Наказание

Роберт Силверберг

Наказание

И вот меня признали виновным и приговорили к невидимости сроком на один год, считая с одиннадцатого мая 2104 года Милосердия, и отвели в темный подвал суда, чтобы поставить клеймо на лбу.

Работу выполняли два мерзавца, находящихся на государственной службе. Один швырнул меня в кресло, а второй приготовил клеймо.

- Будет совсем не больно, - заявил этот орангутанг с квадратной челюстью и прижал клеймо к моему лбу. Я почувствовал холодное прикосновение - и только.

- А что теперь? - спросил я.

Но ответа не последовало, и они вышли, не проронив ни слова. Дверь осталась открытой. Я был волен выбирать - уйти или остаться гнить здесь. Никто больше не заговорит со мной, а взглянув, отведет взгляд тотчас, как увидит клеймо на моем лбу. Я был невидим.

Но не надо понимать мою невидимость буквально. Я вовсе не стал прозрачен. Люди могли видеть меня, но они не должны были видеть меня.

Абсурдное наказание? Но ведь и мое преступление было абсурдным. Обвинение в гордыне. Отказ открыть душу своему товарищу. Я нарушал закон четыре раза. Это каралось превращением в невидимку на год. Иск был принят, приговор вынесен, клеймо поставлено.

Я стал Невидимкой.

Я отправился туда, в мир доброты.

Там только что прошел полуденный дождь. Улицы высыхали, и вокруг стоял запах зелени, доносящийся из Висячих Садов. Мужчины и женщины спешили по своим делам. Я шел среди них, но никто даже не повернул головы в мою сторону.

Разговор с Невидимкой карается невидимостью на срок от месяца до года в зависимости от смягчающих обстоятельств. На том все и держалось. Интересно, насколько твердо выполняется этот закон, думал я.

Вскоре я узнал.

Я вошел в лифт и поднялся по спирали вверх, к ближайшему из Висячих Садов. Это был Одиннадцатый Сад, где росли кактусы, чьи искривленные, причудливые формы очень соответствовали моему настроению. Доехав до остановки, я подошел к кассе за жетоном. Там сидела одутловатая женщина с пустыми глазами.

Я протянул монету. Что-то вроде испуга блеснуло в ее глазах и тотчас погасло.

- Один жетон, - сказал я.

Нет ответа. Люди становились за мной. Я повторил свою просьбу. Кассирша сперва растерялась, потом выглянула из-за моего плеча. Чья-то рука протянулась надо мной, и рядом с моей монетой легла еще одна. Кассирша взяла монету и протянула жетон. Человек взял жетон, опустил его в щель автомата и прошел в сад.

- Дайте мне жетон! - решительно потребовал я.

Меня оттолкнули. Никто не извинился. Я начинал понимать, что означала моя невидимость. Со мной обходились так, словно меня действительно не замечали.

Но во всем есть свои преимущества. Я зашел с заднего хода в кассу и взял жетон, не заплатив. Я был невидим, и никто не мог остановить меня. Опустив жетон в щель автомата, я прошел в сад.

Кактусы действовали мне на нервы. Меня охватила неожиданная злоба, и желание остаться в саду пропало. По дороге обратно я уколол палец о колючку кактуса - пошла кровь. Хоть кактус признавал мое существование. Да и то ради крови.

Я вернулся домой. Мои книги ожидали меня, но читать не хотелось. Я вытянулся на кровати, стараясь побороть охватившую меня странную усталость. Я размышлял о своей невидимости.

Не так уж все страшно, говорил я себе. Я всегда был независим от общества. Ведь и приговорили меня прежде всего за гордость по отношению к себе подобному. Так что мне до других людей? Плевать мне на них!

Даже отдохну. Впереди целый год, свободный от всякой работы. Невидимки не работают. Кто пойдет на осмотр к невидимому врачу или наймет на работу невидимого клерка? Работать не придется. Получать, правда, тоже. Но домовладельцы не взимают платы с Невидимок. Невидимки могут пройти куда хотят, не заплатив. Я только что прошел так в Висячие Сады.

Но были и некоторые неудобства. Став невидимым, я в тот же вечер отправился в лучший ресторан города. Я собирался заказать самые дорогие блюда - по сотне за порцию, а при появлении официанта благоразумно исчезнуть.

Номер не прошел. Мне попросту не дали зайти. Я проторчал полчаса в вестибюле, пытаясь так и сяк обойти метрдотеля, который стоял на моем пути и смотрел сквозь меня. Ну, а зайди я внутрь, все равно ничего бы не вышло. Ни один официант не подошел бы ко мне.

Я мог прорваться на кухню. Я мог сам взять, что вздумается. Я мог разнести ресторанную кухню. Но я отказался от этой мысли. Общество всегда сумеет обуздать Невидимок. Конечно, не открыто, не явно. Но кто возразит повару, заявившему, что он не видел никого, когда выплескивал ушат кипятку на стену? Невидимка есть Невидимка, оружие обоюдоострое.

Я вышел из ресторана.

Я пообедал поблизости в автомате. Затем я взял такси-автомат и поехал домой. Машины, как и кактусы, ничего не имели против меня. Но перспектива провести в их обществе целый год меня не прельщала.

Мне не спалось.

Следующий день был днем новых опытов и открытий.

Я отправился в длительную прогулку, осмотрительно стараясь не выходить на проезжую часть улицы. Я немало слыхал о парнях, которые забавлялись, сбивая Невидимок. И опять никакой помощи и никакого наказания. Мне открывались некоторые опасности моего положения.

Я шел по улице, наблюдая, как расступается толпа при моем появлении. Я врезался в них, как врезается в клетки микротом. Но они умели держать себя. В полдень я увидел своего первого коллегу-Невидимку. Это был рослый мужчина средних лет с развернутыми плечами и гордой осанкой, на высоком лбу которого стояла печать позора. Наши глаза на секунду встретились. Он прошел мимо. Невидимка, конечно, не может видеть другого Невидимку.

Я позабавился, вот и все. Новизна моего положения еще привлекала меня. А обиды не задевали пока что.

Вечером я набрел на бани, где за небольшую плату мылись заводские девушки. Я злобно усмехнулся и поднялся по ступеням. Стоявший в дверях привратник бросил на меня предостерегающий взгляд - это был мой маленький триумф, - но остановить не посмел.

Во мне появились смешанные чувства: с одной стороны, нездоровое торжество - я проник, никем не задержанный, в эту святая святых, а с другой стороны - другое чувство - печаль? Скука? Перемена настроения?