Клыки деревьев

В воздухе зашипела дуга белого пламени. На мгновение уродливая крона Сократа вспыхнула ярчайшим светом. Быстрая смерть, легкая смерть, лучше, чем гнить от ржавки. Теперь Холбрук повел огненную линию вдоль ствола мертвого дерева. Древесина оказалась прочнее, чем он думал. Он водил и водил излучателем, а конечности, ветви и листья скручивались и падали наземь, пока не остался один лишь ствол. Над рощей поднялись маслянистые клубы дыма. Блеск луча перечеркивал черноту обнаженного ствола, и Холбрук удивился тому, насколько мощным оказался ствол старого философа, лишенный ветвей. Теперь он был лишь головешкой, вот он сжался, и только пепел закружился по роще.

Деревья отозвались страшным стоном.

Они знали, что среди них появилась смерть, и они почувствовали боль Сократа своими корнями-нервами. Они кричали в страхе, муке и ярости.

Холбрук навел огнемет на Гектора.

Гектор был большим деревом, бесстрастным, стойкими не нытиком и не жалобщиком. Холбруку хотелось, чтобы смерть его была легка, он заслужил это, но желанию его не было суждено сбыться. Первый луч прошел в футах восьми выше мозгового центра, и страшный вопль соседних деревьев возвестил о том, что должен был чувствовать Гектор. Холбрук увидел бешено колотящие воздух конечности, открывающийся и закрывающийся в невыносимой муке рот. Второй выстрел положил конец мучениям Гектора. Холбрук был почти спокоен, завершая уничтожение этого благородного дерева.

Он был снова готов открыть огонь, когда в его грузовик чуть не врезался жук, из которого выскочила Наоми - с раскрасневшимися щеками, широко раскрытыми глазами, близкая к истерике.

- Не надо! - закричала она. - Не надо, дядя Зен! Не убивай их!

Она прыгнула в кабину, с неожиданной силой схватила его за руки и крепко прижалась к нему. Она задыхалась, ее грудь тяжело вздымалась, ноздри раздувались.

- Я велел тебе отправляться домой! - рявкнул он.

- Я и поехала. Но я увидела пламя.

- Сейчас же возвращайся.

- Зачем ты сжигаешь деревья?

- Потому что они заражены ржавкой, - ответил он. - Их надо сжечь, пока зараза не пошла дальше.

- Это _убийство_.

- Наоми, пойми, тебе надо вернуться.

- Ты убил Сократа, - прошептала она, оглядев рощу. - И... Цезаря? Нет. Гектора. Гектора тоже больше нет. Ты убил их!

- Это не люди. Это деревья. Больные деревья, которые все равно скоро умрут. Я хочу спасти остальные.

- Но зачем убивать их? Ведь есть же какое-нибудь лекарство, которое их вылечит, дядя Зен? Опрыскай их чем-нибудь. Ведь сейчас же от всего есть лекарства.

- Только не от ржавки.

- Должно же быть что-нибудь.

- Только огонь, - ответил Холбрук. Холодные капли стекали по его груди, и он только сейчас почувствовал дрожь в ногах. Тяжело делать такие вещи в одиночку. Он сказал спокойно, как только мог:

- Наоми, это надо сделать, и как можно быстрее. У меня нет выбора. Я люблю эти деревья не меньше твоего, но их надо сжечь. Это как та многоножка с жалом в хвосте. Я не мог сентиментальничать с ней только потому, что она такая хорошенькая. Она была опасной. Теперь Платон, Цезарь и остальные грозят всему, что я имею. Они чумные. Возвращайся домой и сиди там, пока я не вернусь.

- Я не позволю убить их! - вызывающе воскликнула она со слезами в голосе.

Он раздраженно схватил ее за плечи, тряхнул как следует пару раз и вышвырнул из кабины. Она упала на спину но, похоже, не ушиблась. Холбрук выпрыгнул следами остановился над ней.

- Черт тебя подери, Наоми, - сказал он жестко, - не заставляй меня бить тебя. Не лезь не в свое дело. Я должен сжечь эти деревья, и если ты не перестанешь мешать мне...

- Должен же быть другой способ. Ты просто позволил этим людям запутать тебя, дядя Зен. Они боятся заразы и поэтому говорят, что деревья надо поскорее сжечь, а ты, вместо того, чтобы подумать, идешь сюда и убиваешь эти умные, чувствительные, хорошие...

- Деревья, - оборвал он. - Это невыносимо, Наоми. В последнее время...

Вместо ответа она прыгнула в кузов и прижалась грудью к стволу огнемета, к металлу.

- Если ты собираешься стрелять, начинай с меня!

Все его слова были как об стенку горох. Она решила сыграть романтическую роль Жанны д'Арк джутовых деревьев, призванной спасти рощу от нападения варваров. Он снова попытался убедить ее. Она снова ответила, что не видит необходимости в уничтожении рощи. Он, призвав на помощь все самообладание, принялся объяснять ей, почему деревья спасти невозможно. Она с неистовым упрямством возражала, что должен же быть какой-нибудь другой выход. Он ругался. Он называл ее истеричной дурой. Он просил. Он улещал. Он приказывал. Она только теснее прижималась к огнемету.

- Я не могу больше терять времени, - сказал он наконец. - В моем распоряжении считанные часы, иначе я лишусь всей плантации, - вытащив из кобуры игольный пистолет, он снял его с предохранителя и навел на Наоми. - Слезай, - холодно приказал он.

Она рассмеялась.

- Неужели ты думаешь, я поверю, что ты выстрелишь?

Она была права. Он стоял, шипя от злости, с побагровевшим лицом, растерянный, чувствуя, что еще немного - и он станет абсолютно невменяемым. Его угрозы были пустыми словами, и она это понимала. Неожиданно Холбрук одним махом взлетел на грузовик, схватил Наоми за плечи и попытался отодрать ее от огнемета. Она оказалась довольно сильной, и его попытка сорвалась. Хотя он без особого труда оторвал Наоми от огнемета, но сбросить ее на землю оказалось удивительно трудным делом. Он не собирался бить ее всерьез и поэтому никак не мог одержать верх. Ею двигала сила истерики; казалось, вся она состояла из локтей и нацеленных в глаза пальцев. Ему на мгновение удалось схватить ее. Почувствовав с испугом, что он сжимает в ладонях ее грудь, он тут же выпустил ее, смущенный и растерянный. Она отпрыгнула в сторону. Он бросился следом, снова схватил ее и понял, что на этот раз ему удастся перебросить ее через борт грузовика. Наоми прыгнула сама, легко приземлилась и бросилась в рощу.

Итак, она перехитрила его. Он бросился за ней, замешкавшись на мгновение, потому что потерял ее из виду. Он обнаружил ее рядом с Цезарем, к стволу которого она прижималась, не в силах оторвать глаз от куч пепла на месте Гектора и Сократа.

- Ну, давай, - сказала она. - Жги рощу! Только заодно тебе придется сжечь и меня!

Холбрук бросился на нее. Она отпрянула в сторону и метнулась мимо него к Алкивиаду. Он поднажал н почти схватил ее, но потерял равновесие и замахал руками, чтобы не упасть, все равно продолжая падать.

Что-то похожее на длинную жесткую проволоку обвилось вокруг его плеч.

- Дядя Зен! - закричала Наоми. - Это дерево... Алкивиад...

Он почувствовал себя парящим над землей. Алкивиад обвил его хватательным усиком и поднимал наверх, к кроне. Дерево едва справлялось с непривычной тяжестью, но на помощь пришел второй усик; и Алкивиаду стало легче. Холбрук висел теперь в дюжине футов над землей.

Случаи нападения деревьев на людей чрезвычайно редки. Их известно не более пяти за все то время, что человек выращивает джутовые деревья. В каждом случае пострадавший делал что-то такое, что воспринималось рощей как враждебные действия. Например, кто-то пытался отсадить больное дерево.

Человек, конечно, великоват для дерева, но не слишком...

Наоми кричала, а Алкивиад поднимал Холбрука все выше и выше. Холбрук уже слышал над собой клацание клыков. Дерево готовилось расправиться с ним. Алкивиад тщеславный, Алкивиад непостоянный, Алкивиад непредсказуемый... Нечего сказать, подходящее имечко. Но можно ли назвать предательством акт самозащиты? Алкивиаду страшно хотелось жить. Он видел судьбу Гектора и Сократа. Холбрук взглянул вверх, на приближающиеся клыки. Так вот что меня ждет, подумал он. Быть съеденным собственными деревьями. Своими любимцами. Своими друзьями. Стоило ли их так жалеть? Они же хищники. Тигры с корнями.

Алкивиад вскрикнул.