Тайна неудачного выстрела

— То есть, если б к вам на исповедь сейчас пришёл человек и рассказал, что украл ружья, вы бы его не выдали? — спросил Михаил.

— Ни в коем случае! — твёрдо ответил отец Василий. — Убедил бы его вернуть ружья, епитимью бы на него наложил, но раскрывать тайну исповеди никогда бы не стал! И я хочу, чтобы вы меня поняли. Потому что полковник — тот уже никогда не поймёт. Возникни у него подозрение, что мне кто-то на исповеди в преступлении признался — он меня и мытьём и катаньем донимать будет, мол, выложите, батюшка, наконец, что вам известно. И будет удивляться, как же это я следствию не хочу помочь, и будет мою упертость поповской блажью считать. Вот это понимание надо иметь, что не все вам и вашему миру принадлежит. Вы паренёк хороший, и если вы это понимание в себе сохраните, то и отношения у нас будут самыми добрыми. Вот только, боюсь… Видите ли, в вашей должности очень легко это понимание растерять. Поэтому я не в осуждение полковника призываю вас быть на него непохожим — полковника пожалеть надо, его вся жизнь таким выковывала, уже не перекуёшь. Хотя всякие чудеса случаются… Но, честно вам скажу, очень грустно мне будет, если не удержитесь вы, и превратит вас ваша служба в такого вот… — отец Василий задумался, подбирая слова поточнее и помягче. — В сеятеля подозрений, не ведающего, какую он бурю пожнёт.

— Может, и в лоб мне тогда врежете? — рассмеялся Михаил, припоминая предновогодний разговор.

— А и врежу, если пойму, что этим вас вовремя вразумить возможно! — в тон ему ответил отец Василий. — Но что мы все о грустном? Давайте спалим эту нечисть — и пойдём чай пить! Ведите в ложбинку, ребята!

— Чур я буду спички зажигать! — сразу закричал Ванька.

— Гм… — Михаил последний раз вернулся к теме расследования. — Вы ведь здешний народ хорошо знаете… Как по-вашему, что с ружьями могло случится?

— Есть у меня догадки, — сказал отец Василий. — Но мне самому их надо проверить, так что не будем покуда тень на плетень наводить. Одно скажу: есть у меня такое чувство, что всё, что Бог сейчас ни делает — всё к лучшему. Не исчезни эти ружья — не расхлебали бы вы с ними горя!

Как очень скоро выяснилось, отец Василий оказался удивительно прав.

ПИСЬМО ТРИНАДЦАТОЕ. ФЕЙЕРВЕРК

Мы замечательно сожгли мешок с тряпьём, устроив большой костёр из веток. Сами понимаете, просто взять и спалить «пакость» было бы слишком быстро и скучно. Мы даже попрыгали через разгоревшийся костёр, и Михаил тоже прыгал вместе с нами. Отец Василий на предложение Михаила попробовать свои силы, ответил, что всегда бы рад, да вот «в рясе разбегаться несподручно».

Нам, конечно, было бы интересно поподробней расспросить отца Василия о том, что он имел в виду, говоря о «лишней подозрительности», которая «унизительна для разума», и вообще о его жизни — по тому, что он успел поведать о своей «упертости», из-за которой он так и остался в наших краях, хотя мог получить назначение в Москву, вполне можно было догадаться, что ему хватило интересных приключений на его веку. Но мы понимали, что сейчас не время и не место пытать его об этом.

Мы проводили Михаила и отца Василия к их машинам, они уехали, а мы сами отправились кататься на снегокате, прихватив с собой Топу.

— Ну, и что вы обо всём этом думаете? — спросил Ванька.

— Я рада, что отец Василий так приложил полковника, — не без злорадства сказала Фантик. — Я ведь видела, что он подозревает папу. Тоже мне, «не повод, чтобы обращаться к министру»! — фыркнула она. — Как будто им неизвестно, что у нас иногда надо до министра дойти, чтобы решить самое простое дело. Папа часто из-за этого ругается… Кстати, папа сказал, что министр обещал ему помочь, когда вернётся в Москву. Что министр очень подробно его расспрашивал и очень интересовался тем, как папе удалось наладить «такое сложное хозяйство».

— Хоть какой-то толк будет, — сказал я. — А то сплошные неприятности и подозрения. Отец Василий прав — так жить нельзя!

— Эх, знать бы, кто стащил ружья! — вздохнул Ванька.

Мы уже поднялись на верхушку холма и установили снегокат на старт. Я помедлил, прежде, чем сесть на него.

— Нам надо самим подумать, кто мог ехать к нам первого января — из таких людей, я имею в виду, которых Топа знает, но кто не постеснялся бы взломать багажник роскошной машины, в надежде на хорошую добычу — и удрать с этой добычей! Ответ должен быть совсем простой, совсем рядом. Первое, что приходит на ум — это наверняка был кто-то, с кем отец не дружит, но кто часто приезжает к нам по делам. Ведь отец не может дружить с человеком, способным на воровство, так? Он быстро раскусывает таких «махинаторов», как он их называет. И у нас есть ещё одна зацепка — в багаже наверняка были и другие ценные вещи, но ружья прельстили вора больше всего, именно за них он схватился в первую очередь. А вы видели, какой у министра кожаный чемодан? Чемодан, который сам по себе стоит о-го-го! Но чемодана вор не тронул, хотя продать такой чемодан за хорошую цену — раз плюнуть! Не говоря уж о том, что и на содержимом чемодана можно было хорошо поживиться! И что всё это значит?

— Ну, что? — спросила Фантик.

— Что, скорей всего, мы имеем дело с заядлым охотником. С человеком, не очень чистым на руку, но для которого деньги и ценные вещи имеют меньшее значение, чем охотничьи принадлежности. Зачем такой человек мог к нам ехать?

— Чтобы предъявить отцу лицензию на право застрелить какого-нибудь зверя! — провозгласил Ванька. — Получить отцовскую подпись, что отец принял его лицензию, и узнать у отца, в какой части заповедника лучше охотиться.

— Но раз ему нужно предъявить отцу лицензию, он ведь все равно появится очень быстро, так? — спросил я.

— Верно! — воскликнул Ванька. — Первый охотник, приехавший с лицензией, и будет вор!

— Все это очень хорошо, — вмешалась Фантик, — но я одного не понимаю. Неужели кому-то могли дать лицензию на право охоты на те дни, когда в заповеднике находится министр — тем более, такой министр, которого надо особенно охранять?

— Министр ехал к нам в строгой тайне, поэтому они могли не знать, — возразил я.

— Но разве министру не нужна лицензия? — возразил Ванька.

— Да, министр всегда оформляет лицензию, он очень заботится о том, чтобы всё было по закону, — согласился я. — Но, во-первых, он эту лицензию выписывает, так сказать, сам себе, а во-вторых, она вполне может быть оформлена на одного из охранников или секретаря, для того же сохранения тайны приезда к нам.

— В общем, — подытожила Фантик, — если кто-то получил лицензию, а после этого не приехал охотиться — значит, он и есть преступник! А можно узнать, кто получал лицензию за последние дни?

— Элементарно! — сказал я. — Ведь все это регистрируется.

— Надо будет сказать об этом отцу! — заявил Ванька. — Ведь сами мы проверить не можем.

Я задумчиво покачал головой.

— Думаю, отцу это пришло на ум ещё раньше, чем нам. И Михаилу тоже. Согласись, что если даже мы подумали об охотнике с лицензией, то для профессионалов эта идея вообще должна лежать на поверхности. Не удивлюсь, если они уже проверили… и ничего не нашли. Хотя, я согласен, сказать надо.

— Погоди! — сказала Фантик. — Я вот чего не понимаю. Ты сказал, что министр, вроде того, подписывает лицензию сам себе. То есть, кто бы ни обратился за разрешением поохотиться в одном из охотничьих заповедников — эта просьба в любом случае пройдёт через руки министра. Так?

— Так. — согласился я, уже понимая, куда она клонит.

— И как ты думаешь, стал бы он подписывать разрешение на охоту в том заповеднике, где сам собирается поохотиться? Зачем ему присутствие лишних людей? Даже если бы министра не надо было особенно охранять, он бы всё равно не захотел, чтобы у него под ногами путались другие охотники!

— А ведь верно! — сказал Ванька.

— Верно, — согласился я. — Но не надо забывать, что какие-то разрешения отец может выдавать самостоятельно. И, кроме того… Да, ведь многие покупают себе поездки в заповедник заранее, за два-три месяца. Человек мог приобрести лицензию и оплатить охотничий домик на три-четыре дня ещё в октябре, задолго до того, как министр принял решение уехать сюда, пока не минует опасность. А с октября он мог десять раз забыть, какие он там бумажки подписывал… Тем более, что подпись под такими разрешениями он ставит не глядя — ведь раз такое разрешение принесли ему на подпись, значит, все документы у этого человека проверены, и все с ним в порядке.