Неглубокая могила

– Привет, Томми, – сказала Арлена, обращаясь к парню за прилавком.

– Привет, Арлена, – ответил Томми.

Курц огляделся вокруг.

– Очень мило, – заметил он. – Мы уже начинаем закупать подарки к Рождеству?

Арлена провела его по узкому коридору мимо кабинок с видеомониторами, мимо туалета с написанным от руки предостережением «ДАЖЕ НЕ ДУМАЙТЕ ДЕЛАТЬ ЭТО ЗДЕСЬ«, через занавес из бус, через дверь без вывески и вниз по крутой лестнице.

В длинном, узком подвале было сыро и пахло крысиным пометом. Помещение делилось надвое невысокой перегородкой. В одной половине вдоль трех стен до сих пор стояли пустые книжные шкафы. Вторую занимали длинные щербатые столы, а в глубине стоял металлический шкаф.

– Как с запасным выходом? – спросил Курц.

– С этим все в порядке, – ответила Арлена.

Она показала ему черный вход, отделенный от видеомагазина: крутая каменная лестница, стальная дверь, выходящая в переулок. Вернувшись в подвал, Арлена отодвинула один из книжных шкафов, открывая другую дверь, запертую на висячий замок. Достав из сумочки ключ, она отомкнула замок. За дверью оказалась пустующая подземная автостоянка.

– Когда здесь размещался книжный магазин, – пояснила Арлена, – в отделе научной фантастики продавали героин. Ребятам нравилось иметь несколько выходов.

Осмотревшись вокруг, Курц кивнул.

– Телефонные линии?

– Пять. Полагаю, был очень большой спрос на фантастику.

– Пять нам не понадобятся, – сказал Курц. – Но три – это в самый раз. – Он проверил электрические розетки на полу и стенах. – Да, передай Томми, это как раз то, что нужно.

– Окон нет.

– Это неважно, – заметил Курц.

– Для тебя, – возразила Арлена. – Если все пойдет, как раньше, ты все равно будешь здесь нечастым гостем. А мне придется смотреть на эти стены девять часов в день. Я даже не буду знать, какое на дворе время года.

– Это же Буффало, – сказал Курц. – Считай, что зима.

Он отвез Арлену домой и помог перенести картонные коробки с ее личными вещами из юридических контор. Их было немного. Фотография в рамке, на которой были изображены Арлена и Алан. Еще одна фотография их умершего сына. Зубная щетка и прочая мелочь.

– Завтра мы берем напрокат компьютеры и покупаем телефонные аппараты, – сказал Курц.

– О? На какие деньги?

Достав из нагрудного кармана пиджака белый конверт, Курц отсчитал ей триста долларов пятидесятками.

– Ого! – недовольно заметила Арлена. – Этого хватит только на то, чтобы купить трубку от телефона. И то вряд ли.

– У тебя наверняка отложено что-нибудь на черный день, – сказал Курц.

– Ты берешь меня в долю?

– Нет, – сказал он. – Я беру у тебя в долг под обычный процент.

Вздохнув, Арлена кивнула.

– И сегодня вечером мне понадобится твоя машина.

Арлена достала из холодильника пиво. Не предлагая Курцу, она плеснула себе в чистый стакан и закурила сигарету.

– Джо, ты хоть понимаешь, как скажется отсутствие машины на моей личной жизни?

– Нет, – задержавшись в дверях, ответил Курц. – А как?

– Никак, черт побери.

ГЛАВА 5

Наблюдая гипнотизирующее зрелище миллионов тонн воды, перекатывающихся через зеленовато-голубой край и срывающихся в бесконечность, адвокат Леонард Майлз вспомнил то, что сказал о Ниагарском водопаде Оскар Уайльд: «Для большинства людей это оказывается вторым жестоким разочарованием медового месяца». Или что-то в таком духе. Майлз не был специалистом по Уайльду.

Майлз наблюдал водопад с американской стороны, – бесспорно, вид отсюда значительно уступал виду с канадской стороны, – но у него не было выбора, поскольку те двое, с которыми он встречался, скорее всего, не смогли бы въехать в Канаду легально. Как и большинство жителей Буффало, Майлз редко обращал внимание на Ниагарский водопад, однако это было то самое общественное место, где адвокат может встретиться с одним из своих клиентов, – а Малькольм Кибунт был его клиентом; к тому же отсюда было недалеко до дома Майлза на Большом острове. И Майлз мог не опасаться того, что случайно наткнется у водопада вечером в будний день на кого-нибудь из семьи Фарино или, что гораздо важнее, на одного из своих коллег.

– Подумываешь о том, чтобы сигануть вниз, советник? – раздался у него за спиной вкрадчивый голос, и к нему на плечо опустилась тяжелая рука.

Майлз вздрогнул. Медленно обернувшись, он увидел перед собой ухмыляющееся лицо и сверкающий бриллиантовый зуб Малькольма Кибунта. Малькольм продолжал крепко сжимать плечо адвоката, словно раздумывая, не перебросить ли Майлза через ограждение.

И Майлз знал, что ему это ничего не стоит. При встрече с Малькольмом Кибунтом у него всегда выступали мурашки, а его дружка Потрошителя он просто боялся до смерти. Поскольку последние три десятилетия своей жизни Леонард Майлз проводил много времени среди людей с положением в обществе, профессиональных убийц и торговцев психотропными наркотиками, он привык к подобным чувствам. Глядя на стоящих перед ним приятелей, Майлз не мог решить, у кого из них более своеобразная внешность: у Малькольма, негра шести футов и трех дюймов роста, атлетического телосложения, с бритой головой, восемью золотыми перстнями, шестью бриллиантовыми серьгами, передним зубом в алмазных блестках и в неизменной кожаной куртке, или у Потрошителя, молчаливого бесцветного альбиноса, с безумными глазами наркомана, похожими на отверстия, прожженные в белой пластмассе, и длинными сальными волосами, спадающими на мешковатый свитер.

– Какого хрена тебе нужно, Майлз? – спросил Малькольм, отпуская адвоката. – Заставил нас притащиться черт знает куда, мать твою!

Майлз любезно улыбнулся, подумав про себя: «Господи Иисусе, и этот сброд я вынужден защищать в суде!» Правда, интересы Потрошителя он не представлял ни разу. Майлз не имел понятия, задерживала ли его когда-нибудь полиция. Он даже не знал, как его настоящая фамилия. Несомненно, Малькольм Кибунт было имя вымышленное, но Майлз уже защищал верзилу-негра – слава богу, успешно, – в двух процессах по обвинению в убийстве (в одном случае Малькольм задушил свою жену), в одном деле по обвинению в нападении на полицейского, в одном деле с наркотиками, в одном изнасиловании несовершеннолетней, в одном обычном изнасиловании, в четырех случаях нанесения тяжких телесных повреждений, в двух поджогах и в нескольких нарушениях правил парковки автомобиля. Адвокат понимал, что это отнюдь не сделало их друзьями. Более того, он снова подумал, что Малькольм без колебаний сбросил бы его в ревущий водопад, если бы не два обстоятельства: во-первых, Майлз работал на семью Фарино, и, хотя сейчас у нее осталась только бледная тень былого величия, это имя по привычке вызывало уважение; и, во-вторых, Малькольм Кибунт понимал, что ему могут снова понадобиться профессиональные услуги Майлза.

Отойдя подальше от туристов, Майлз предложил парочке присесть на скамейку. Малькольм сел, сам Майлз тоже. Потрошитель остался стоять, уставившись в никуда. Щелкнув замками, Майлз открыл свой чемоданчик и протянул Малькольму папку.

– Узнаешь этого типа? – спросил он.

– Не-ет, – протянул Малькольм. – Но фамилия знакома, мать его.

– Потрошитель, а ты? – продолжал Майлз.

– Потрошитель его тоже не знает, – ответил за дружка Малькольм.

Потрошитель даже не взглянул в сторону фотографии. Он до сих пор еще ни разу не посмотрел на Майлза. Он не смотрел и на ревущий водопад.

– И ты поднял нас в такую рань и притащил сюда, мать твою, только для того, чтобы показать нам фотографию какого-то белого ублюдка? – спросил Малькольм.

– Он только что вышел из…

– Курц, – прервал его Малькольм. – По-немецки значит «короткий», Майлз, мой мальчик. Этот козел коротышка?

– Я бы так не сказал, – возразил Майлз. – А откуда ты знаешь, что «курц» по-немецки значит «короткий»?

Малькольм бросил на него такой взгляд, от которого человек со слабыми нервами наделал бы в штаны.