Эндшпиль

– У нее произошел обширный удар, – ответил доктор Хартман. – Возможно даже целая серия ударов. – Он посмотрел на непонимающее выражение лица Говарда и продолжил:

– У нее то, что мы называем мозговым кровоизлиянием. В ее мозг временно перестал поступать кислород. Насколько мы можем судить, кровоизлияние локализовано в правом полушарии мозга пациентки, это и привело к нарушению мозговых и нейрологических функций. Парализованной оказалась левая половина тела – запавшее веко, рука, нога, но в каком-то смысле это можно считать благо приятным признаком. Афазия – проблемы с речью – в основном вызываются кровоизлияниями в левом полушарии. Мы сделали ЭКГ и сканирование мозга, и, честно говоря, результаты несколько обескураживающие, Если мозговое исследование подтвердило инсульт и возможную закупорку центральной мозговой артерии, ЭКГ абсолютно не соответствует тому, чего можно было бы ожидать при обстоятельствах подобного рода...

Я потеряла интерес к этой сугубо медицинской терминологии и сосредоточила свое внимание на регистраторше среднего возраста, которая сидела в вестибюле. Я велела ей встать и подойти к детям.

– Привет, – заставила я ее сказать. – Я знаю, кого вы пришли навестить.

– Нас не пропускают, – ответила шестилетняя девочка, которая на рассвете пела мне “Хей, Джуд”, – мы слишком маленькие.

– Но я знаю, кого бы вы хотели повидать, – продолжила регистраторша с улыбкой.

– Я хочу увидеть добрую тетю, – сказал мальчик, в глазах его стояли слезы.

– А я не хочу, – с вызовом заявила старшая девочка.

– И я не хочу, – подхватила ее шестилетняя сестра.

– Почему? – спросила регистраторша моим голосом. Мне было очень обидно.

– Потому что она странная, – ответила старшая девочка. – Мне показалось, что она мне нравится, а когда я вчера дотронулась до ее руки, она была странной.

– Что значит странной? – На носу регистраторши были очки с толстыми стеклами, поэтому изображение было искаженным. Я ведь надевала очки только для чтения.

– Странной, – повторила девочка. – Смешной. У нее кожа жесткая и скользкая, как у змеи. Я сразу отпустила ее руку, еще до того как ей стало плохо, но я сразу поняла, что она противная.

– Да-да, – поддакнула ее сестра.

– Замолчи, Элли, – оборвала старшая девочка – на лице ее было написано, что она сожалела о том, что вступила в разговор.

– А мне хорошая тетя понравилась, – возразил мальчик. Похоже, что он перед визитом в больницу плакал.

Регистраторша – по-моему велению – отозвала девочек к стойке.

– Пойдите сюда, девочки. У меня есть кое-что для вас. – Она порылась в ящике и достала две круглые мятные конфеты в обертках, а когда старшая из девочек протянула руку, та крепко схватила ее за запястье. – Сначала дай я предскажу тебе твое будущее, – заставила я прошептать регистраторшу.

– Отпусти, – так же шепотом ответила девочка.

– Молчать! – прошипела регистраторша. – Тебя зовут Тара Варден. А твою сестру Эллисон. Обе вы живете в большом каменном доме на холме, который вы называете замком. Однажды ночью в вашу спальню войдет огромный зеленый черномазый с острыми желтыми зубами, он разорвет вас на мелкие клочки – вас обеих – а потом съест!

Девочки попятились – лица их побелели, глаза стали огромными, как блюдца. Челюсти у них отвисли от страха и изумления.

– А если вы расскажете об этом – отцу, матери или кому-нибудь другому, – заставила я прошипеть регистраторшу им вслед, – то черномазый придет за вами уже сегодня ночью!

Девочки рухнули на свои стулья, глядя на женщину с таким ужасом, словно она была змеей. Через несколько минут в приемную вошла пожилая пара, и я позволила регистраторше снова вести себя непритязательно, вежливо и несколько чопорно.

Наверху доктор Хартман как раз заканчивал свои медицинские объяснения Говарду Вардену. В конце коридора старшая сестра Олдсмит проверяла назначения, особо обращая внимание на то, что было прописано миссис Доу. В моей палате молодая сестра Сьюэлл осторожно обертывала меня холодными компрессами, чуть ли не подобострастно массируя мне кожу. Я ощущала это очень слабо, но при мысли о том, что моей особе уделяется такое огромное внимание, настроение мое улучшилось. Приятно было вновь чувствовать себя в кругу семьи.

На третий день, а именно на третью ночь, я отдыхала.., в действительности я перестала спать, я просто позволяла парить своему сознанию, свободно, наугад перемещаясь от реципиента к реципиенту.., и вдруг я ощутила физическое возбуждение, незнакомое мне уже много лет, – я ощутила присутствие мужчины, прикосновение его рук, тяжесть его чресел, вжимающихся в меня. Сердце мое заколотилось, когда я почувствовала, как прижимаются к его торсу мои юные груди, как набухают на них соски. Язык его проник в мой рот. Я чувствовала, как пальцы его возятся с пуговицами форменного сестринского платья, и мои собственные руки скользнули вниз, к его ремню, расстегнули молнию гульфика и обхватили его восставший твердый член.

Это было отвратительно. Это было непристойно. Сестра Конни Сьюэлл в подсобном помещении развлекалась с каким-то интерном.

Но поскольку спать я все равно не могла, я позволила своему сознанию вернуться к сестре Сьюэлл. Я утешалась мыслью, что не являюсь инициатором всего этого, но лишь принимаю пассивное участие в происходящем. Ночь прошла почти незаметно.

Не могу сказать, когда у меня зародилась мысль о том, чтобы вернуться домой. В течение первых нескольких недель, даже месяца, мое пребывание в больнице было неизбежным, но к середине февраля я начала все чаще и чаще задумываться о Чарлстоне и о родном доме. Оставаться в больнице дольше, не привлекая к себе внимания, становилось невозможно. Через три недели доктор Хартман перевел меня в большую отдельную палату на седьмой этаж, и у большей части персонала сложилось впечатление, что я являюсь очень состоятельной пациенткой, требующей особого ухода. Вообще-то это соответствовало действительности.

Однако оставался администратор доктор Маркхам, который продолжал интересоваться моим случаем. Он каждый день поднимался на седьмой этаж и старательно пытался что-нибудь разнюхать. Я была вынуждена заставить доктора Хартмана объясниться с ним. Старшая сестра Олдсмит также вступила с ним в переговоры. Наконец я пробралась в сознание этого ничтожества и применила собственные способы убеждения. Но Маркхам оказался на редкость упорным. Дня через четыре он вернулся и вновь принялся допрашивать сестер: кто оплачивает дополнительный уход за миссис Доу, откуда деньги на добавочные медикаменты, исследования, тесты, сканирования и консультации специалистов? Мол, администрация не располагает никакими сведениями о поступлении леди в больницу, нет компьютерных расчетов стоимости проведенных мероприятий, нет сведений о том, как будет производиться оплата. Сестра Олдсмит и доктор Хартман согласились встретиться на следующее утро с нашим инквизитором, заведующим больницей, шефом отдела делопроизводства и еще какими-то тремя чиновниками.