Тайна взорванного монастыря

— Вот потому и не остался! — сказал я. — Позволю я дурить себя, как маленького!

Отец поглядел на меня.

— М-да. Думаю, если б Гришка так не спешил, он бы обязательно одеяло откинул и понял, какой подвох ты ему готовишь. Но видик у тебя, однако, в этой Гришкиной амуниции!.. Прямо…

— Чучело гороховое, — подсказал я.

— Приблизительно, — отец прищурился. — Но скорей уж, смоляное чучелко. Ты и прилипчив, как оно. Вон, как к Гришке прилип!.. А теперь запомни как следует. Многое из того, что ты узнал от Гришки, нельзя рассказывать никому. Понял, никому! И про этого… Пельменя… и про то, что ты насчёт распятия слышал…

— Совсем никому? — спросил я. — Даже Борьке?

— Ну, Борьке можно, — согласился отец. — Но при этом предупреди его, чтобы он держал язык за зубами.

— Так что же можно рассказывать — в смысле, милиции и прочим? — спросил я.

— Да лучше ничего, — ответил отец. — Вы с Гришкой играли в поход — и вдруг, когда вы добрались до валунов, он занервничал и помчался назад. По пути ты подслушал его разговор с Алексеем Николаевичем, что тебя лучше забрать, потому что назревает нечто опасное. Что именно — ты не понял. Но ты обиделся на Гришку, да и любопытно было узнать, что же происходит, вот ты и забрался в багажник, и сидел там, пока тебя не обнаружили. Вот и все. Понял?

— Понял… — сказал я.

— Отлично. А теперь вытягивай ноги на лавке и отдохни. Нам ещё какое-то время придётся подождать.

Я думал, что мне глаз не сомкнуть, от страху и после всех волнений, а оказалось, я очень даже могу уснуть, возле каменки отогревшись, и вообще. Я хочу сказать, отец так спокойно говорил о том, что будет после, что я как-то совсем успокоился. Ну, раз он мне что-то запрещал рассказывать милиции, а что-то разрешал рассказывать Борьке, то, значит, он был уверен на все сто, что и с Борькой, и с милицией мы очень скоро увидимся, так ведь получается? Ну, и ко мне эта уверенность перешла, и так она меня согрела, не хуже тепла, которым обшивка бани пыхала, что я уснул без задних ног, и хоть пушками надо мной стреляй — я бы всё равно не проснулся. Вот как бывает, оказывается!

А когда я открыл глаза, то решил сперва, будто я начал сны видеть. Я ведь вырубился так, будто словно провалился куда-то, и никаких сновидений не было, но я достаточно соображал, чтобы помнить: уснул я на деревянной лавке в натопленной баньке, а теперь тоже было тепло, но при этом мотор урчал и меня слегка встряхивало, и лежал я на чём-то мягком, хотя до меня почти сразу дошло, что я лежу на заднем сидении Гришкиного «москвичонка», а две тёмных головы передо мной — это сам Гришка и отец, Гришка — на месте водителя, а отец — рядом. Было уже темно, но ведь зимой очень рано темнеет, поэтому сейчас могло быть и пять вечера, и девять, и вообще полночь. Но я подумал, что мне это неважно, раз я все равно сны вижу, я сам могу назначить, сколько сейчас времени, вот и все.

Отец и Гришка сперва молчали, а потом отец сказал:

— Смотри-ка, что это там за огни впереди?

— Это ведь на выезде на шоссе, да? — уточнил Гришка. И усмехнулся. — Нас, наверно, встречают, с иллюминацией.

— Точно, — проговорил отец. — Скорей всего, началась облава на бандитов.

— Я ж просил их подождать… — пробормотал Гришка.

— Видно, Ванькины вещи в твоём доме нашли — и переполошились, — заметил отец. — Решили, что раз ещё и ребёнок в лесу, то ждать не следует.

Я присел, чтобы поглядеть, что это за огни. И тут раздался голос в громкоговоритель:

— Машина, выезжающая из заповедника! Остановитесь на обочине!

Гришка покорно затормозил, а потом он и отец выскочили из машины, размахивая руками и крича:

— Это мы! Мы!

— Вы!.. Слава Богу!.. Живы!.. — к нам кинулись люди, и я разглядел и Мишу, и Алексея Николаевича, и вообще полно ментов, и в форме, и в штатском. Там и эти были, в камуфляже и с автоматами, которых на особо опасных преступников посылают.

— А Иван где? — спросил Миша.

— Здесь, — кивнул отец в сторону машины. — Как же мы без него?

А я и сам уже вылезал из «москвичка» на дорогу. Ну и вылупились все на меня!

— Ванька! Ну и видок у тебя! — ахнул Алексей Николаевич, а остальные, те, по-моему, просто отпали.

— Эй! — сказал я, потихоньку начиная соображать, что, кажется, я не сплю. — Как мы сюда-то попали? В машину, то есть?

Все расхохотались.

— Я ж тебе говорил, я что угодно и кого угодно выкрасть могу! — оскалился Гришка. — Вот я вас и выкрал, из-под самого носа у этого кретина!

— Выкрал? — я вытаращил на него глаза. — Как?

— Да вот так! В щёлочку проскользнул — и улизнул вместе с вами!

— И выкуп за нас не отдавал, который он просил?

— Конечно, нет. Откуда я этот выкуп возьму?

Я совсем растерялся, пытаясь догадаться, как Гришка нас мог из бани вытащить. А все вокруг слушали наш разговор с большим вниманием.

— Так где он? — спросил Миша.

— Вон там, в дальнем гостевом комплексе, — махнул рукой Гришка. — Так и сидит, бдит, чтобы, если я вместе с милицией явлюсь, пленников в бане спалить. Он на баню заранее бензином плеснул.

— В общем, брать его надо, пока не расчухал, — сделал вывод Алексей Николаевич.

— Вы поосторожней с ним, — предостерёг отец. — у него там целый арсенал. Кроме собственного пистолета, он ружьё Гришки захватил и мой карабин. И потом, обидно будет, если он от отчаяния баню подожжёт. Ведь пламя запросто на все другие постройки перекинется — потом не восстановить.

— И, кроме того, к нему в любой момент Петько присоединится, — сказал Гришка. — А вдвоём они вообще больших бед натворить могут…

— Петько не присоединится, — сказал Миша. — Петько мы взяли.

— Как? — вырвалось у Гришки. — Когда?

— Давно, уже несколько часов назад, — ответил Миша. — А как — это пусть Борис вам расскажет. Он в этом поучаствовал.

— Ну и ну! — отец поглядел на меня, весело прищурившись. — Я вижу оба моих сына отличились.

— Это как всегда, — отозвался Алексей Николаевич. — Отличаться — это у них в привычку, что ли, вошло. И как вы, Леонид Семёнович, с такими сорванцами до сих пор в психушку не угодили?

— Наверно, потому, что в детстве сам таким был, — ответил отец. — Да, я ещё хочу вас предупредить. Мой «Буран» там остался. Мы не стали его заводить, потому что иначе этот, как его, Скрипицын, выскочил бы и открыл пальбу, а мы были бы перед ним как на ладони. Так что он драпануть может на этом «Буране», если почует неладное, вы уж учтите.

— И ещё он у тебя какой-то ценный крест отобрал, который вернуть нужно, да? — обратился я к Гришке.

— Какой крест? — Миша почему-то так и впился глазами в Гришку. — Тот самый? Резное распятие?

— Он думает, будто тот самый, — ответил Гришка. И добавил, слегка понизив голос. — Я ведь неплохой столяр, так?

Миша ещё с минуту смотрел на Гришку — а потом расхохотался.

— Не хуже, чем вор! Только больше пользы людям приносишь! Так вот, значит, в чём дело?.. Ладно, это все потом, — он поглядел на часы. — Давайте прикинем все в последний раз — и надо начинать операцию.

— А можно мне поглядеть, как вы будете его брать? — спросил я.

Все взрослые вокруг так поперхнулись, будто червяка проглотили, даже эти, с автоматами и в бронежилетах. А ведь я, вроде, ничего особенного не сказал.

— С тебя мало? — осведомился Алексей Николаевич.

Я понял, что тут лучше не спорить, и спросил:

— Но хоть подождать здесь можно, пока вы его возьмёте, а?

— Это уж как отец решит, — ответил Алексей Николаевич.

Отец поглядел на часы.

— Вообще, нам бы домой двинуться, а то как бы наши волноваться не начали. Нам ведь ещё к Григорию нужно заехать, чтобы Иван Леонидович переоделся и привёл себя в нормальный вид. А то мама в обморок упадёт, если увидит это… это…

— Смоляное чучелко, — подсказал я.

— Вот именно, — кивнул отец.

А Миша положил руку мне на плечо.

— Не переживай. Я обязательно заеду и подробно расскажу, как всё было. Но здесь тебе делать нечего.