Страница 2 из 13
- Мы Счастливы, - слышал я слева от себя отрывок первого предложения, но тут же переключался на голос справа.
- Заходите в гости. Всегда рад вам буду.
- ИвсегдаМечталиВстретитьЗдесьУнасТехКоторые.
- Дам вам съесть, все, что есть, только не посуду...
- ИмыГордимсяЧтоЗдесьЗаТакойСрокДалекоОтЗемлиМыСами.
- Дам вам съесть, все, что есть, только не посуду...
- СпроситеЛюбогоЗдесьЖивущегоГорожанинаОнРасскажетКакМыСтроили.
- ДамВамСъестьВсеЧтоЕстьТолькоНеПосуду...
В ожидании ТОРЖЕСТВЕННОЙ минуты я пытался представить, какую блестящую речь произнесу в ответ на их слова. Но когда наступила моя очередь, бестолково выкрикнул что-то в пространство и без того забитое до отказа, поймал себя на том, что не говорю, а просто кричу, пытаясь прорваться сквозь завесу звука, и толком ничего не могу сказать. А потом я почувствовал, что это, в общем, никого не волнует, никому моя речь не нужна и вообще я только повод ПОГОВОРИТЬ, - так мне показалось в тот момент.
Несмотря на явный провал с речью, накал встречи ничуть не остыл, меня с прежним энтузиазмом довели до машины и повезли - должно быть отдохнуть, я в этот момент уже плохо соображал, что происходит.
В комнату я вошел в полном отупении. Единственное, что я сознательно попытался сделать, - выключить радио, но поскольку выключателя я почему-то не нашел, а рвать провода в первый день приезда было не совсем удобно, я завалил его подушкой, одеялом, плотно закрыл окна, замотал голову полотенцем и повалился на кровать...
Гул затих... И я, молодой и здоровый, проходивший тренировки на выдержку, провалился в какое-то странное забытье, ощущая в ушах остатки забившегося шума, как в детстве после промывания уха сильным напором воды. Было также непонятно: больно это или просто непривычно...
Должно быть, просто непривычно, потому что, когда я проснулся и открыл окно, прибой снова рванул ко мне в комнату, но он уже не был таким резким, - видимо, я все-таки успел немного адаптироваться... А внизу, в саду, гуляли люди чужого, незнакомого Города. И мне стало стыдно, что я так бездарно валялся, пока вокруг кипела жизнь...
Через несколько минут я был внизу и шел по одной из аллей парка... На меня поглядывали с любопытством; по каким-то неуловимым признакам даже в самом большом Городе легко узнать чужого, приезжего... А может быть, меня уже видели в телевизионной передаче? В роли знаменитости я выступал впервые, и то, что заслуги в данном случае лично моей не было никакой, кроме испорченного двигателя, меня смущало. Наконец я скромно присел на скамью. На другой ее половине сидела молодая женщина с ребенком...
- СказкуСказкуСказку, - ныл ребенок...
"Жил на свете муравей. Он уже несколько дней не ел и был очень голодный, - без всяких раздумий начала мама. - Полз муравей по дороге, полз и вдруг увидел огромный амбар. В этот амбар ссыпали всю пшеницу. Муравей решил утащить из амбара пшеницы - и поесть, и запас сделать.
Пробрался муравей в амбар, взвалил на спину пшеничное верно и потащил домой. Муравей был маленький и мог унести только одно зернышко. Поэтому он вернулся в амбар, взвалил на спину еще одно пшеничное зерно и потащил домой. Потом он вернулся в амбар, взвалил на спину еще одно пшеничное зерно и потащил его домой. Потом он вернулся в амбар..."
Теперь мне было понятно, почему мама так легко начала "рассказывать сказку". При этом она спокойно занималась своим делом: вязала, пересчитывала петли, а сказка развивалась своим чередом. Я все ждал, когда же малыш соскучится и завопит, но он молчал, прислушиваясь к тому, как муравей идет в амбар, с волнением ждет, когда муравей взвалит на спину еще одно пшеничное зерно, с нетерпением жаждет услышать, как он потащит спасительное зерно к себе домой... Я подивился такому выносливому малышу, и, поскольку зерен хватало на долгое время, я встал и пошел дальше, удивляясь все больше и больше уже другому: у нас парк - непременно тишина, спокойствие. Здесь же наоборот. И все дети почему-то были напичканы скучнейшими историями, вроде муравья, который тащил зерно, про белого бычка и про мочало, про старуху, которая пошла в лес...
"Ну, - подумал я, - если к этому приучать с детства, неудивительно, что потом вырастают Первые Встречные".
Спасаясь от шума, я свернул на совсем крохотную аллейку, где не было никого, кроме одной-единственной девушки. Я остановился. Это была та самая девушка, которой так не хватает в чужом Городе. Я замешкался, перебирая в памяти все известные в таких случаях вопросы, обращения или на худой конец вежливые восклицания... Девушка дошла до конца аллеи, повернулась и пошла мне навстречу. Редкая девушка, гуляющая по парку в одиночестве, не бывает приятной или хотя бы милой - тут не ошибешься. Пока я судорожно придумывал, с чего начать, она уже стояла передо мной... и смотрела на меня... и не просто смотрела... Она сама что-то говорила, из-за шума я сначала даже не расслышал, что именно. Одно только смутило меня, почему я и замялся: Она говорила что-то, глядя на меня, но выражение глаз, лица все не имело ко мне лично никакого отношения, будто вообще Она обращалась и не ко мне...
Договорив, Она быстро повернулась, смутившись, если не испугавшись, и пошла обратно...
Я, конечно, поспешил догнать ее...
- Простите, я не расслышал, что вы сказали... И вообще, я здесь в первый раз, поэтому... Не могли бы вы...
Девушка обернулась с таким искренним изумлением на лице, будто вовсе и не Она первая заговорила со мной... Но тем не менее на вопросы мои Она ответила так быстро, будто давным-давно приготовила на них ответ.
- ДаЯпоняла, - сказала Она, - ВасСегодняВстречали. АПочемуКвамНикогоНе приставили? - Она говорила строго, но было видно, что Она все равно смущается, потому что понимала: провожатого мне, безусловно, дадут.
В оправдание я забормотал что-то совсем нелепое, именно оттого, что Она знала, кто я такой. Будь это у нас, я бы вел себя иначе. Но здесь, здесь мне позволили вольность, которую бы явно не позволили другому... Она заговорила со мной, потому что в ней "заговорил" долг жительницы Города перед Гостем...
К сожалению, в ней заговорил не только долг хозяйки Города, но и дух самого Города. Я почему-то надеялся, что Она-то будет менее говорлива, чем все остальные... Она должна была быть иной, но, увы!