Гамбиты

Для Фредерика же люди были либо куклами в руках системы, либо хозяевами этой системы, либо ее жертвами. Сама система не представляла для Фредерика никакой загадки: она состояла из политической структуры, сделавшей войну во Вьетнаме неизбежной; из силовой структуры, сохранявшей политическую власть; и из структуры социальной, которая скормила его раскрытой пасти войны. Фредерик ответил на вызов этой системы двояко: он сбежал от нее в нечто совершенно невидимое и мало связанное с жизнью - в математические формулы и добился в этой области таких успехов, что мог теперь совершенно спокойно игнорировать ее. И жил он только для того, чтобы подсоединяться к своим компьютерам, избегая всяких человеческих осложнений, любить Натали так же яростно и умело, как и драться с любым, кто, как ему казалось, мог его обидеть. Он научил Натали стрелять из револьвера тридцать восьмого калибра, который держал в своей захламленной квартире...

Натали стало холодно, она включила мотор, чтобы согреться. Проехав мимо церкви, где люди собирались на утреннюю рождественскую службу, она повернула в сторону Брод-стрит. Ей вспомнились заутрени, к которым она с отцом ходила столько лет, - в баптистской церкви в трех кварталах от их дома. В этом году она решила туда больше не ходить - хватит лицемерить. Она знала, что ее отказ обидит отца и даже разозлит, но на сей раз решила настоять на своем. Натали почувствовала, как пустота внутри нее разрослась от болезненного толчка печали прямо в сердце. Сейчас она отдала бы все на свете, лишь бы не огорчать его. Лишь бы он был жив... О, если бы!

Ее мать погибла, когда Натали исполнилось девять лет. “Это был несчастный случай, просто несчастный случай”, - сказал ей тогда отец, стоя на коленях у постели дочки и держа ее руки в своих. Как-то летом мама возвращалась с работы через небольшой сквер метрах в тридцати от улицы и машина, в которой сидело пятеро белых юнцов из колледжа, все пьяные, резко свернула на лужайку - они так забавлялись. Машина крутанулась вокруг фонтана, потом пошла юзом по рыхлой почве и налетела на тридцатидвухлетнюю женщину, которая торопилась домой к мужу и дочери, - была пятница, и они собирались во второй половине дня отправиться на пикник. Она не видела машины до последней секунды, как утверждали свидетели: один из них сказал, что когда автомобиль налетел на нее, у негритянки было на лице лишь удивление, а вовсе не ужас.

В первый день занятий в четвертом классе учительница велела ученицам написать о том, что случилось во время летних каникул. Натали долго смотрела на чистый тетрадный лист, а потом написала, очень аккуратно, самым лучшим своим почерком: “Этим летом я была на похоронах моей мамы. Моя мама была очень добрая и милая. Она меня очень любила. Она была молодая, и ей нельзя было умирать этим летом. Люди, которым нельзя было садиться в машину, задавили ее, и она умерла. Они не попали в тюрьму, им ничего не сделали. После похорон мамы папа и я поехали на три дня к моей тете Ли. Но потом мы вернулись. Я очень скучаю по маме”.

Натали закончила свое сочинение, затем попросила разрешения выйти, быстро прошла по коридорам, таким знакомым и незнакомым, вошла в уборную для девочек, и там ее несколько раз стошнило.

Клише, клише. Натали свернула с Брод-стрит к дому Мелани Фуллер. Каждый день проезжала девушка мимо, и в ней подымалась все та же боль и глухая ярость. Всякий раз, глядя на этот дом, - теперь он был таким же темным, как и соседний, потому что миссис Ходжес уехала, - она вспоминала прошлый вторник и свою встречу с бородатым человеком в этом доме.

Сол Ласки. По идее, его легко было подвести под определенный стереотип, а вот не получалось. Натали мысленно представила его печальные глаза и тихий голос. Где он сейчас может быть? Что произошло? Они решили звонить друг другу через день, но он так ни разу и не позвонил ни ей, ни Джентри. Шериф попробовал позвонить сам по обоим номерам - домашнему и университетскому. Дома никто не ответил, а секретарь психологического факультета университета сказала, что доктор Ласки до шестого января в отпуске. “Нет, доктор Ласки не звонил в деканат после шестнадцатого декабря, когда он уехал в Чарлстон, но он определенно вернется к шестому января. В этот день у него начинаются лекции”.

В воскресенье они с Джентри сидели в его кабинете и разговаривали; она показала шерифу газетную заметку про взрыв в вашингтонском офисе одного сенатора за день до того. Погибло четыре человека. Может быть, это имело какое-то отношение к таинственному свиданию, на которое Сол должен был отправиться в тот день?

Джентри улыбнулся и напомнил ей, что при взрыве погиб охранник этого здания, а вашингтонская полиция и ФБР утверждают, что это обычный террористический акт, что ни одного из погибших не опознали как Сола Ласки и что по крайней мере некоторая часть бессмысленного насилия, творящегося в мире ежедневно, никак не связана с тем кошмаром, о котором им поведал Сол.

Натали тогда лишь улыбнулась, соглашаясь с ним. Три дня спустя от Ласки по-прежнему не было никаких известий.

***

В понедельник утром Джентри позвонил ей с работы.

- Вы хотели бы нам помочь в официальном расследовании убийств в “Мансарде” ? - спросил он.

- Конечно, - ответила Натали. - А как я могу помочь?

- Мы пытаемся найти фотографию миз Мелани Фуллер, - пояснил Джентри. - Ребята из горотдела по делам убийств, да и местное отделение ФБР утверждают, что фотографии этой леди вообще не существует. Они не смогли найти ни одного ее родственника, у соседей тоже нет ее фотографий, обыск дома результатов не дал. Мы разослали ориентировку, но там только словесный портрет. Мне кажется, было бы очень полезно иметь ее фотографию. Вы согласны?

- Что я могу сделать?

- Давайте встретимся перед домом Фуллер через пятнадцать минут, - сказал Джентри. - Вы меня узнаете по розе в петлице.

Шериф действительно приехал на встречу с розой в петлице своей форменной рубашки. Он торжественно вручил ей цветок, когда они направились к запертой калитке перед домом Фуллер.

- Чем я это заслужила? - улыбнулась Натали, поднося дивно пахнущую розу к лицу, и невольно покраснела.

- Наверняка это будет вашей единственной наградой за долгие, выматывающие и, скорее всего, бесполезные поиски. - Джентри тут же вытащил огромную связку ключей, отыскал среди них тяжеленный старомодный ключ и отворил калитку.

- Мы что, будем снова обыскивать дом Фуллер? - спросила Натали. Ей очень не хотелось опять входить туда. Она вспомнила, как пять дней назад увидела тут Сола. По телу ее пробежала дрожь, хотя день был теплый.

- Не-а. - Джентри провел ее через небольшой двор к другому кирпичному зданию, стоявшему рядом. Поискав еще один ключ в связке, он отпер резную деревянную дверь. - После гибели мужа и внучки Рут Ходжес перебралась к своей дочери в западную часть города, в новый район Шервуд Форест. Я получил ее разрешение забрать здесь что мне нужно.

Внутри дома было темно, пахло натертыми мастикой полами и старой мебелью, но тут не было затхлого, нежилого запаха, как в доме Фуллер. Они поднялись на второй этаж и вошли в небольшую комнату с рабочим столом, диваном и литографиями скаковых лошадей, в рамках, на стенах.

- Это был кабинет Джорджа Ходжеса, - пояснил Джентри, включив настольную лампу. Он взял альбом с марками, осторожно перевернул несколько страниц и повертел в руке увеличительное стекло. - Бедняга никогда и мухи не обидел. Тридцать лет служил на почте, а последние девять работал ночным сторожем на пирсе. И надо же такому приключиться... Джентри покачал головой. - Ну так вот, миссис Ходжес говорит, что у Джорджа был фотоаппарат, он только года три как с ним расстался, а до того снимал регулярно. Она уверена, что миз Фуллер никогда не позволяла ему фотографировать ее - старая леди напрочь отказывалась сниматься... Но Джордж сделал множество слайдов, и миссис Ходжес не может поручиться, что среди них не найдется моментального снимка Мелани Фуллер...