Страница 5 из 15
Келли Дэйл исчезла.
Когда я готовился стать школьным учителем, — а это было сразу после того, как я демобилизовался из армии и еще не очень хорошо представлял себе, зачем я это делаю (единственным объяснением служило то, что я просто не мог вообразить себе занятия более далекого от того, чтобы таскать на себе по вьетнамским джунглям тяжеленный вещмешок), — коронным вопросом, который обожали задавать нам профессора, было: «Кем вы хотите стать: пророком на горе или проводником в пути?». Суть этого вопроса заключалась в том, что существовало два типа учителей: «пророки», напоминавшие наполненные знаниями сосуды, которые время от времени переливали часть своих богатств в пустые кувшины учеников, и «проводники», которые подталкивали учеников к свету, пробуждая в молодых людях любопытство и жажду знаний. Отвечая на этот заковыристый вопрос, кандидат в учителя обязан был, разумеется, сказать, что хочет стать «проводником в пути»; это, в частности, означало, что хороший учитель должен не навязывать ребенку свои знания, а помогать делать собственные открытия.
Я, однако, довольно скоро обнаружил, что мне больше нравится быть «пророком на горе». Знания, факты, открытия, вопросы, сомнения и все, что хранилось в моем переполненном бочонке, я с удовольствием переливал в подставленные емкости моих двадцати — двадцати пяти учеников. Особенно мне нравилось работать с одиннадцатилетками, чьи кувшинчики все еще были пусты и не содержали ни лжи, ни ослиной мочи социальных предрассудков.
К счастью, существовало довольно много тем и предметов, которые меня весьма интересовали, в которых я более или менее разбирался и которыми мне от души хотелось поделиться с детьми. Я имею в виду мою страсть к истории и литературе, любовь к космическим путешествиям и авиации, мою университетскую специализацию в области экологии, неравнодушие к памятникам архитектуры, умение рисовать и рассказывать интересные истории, восхищение динозаврами и геологией, способность занимательно излагать свои мысли на бумаге, среднее знание компьютеров, врожденное чувство направления, ненависть к войне вкупе с пристрастием ко всему военному, мое близкое знакомство кое с какими отдаленными уголками мира и желание путешествовать, чтобы увидеть все его отдаленные уголки, извращенное чувство юмора, безусловное восхищение судьбами таких выдающихся исторических деятелей, как Линкольн, Черчилль, Гитлер, Кеннеди и Мадонна, мой талант лицедея и любовь к музыке, которая не раз приводила к тому, что, когда теплыми весенними или осенними днями мои шестиклашки устраивались в парке напротив школы послушать Вивальди, Бетховена, Моцарта или Рахманинова (для этого мы использовали мою портативную стереосистему, которую с помощью шестидесятифутового удлинителя подключали к розетке у парковых туалетов), учителя других классов раздражались и впоследствии выговаривали мне за то, что им пришлось закрыть окна — дескать, музыка отвлекала от занятий их учеников…
Иными словами, у меня было весьма много самых разнообразных интересов, чтобы оставаться «пророком на горе» на протяжении всех двадцати шести лет. «И некоторые из этих лет, — как гласила надпись на некоем надгробном камне, — были совсем неплохими».
Один из случаев, связанный с Келли Дэйл, произошел в «неделю изучения окружающего мира», которую муниципалитет устроил для шестиклассников, как только в бюджете появились средства на организацию экскурсии. На самом деле мы изучали природу и до этого похода, изучали на протяжении нескольких недель, но мои ученики навсегда запомнили путешествие вдоль Переднего хребта Скалистых гор и настоящие ночевки в старой лесной сторожке. Образовательная программа гордо именовала эти три дня и две ночи пеших переходов и полевых исследований «Практическими занятиями по ознакомлению и правильному восприятию окружающей среды». Дети и учителя называли их просто «эконеделей».
Я отчетливо помню тот теплый сентябрьский день, когда впервые привел класс, в котором училась Келли Дэйл, в горы. Дети уже побывали в сторожке и оставили на койках веши; затем мы совершили несколько недальних ознакомительных экскурсий, а за час до обеда я отвел ребят к бобровой запруде примерно в четверти мили от хижины, чтобы взять пробы на кислотность почвы. И вот я указал детям на заросли кипрея (Epilobium angustifolium, как я объяснил, потому что никогда не боялся добавлять в сосуд немного латыни), в изобилии росшего вдоль изломанного берега пруда, и заставил их найти легкие пушинки семян, скопившихся на земле или скользивших по водной глади. Потом я показал им золотые листья осины и объяснил, почему они «дрожат», то есть поворачиваются изнанкой: секрет здесь в том, что верхняя поверхность листа не получает достаточно солнечного света для полноценного фотосинтеза, поэтому лист прикрепляется черенком к ветке под таким углом, чтобы свет падал на обе его стороны. Еще я рассказал, что осины размножаются побегами, прорастающими из корней, поэтому большая осиновая роща, которой мы как раз любовались, в действительности является единым организмом. Потом мы разыскали поздние астры и дикие хризантемы, ожидавшие тех дней, когда безжалостные зимние ветры убьют их, и я попросил учеников найти красные листья лапчатки, земляники и герани.
Именно тогда, когда дети снова собрались вокруг меня тесным кружком, демонстрируя мне собранные букеты красных листьев и пучки веток, облепленных чернильными орешками-галлами, Келли Дэйл неожиданно спросила:
– А почему мы ко всему пришпиливаем бирки? Я помню, как вздохнул.
– Ты имеешь в виду — учим названия растений?
– Да.
– Имя — инструмент познания, — ответил я словами Аристотеля, которые уже много раз приводил в работе с классом. — Давая предметам свои наименования, мы учимся различать сущности.
Келли Дэйл чуть заметно кивнула и посмотрела на меня в упор, а я в который уже раз удивился резкому контрасту между ее удивительными, неповторимыми, ясными зелеными глазами и ничем не примечательной дешевой курточкой и вельветовыми брюками из «Кей Март»4.
– Но ведь все названия невозможно запомнить, — промолвила она так тихо, что другим детям пришлось наклониться вперед. Это был один из тех редких моментов, когда на теме урока сосредоточился весь класс.
– Да, выучить названия всех растений действительно невозможно, — согласился я. — Но если знаешь хотя бы некоторые из них, можно получать больше удовольствия от общения с природой.
Келли Дэйл покачала головой — почти нетерпеливо, как показалось мне тогда.
– Вы не понимаете, — сказала она. — Если вы не знаете всю природу, вы не сможете понять даже малую ее часть. Природа это… все. В ней все связано. И мы тоже являемся частью природы, которую изменяем одним своим присутствием, одним тем, что пытаемся понять ее…
Она замолчала, я же буквально онемел. Это, несомненно, была самая длинная речь, какую я когда-либо слышал от Келли. То, что она сказала, было абсолютно точным, но — я чувствовал это — имело довольно слабое отношение к тому, чем мы занимались в лесу.
Пока я искал ответ, который был бы понятен всем, Келли снова заговорила.
– Я вот что хотела сказать, — добавила она, больше раздраженная своим неумением объяснить, чем моей неспособностью понять. — Выучить часть этих вещей — все равно что разорвать на кусочки ту картину, о которой вы рассказывали во вторник… Ну, там где нарисована женщина…
– Мона Лиза, — подсказал я.
– Да. Так вот — это то же самое, что разорвать Мону Лизу и раздать всем людям по кусочку, чтобы каждый мог понять всю картину и полюбоваться ею.
Она снова остановилась и слегка нахмурилась; может быть, ей не понравилось собственное сравнение, а может быть, она была недовольна тем, что вообще заговорила.
Почти целую минуту в осиновой роще на берегу бобровой запруды стояла тишина. Признаюсь, я был совершенно огорошен. Наконец я спросил:
Note4
«Кей Март» — сеть дешевых универмагов.