Олимп

Кассандра показывает зубы.

Елена берет Андромаху за руку – трудно сказать зачем; возможно, желая поучаствовать в убийстве. Другую ладонь она опускает на плечо ясновидящей.

– Значит, Менелай решил прикончить меня? – шепчет красавица на ухо жертве.

– Нынче он дважды придет за тобой, и дважды ему помешают, – бесцветным голосом отзывается та.

Затуманенные глаза царской дочери уже ни на кого не смотрят. Ее улыбка больше всего напоминает оскал черепа.

– Когда это будет? – допытывается Елена. – И кто его остановит?

– Сначала, когда запылает погребальный костер Париса, – все так же невыразительно и равнодушно, будто припоминая забытую детскую сказку, бормочет Кассандра. – И снова, когда огонь догорит.

– Кто его остановит? – повторяет Зевсова дочь.

– В первый раз на пути Менелая встанет жена Париса, – изрекает пророчица и закатывает очи, оставив на виду одни белки. – Потом – Агамемнон и та, что жаждет убить Ахиллеса, Пентесилея.

– Амазонка Пентесилея? – Изумленный голос Андромахи прокатывается долгим эхом под сводами храма. – Она за тысячи лиг отсюда, да и великодержавный Атрид тоже. Как, интересно, они доберутся к нам прежде, чем угаснет пламя?

– Тихо ты! – шипит Елена и вновь обращается к ясновидице, чьи веки странно подрагивают: – Говоришь, Менелаю сперва помешает супруга Париса? И как же? Как я это сделаю?

Кассандра валится на пол без чувств. Аккуратно запрятав кинжал в легкие складки одеяния, Андромаха с силой хлещет упавшую по лицу вновь и вновь. Но та не приходит в себя.

Елена пинает обмякшее тело ногой.

– Провалиться бы ей в преисподнюю. Ну как я могу не дать Менелаю убить себя? Остались, наверное, считанные…

С площади доносится дружный вопль аргивян и троянцев. Женщины слышат знакомый гул и свист.

Это Борей и Зефир ворвались в город через Скейские ворота. Сухой трут поймал искру, дерево занялось. Костер запылал.

4

На глазах у Менелая буйные вихри дохнули на уголья, выбили несколько тонких, мерцающих язычков, и вот уже сруб охватило бурное пламя.

«Пора», – решил Атрид.

Шеренги ахейцев, нарушая порядок, подались назад от внезапного жара. В суматохе Менелай незаметно проскочил мимо своих товарищей и начал пробираться через толпу троянцев. Он уверенно приближался к храму Зевса и заветной лестнице. Кстати, ветры дули в том же направлении. На ходу воин успел отметить, что зной и снопы летящих искр вынудили Приама, Елену и прочих отступить с балкона немного вглубь, а главное – разогнали солдат, которые занимали нижние ступени.

«Путь свободен. Еще чуть-чуть, и я поверю, что боги на моей стороне», – подумал Менелай.

Может статься, так оно и было. В последнее время троянцы и аргивяне то и дело вступали в общение с отвергнутыми олимпийцами. Простое объявление войны между кратковечными и бессмертными еще не означало полного разрыва всех уз, основанных на кровном родстве и закоренелой привычке. Насколько знал Атрид, целые дюжины знатных ахейцев тайно, под покровом ночи, приносили жертвы тем же богам, с которыми сражались при свете дня. Разве сам Гектор не взывал только что к Зефиру и Борею, умоляя разжечь погребальный костер под телом несчастного брата? И разве могучие божества западного и северного ветров не вняли его настойчивой просьбе, хотя и ведали, что на тех же дровах, подобно поганым начаткам, которые без сожаления швыряют псам, разбросаны кости и кишки Диониса, родного сына Тучегонителя?

«Смутное времечко. Не разберешь, как теперь и жить».

«Не забивай голову, – усмехнулся внутри знакомый циничный голос, предлагавший убить Елену. – Тебе-то уже недолго осталось».

У подножия лестницы Менелай остановился и обнажил клинок. Никто не проявил интереса: все взгляды приковал к себе костер, который выл и бушевал на расстоянии трех десятков футов. К тому же каждый из многих сотен воинов прикрывал рукой лицо и глаза.

Атрид опустил ногу на первую ступень.

В тот же миг из портика святилища Зевса, в десяти футах от Менелая, возникла женщина, одна из тех, что подавали в начале ритуала мед и масло, и двинулась прямо на костер. Взоры зрителей разом обратились к ней; Атриду пришлось замереть на месте, опустив оружие, ибо он оказался в точности за ее спиной и не желал излишнего внимания.

Женщина откинула с лица тонкое покрывало. Толпа троянцев напротив погребального сруба изумленно ахнула.

– Энона! – воскликнул наверху женский голос.

Менелай вытянул шею. Приам, Елена и прочие вернулись на балкон, привлеченные шумом. Кричала не изменница, кто-то из рабынь.

Энона? Где-то Атрид уже слышал это имя, еще до начала Троянской войны, однако не напрягать же память теперь, когда цель так близка! Еще полминуты. Елена там, наверху, до нее лишь пятнадцать ступеней, и ни единого мужчины на пути.

– Я настоящая жена Париса! – Даже в такой близи возглас мнимой девы еле пробивался сквозь вой ветров и яростный треск огня, пожирающего мертвое тело.

Настоящая жена Париса? Ошеломленный Менелай замешкался. Из храма и с прилегающих улиц нахлынули новые любопытные зрители. Лестница стала заполняться людьми. Рыжеволосый аргивянин припомнил темные слухи, некогда носившиеся по Спарте: дескать, прежде Парис был женат на дурнушке на десять лет старше себя, но ухитрился забыть о ней, как только боги помогли ему выкрасть Елену.

– Феб Аполлон не убивал Париса, Приамова сына! – надрывалась Энона. – Это сделала я!

Послышались крики, грубая брань, кое-кто из троянцев шагнул вперед с намерением схватить сумасшедшую, однако их удержали свои же товарищи. Большинство хотели послушать, что скажет эта сука.

Сквозь пламя Атрид отчетливо видел Гектора: даже величайший герой Илиона был не в силах вмешаться, поскольку между ним и женщиной полыхало алчное пламя.

Энона приблизилась к огню, и над ее одеждой начал куриться пар. Похоже, дамочка заранее окатила себя водой, готовясь к выступлению. Под вымокшим платьем явственно проступали тяжелые, полные груди.

– Париса убила не молния Аполлона! – визжала гарпия. – Когда десяток дней назад мой муж и бог ушли в Медленное Время, они, как и было задумано, пустили друг в друга стрелы, но промахнулись оба. Супруга обрек на гибель выстрел простого смертного – коварного Филоктета! Вот кто во всем виноват! – И она ткнула пальцем в старика, застывшего в группе ахейцев по правую руку от Большого Аякса.

– Врешь! – завопил седовласый лучник, совсем недавно спасенный Одиссеем с безлюдного острова ради битвы с богами.

Пропустив его выкрик мимо ушей, Энона подступила еще ближе к костру. Ее лицо и нагие руки раскраснелись. Дым от мокрых одежд окутывал тело густым призрачным облаком.

– Когда раздосадованный Аполлон квитировался на Олимп, аргивский трус Филоктет, не забывший прежних обид, пустил отравленную стрелу в мошонку моему супругу!

– Откуда тебе это знать, женщина? – Слова Ахиллеса прогремели стократ сильнее вдовьего писка. – Никто из нас не следовал за Приамидом и сребролуким в Медленное Время. Никто не видел сражения!

– Узнав о предательстве, Аполлон квитировал мужа на склоны горы Ида, где я жила изгнанницей более десяти лет… – продолжала Энона.

Теперь, не считая нескольких выкриков, бо льшая часть гигантской городской площади, запруженной тысячами троянцев, переполненные стены и крыши домов умолкли. Все ждали.

– Парис молил принять его обратно, – рыдала женщина, от мокрых волос которой так же яростно валил пар, как и от одежды. Даже слезы ее мгновенно улетучивались. – Он умирал от греческого яда. Яйца, пах и прежде любимый член уже почернели, но муж все равно упрашивал исцелить его.

– Как может обычная старая карга снять последствия смертельного яда? – впервые проревел Гектор, перекрывая богоподобным голосом шум ветров и костра.

– Некий оракул предсказал супругу, что я одна сумею излечить его роковую рану, – отозвалась Энона.

Либо у нее иссякали силы, либо жар и вой огня возросли. Атрид мог разобрать отдельные слова, хотя и сомневался, что это под силу другим на площади.