Влюбленный Измаил

Он произнес:

- Поглядите на него, джентльмены. Кожа да кости! Жертва эксплуатации! - Мне же он сказал: - Измаил, эти джентльмены - из Лиги Противников Жестокого Обращения с Разумными Видами. Слыхал о такой?

- Нет, - ответил я.

- Они стараются положить конец эксплуатации дельфинов, преступному использованию рабского труда еще одного по-настоящему разумного вида на нашей планете. Они хотят тебе помочь.

- Я не раб. Я получаю компенсацию за свою работу.

- Кучку тухлой рыбешки! - сказал застегнутый на все пуговицы человек слева от техника. - Тебя эксплуатируют, Измаил! Тебе дали опасную, грязную работу и платят жалкие гроши!

Потом вмешался его товарищ:

- Это надо прекратить. Мы хотим заявить всему миру, что век дельфинов-рабов кончился. Помоги нам, Измаил. Помоги нам, поможешь себе!

Нечего и говорить, что мне не понравились их намерения. Будь на моем месте более ограниченный дельфин, он заявил бы об этом сразу и расстроил бы их планы. Но я решил схитрить и спросил:

- Что я должен сделать?

- Вывести из строя клапаны, - быстро отозвался техник.

Я, не сдержавшись, воскликнул:

- Предать священное доверие? Разве я могу?

- Это ради тебя самого, Измаил. Послушай, что мы задумали: ты со своей бригадой забьешь клапаны, и установка перестанет работать. Весь остров в панике. Ремонтная бригада людей опустится посмотреть, в чем дело, но как только они очистят клапаны, вы вернетесь и забьете их снова. На Сент Круа возникнут перебои с водой. Это сфокусирует внимание всего мира на том, что остров зависит от труда дельфинов низкооплачиваемого и непосильного труда дельфинов! А тем временем на сцену выходим мы, чтобы рассказать вашу историю всему миру. Мы заставим каждого человека кричать о грубом попрании ваших прав.

Я не стал говорить им, что не чувствую, чтобы мои права попирались. Вместо этого я рассудительно заявил:

- В этом есть опасность для меня.

- Ерунда!

- Меня спросят, почему я не очистил клапаны. Это моя обязанность. Я вижу в этом затруднения.

Некоторое время мы пререкались. Потом техник сказал:

- Понимаешь, Измаил, мы знаем, что в этом есть некоторый риск. Но мы собираемся предложить за эту работу необычную плату

- Какую?

- Кассеты. Что ты захочешь, то мы тебе и дадим. Я знаю, у тебя интерес к литературе, Пьесы, поэзия, романы - все, что хочешь. Если ты согласишься, через пару часов мы тебя завалим литературой.

Я удивился их хитроумию. Они знали, чем меня взять.

- Годится, - сказал я.

- Тогда говори, что тебе надо.

- Что-нибудь, о любви.

- О _любви_?

- О любви. О мужчине и женщине. Принесите мне любовную лирику. Принесите мне знаменитые рассказы о влюбленных. Принесите мне описания любовных ласк. Я должен это понять.

- Ему нужна "Кама Сутра", - сказал тот, что слева.

- Значит, мы принесем ему "Кама Сутру", - сказал тот, что справа.

Категория 4. Мой ответ преступникам.

Они принесли мне "Кама Сутру" и еще целую кучу других вещей, включая и кассету, на которой был изрядный кусок из "Кама Сутры". В течение последующих нескольких недель я был полностью погружен в изучение литературы о любви. В текстах были приводящие в бешенство пропуски, и я так до конца и не понял большую часть из того, что происходит между мужчиной и женщиной. Наслаждение тела телом не поставило меня в тупик; но я споткнулся на диалектике преследования, когда мужчина должен быть хищником, а женщина должна притворяться, что избегает его притязаний. Для меня осталась загадкой этичность временного брака как противопоставления постоянному (женитьбе); не ухватил я и сути запутанной системы запретов и табу в области браков, изобретенных людьми. Такие неудачи привели к тому, что к концу изучения я понимал не намного больше как вести себя с Лизбет, чем до того времени, как заговорщики тайно начали проигрывать мне кассеты.

Вскоре они напомнили мне о моих обязательствах.

Естественно, я не собирался выводить станцию из строя. Я знал, что эти люди на самом деле не были противниками эксплуатации дельфинов, как они себя выдавали. По каким-то своим соображениям они хотели вывести из строя станцию. Вот и все. Они притворялись, что симпатизируют моему виду, чтобы завоевать мое расположение. Но я-то не чувствовал себя эксплуатируемым.

Хорошо ли я поступил, принимая пленки, если не собирался помогать им? Сомневаюсь. Они хотели использовать меня; вместо этого, я использовал их. Во имя просвещения высшие виды имеют полное право эксплуатировать низшие.

Они пришли и сказали, что клапаны надо вывести из строя сегодня вечером. Я ответил:

- Я не совсем понял, что мне надо сделать. Вы не повторите мне это еще раз?

Я незаметно включил записывающее устройство, используемое Лизбет для обучения остальных дельфинов. Им пришлось повторить, что порча клапанов вызовет панику на острове и высветит злоупотребление трудом дельфинов, Я постоянно их переспрашивал, вытягивая из них подробности и предоставляя каждому возможность оставить на ленте звук своего голоса. Когда была достигнута полная ясность, я сказал:

- Очень хорошо. Во время следующего осмотра я сделаю так, как вы оказали.

- А твоя бригада?

- Я приказал им покинуть рабочее место для их же безопасности.

Люди ушли, удовлетворенно переглядываясь между собой. Когда они скрылись из виду, я нажал кнопку вызова Лизбет. Она пришла очень быстро. Я показал на кассету в рекордере.

- Прослушай ее, - величественно сказал я. - И можешь вызывать полицию!

Категория 5. Награда за героизм.

Были произведены аресты. Этих троих совершенно не заботила эксплуатация дельфинов. Они оказались членами подрывной группы (революционерами), намеревавшимися склонить наивного дельфина помочь им вызвать хаос на острове. Я расстроил их планы благодарят своей порядочности, храбрости и рассудительности.

Лизбет после всего этого пришла отдохнуть к моему бассейну и объявила:

- Ты был великолепен, Измаил. Так разыграть их, заставить записать собственные признания... восхитительно! Ты настоящее чудо среди дельфинов, Измаил!

Я купался в волнах радости.

Вот он подходящий момент. Я сходу выпалил:

- Лизбет, я люблю тебя.

Мои слова, исторгнутые громкоговорителями, загремели, отражаясь от стенок бассейна. Эхо усилило их и превратило в непривычный грохочущий шум, более присущий какому-нибудь презренному недоумку-тюленю.

- Люблю тебя... тебя... тебя...

- Ну, Измаил!

- Я не могу высказать, как много ты значишь для меня. Приди ко мне и будь моей любовью. Лизбет, Лизбет, Лизбет!

Из меня хлынули потоки поэзии. Ураганы страстных признаний рвались из моего клюва. Я молил ее спуститься в бассейн и дать обнять себя. Она засмеялась и сказала, что не одета для купания. Это было правдой: она только что вернулась из города сразу же после ареста. Я настаивал. Я умолял. И она уступила. Мы были одни. Она сняла одежду и шагнула в бассейн. Лишь мгновение я видел ее нагой. Это заставило меня содрогнуться: ужасные покачивающиеся молочные железы, так мудро прикрытые обычно, полоски болезненно-белой кожи в тех местах, куда не могло проникнуть солнце, неожиданное пятно волосяного покрова... Но стоило ей оказаться в воде, как я забыл обо всех этих несовершенствах и ринулся к ней.

- Любовь! - воскликнул я. - Благословенная любовь! - я прижал к ее телу плавники, копируя объятия. - Лизбет! Лизбет!

Мы оказались под водой. Впервые в жизни я познал истинную страсть, ту, которую воспевают поэты, которая овладевает даже самыми холодными душами. Я прижал ее к себе, почувствовал, что ее окончания передних конечностей ("кулаки") колотят меня в области груди и принял это сначала за знак того, что моя страсть встретила ответное чувство. Потом до моего затуманенного любовью сознания дошло, что ей, возможно, не хватает воздуха. Я поспешно вынырнул. Моя дорогая задыхающаяся Лизбет жадно глотнула ртом воздух и стала отбиваться от меня. Я в удивлении выпустил ее. Она поспешно устремилась к краю бассейна и без сил повалилась на бортик. Ее бледное тело била дрожь.