы "Волга-Единорог". В продукции фирмы работники перерабатывающего комбината в очередной партии коров обнаружили чудовищную скотину, напоминающую видом тихоокеанского краба. "Чем нас накормят творцы в следующий раз? - ехидно спрашивал журналист. - Гигантскими летучими мышами? Коврами-самолетами с планеты Ружена? Пора бы положить конец безответственным экспериментам волжских сорвиголов".

- Грамотно сделано, - повторил Нулик. - Даже интересно. Ты вот новости моды почитай!

Баскунчак почитал.

"Грядущий сезон не несет особых сенсаций.

Мамическое решение силуэта по-прежнему довлеет над папическим. Вместе с тем тригонометрические мотивы постепенно уступают место орнитофлорическим, сдержанновакхическим.

А для молодых стройных женщин - даже квазиэкзистенциалистским. Брунсы вытесняются академками, комбирузы - комбианами, шлюмы - пилоэтами, дюральки - феритками, а кальций магнием. В повседневной носке никогда не надоедают кенгуру естественных цветов, а на выход рекомендуем наборы люмпексов.

Модны чистые насыщенные цвета: ранний селеновый, тускарора, кутящей гамбы, ноктилюка, протуберанцевый, гематоксилинэозин".

- Бред, - чистосердечно сказал Баскунчак.

- Не скажи, - хитро прищурился Нулик. - Приходит время, и слова меняют свои понятия. Знаешь, что в девятнадцатом веке означало слово "пилотаж"? В жизни не догадаешься! Искусство забивания свай! А знаешь, что хохлы в то время обозначали словом "банда"? Публичный дом! Меняются понятия, это он верно уловил.

- Кто? - неохотно спросил Дмитрий.

- Да Былицкий! - с жаром сказал Нулик.

- А по-моему, я все это где-то раньше читал, - с сомнением подумал вслух Баскунчак.

Он посмотрел вниз.

Солдатики на плацу продолжали маршировать, к столкнувшимся автбмашинам присоединился милицейский "опель", участники столкновения спорили уже так, что их крики долетали до шестого этажа.

- Женя, - сказал Баскунчак, - у тебя время есть? Я хотел набросать у тебя текст интервью, чтобы ты, значит, сразу ознакомился и дал добро. Если чего, мы в него правки внесем, чтобы потом вопросов не возникало.

Нулик озабоченно посмотрел на часы.

- До двух часов у меня время есть, - сказал он. - Управимся?

К двум часам они не только перечитали текст интервью, но и внесли в него некоторые правки. Как это часто бывает, умная мысля пришла опосля, но была она настолько умная, что не вставить ее в интервью было просто невозможно.

Потом, как водится, немного посидели, поговорили о знакомых, о том, что их общий знакомый питерский писатель Андрей Боголюбов уже с четвертым издательством судится, и тенденции просматриваются нехорошие. Оба согласились на том, что Боголюбов все-таки прав, что зачастую издатели со своими авторами поступают не так, как того авторы заслуживают, а так, как авторы позволяют с собой поступать. Потом поговорили о писателе Логинове, который в очередной раз обрушился на многострадального графа Толстого, разоблачая его безграмотность и литературную беспомощность. Нулик оживился и тут же с ехидными интонациями в голосе процитировал свое стихотворение, которое было посвящено именно этому писателю:

Не дери предпоследних локонов,

Не завидуй везенью графьему!

Дорогой наш товарищ Логинов,

Пропоют и тебе анафему! *

Под этот интересный разговор незаметно уговорили трехсотграммовую бутылочку коньяка, которая нашлась у запасливого Нулика. Расчувствовавшийся и разнежившийся Евгений взял-таки в руки гитару и спел пару своих новых песен. И коньяк был хороший, и песни отличные и, как всегда, ехидные, но все-таки прежнего удовольствия Баскунчак не получил. Про другое он думал в это время и ничего с собой поделать не мог.