Страница 7 из 12
- Получилось шестьсот шестьдесят шесть, - умно предположил Миша.
- Точно, - рассмеялся Гутэнтак. - Дальше мудила все расписал. Раз его численник нашел Зверя, дальше все катится по завету. Он тебе и вавилонскую блудницу сыскал, и мор предрек, и прочие гадости. Про Центры глава специальная. Ну понятно, чьи мы с тобой дети.
- А то! - гордо заявил Миша.
- Статейка называется "Земля Белиала". Вот название хорошее, хоть и непонятно к чему. Какой такой белиал? В стране полный порядок.
- Я вот тоже иногда думала, - сказала Света, - это ничего?
- Вот-вот, - ответил Шаунов на признание девушки и заметнул покатый камень-лепешку.
- Вода в небе, вода перед тобой, - философски заметил Гутэнтак, наконец, ты сам состоишь из воды. Не это ли суть подлинная гармония?
- Вот-вот, я к тому же.
- А хочешь увеличить число воды?
- Число воды? - недоуменно сказал Миша. - Вот-вот, слова-то какие.
Гутэнтак нырнул в заросли. Радостно выволок из кустов целую заржавленную кастрюльку, подошел к воде, зачерпнул.
- Если я вылью это тебе за шиворот, наличие воды в твоем мире будет тотально. Гармония достигнет своего апогея и станет абсолютной. Хочешь?
- Не-а, - лениво сказал Миша. - Много гармонии - это перебор. Вспомни анекдот от мастера Клыка.
Мокрые, но довольные они поднимались вверх.
- Не эта ли та лестница, что введет к просветлению? - задался вопросом Гутэнтак.
- Я думаю, что туда ведет скорее скоростной лифт, - немного подумав, ответил Михаил Шаунов.
По обе стороны лестницы желтела и местами даже зеленела русская осень.
- Тебе не кажется, что эта погода достойна памятника? - патетично спросил девушку Шаунов.
Они шли, держась за руки. Он обнимал ее, прижимал к себе: делал вид, что намечалась большая любовь.
- Может быть, ты все-таки возьмешь сто долларов?
- Нет, - твердо ответила она.
- Как знаешь.
Они шли той же дорогой, поднимаясь вверх бульваром Наполеона. Дошли до бывшей улицы Ленина, свернули на Скатерную. Слева дремал городской парк, справа неслись оголтелые автомобили. Они шли мимо намоченных курток и городских тополей, миновали "Яму" и Дом Консалтинга.
Скатерная интересна сама по себе. Улица контрастов, она начиналась в наркоманских кварталах и тянулась до самой администрации. В начале можно было видеть сараи, затем Светозарьевка сменялась девятиэтажными башенками, наконец, возникали сталинские строения с четырехметровыми потолками внутри и яркими вывесками снаружи. Вереница домов упиралась в мэрию и небольшой сквер.
Они брели шеренгой в пол-тротуара, с задоринкой, мимо озабоченно-неотложных граждан.
У "Центромага" Света запросилась в туалет, Миша посмотрел с сожалением. Что-то буркнул, кивнул: иди, мол, мы здесь. Она исчезла, надо полагать, на минуту. Гутэнтак посмотрел ей вслед, цокнул языком, подмигнул.
- Да ну тебе эта дурочка, - сказал он.
- Вот-вот, - повторил Миша. - Пошли-ка отсюда, пока она тут пи-пи.
Они завернули на Медицинский, углубились во дворы, выбирая путь среди спортплощадок и хаоса гаражей. - Хорошая девочка, - слегка задумчиво сказал Гутэнтак.
- Просто замечательная, - согласился Миша. - У нее потрясающие ноги.
- Я видел, - скромно заметил друг.
- Но ты не представляешь, какие у нее губы, - с воодушевлением сказал Миша. - Я уверяю, что лучше не бывает.
- Помимо прочего, у нее восхитительные глаза, очень ласковые и выразительные, - подметил Гутэнтак.
Словно в подтверждении его слов Миша разбил ногой трухлявую доску, случайно легшую поперек. Гаражные лабиринты казались бесконечными и манили своим полным развалом.
- Конечно, - сказал он. - А еще у нее белые трусики и вообще она очень добрая.
- Может быть, самая добрая девушка в этом городе, - сказал Гутэнтак.
- И не говори, - уверенно сказал Миша. - Просто девушка чьей-то мечты. Я получил удовольствие, когда обнимал ее у воды. Она ведь меня тоже обнимала, ты видел? Заметь, что во многом это было и духовное наслаждение. Я думаю, что она меня вспомнит. И как все-таки жаль, что мы не оказали ей материальную помощь. Эти поганые доллары жгут мне сердце.
- Дай-то бог, если вспомнит.
Гутэнтак молитвенно сложил руки.
- Вот-вот.
Из подворотни показался полувековой дядька, точная копия утреннего, но все-таки не он. Помятый, растерзанный, может быть, даже алконавт. Верхние пуговицы были расстегнуты, клетчатая рубашка распахнулась и являла миру волосатая, в меру загорелую грудь.
Миша уверенно направился в его сторону.
- Деньги нужны?
- Сколько?
- Сотня баков.
- Ого, - сказал мужик, отроду не слыхавший денег. - А что нужно сделать?
- Да ничего не нужно, - улыбнулся Миша. - Берите, пользуйтесь. Купите подарок любимой женщине или детям, если у вас есть дети. Напейтесь с радости, купите себе галстук. Да что хотите.
Он порылся в кармане брюк и протянул тому единственную бумажку.
- Ваше, ваше, - махнул он рукой. - Да не смотрите на меня так.
Друг строил в десяти шагах уморительное лицо.
Две минуты брели в молчании, наконец Гутэнтак не выдержал:
- Что, Миша, потянуло на искупить?
- Вот-вот. А ты не знаешь, где можно собрать побольше людей?
- У тебя долларов не хватит, - хмыкнул он.
- Да ну их, какие доллары.
Они вышли на свой любимый проспект Труда. Короткий мужчина в очках спросил о времени.
- Четыре пятнадцать, - вежливо, но наугад сказал Миша.
- Спасибо, - сказал короткий.
Вытянул запястье: часы шли на три минуты вперед.
Перед ними стоял большой сероватый дом. Табличка извещала, что внутри дома находится много чего разного, в их числе скромный банк и невнятные профсоюзы.
- У профсоюзных крыс сегодня собрание, - сосредоточенно сказал Миша. Что-то типа регионального Съезда, я слышал по новостям. Пойдем к ним.
- Я понимаю, что дело нужное, - ответил Гутэнтак. - Но стоит ли мориться с этими червяками? И какое нам дело до профсоюзов?
- Наш цель - преобразить мир, - повторил Миша школьное правило. - А значит, нам есть дело до всего, что в этом мире творится. В том числе и до откровенно крысиных сборов. Пошли, поработаем.
Он уже был на ступеньках серого здания.
- Я ничего не понял, - зевнул Гутэнтак. - Но если хочется к профсоюзам, пошли к профсоюзам.
Он резво вскочил на крыльцо, а неожиданно деловитый Миша уже тянул на себя нелегкую дверь.
Наискось от входа стоял древний столик, за ним мигала местная бабушка. Миша спросил, где проходит Съезд. Оказывается, второй этаж и налево, а дальше будет зал, двести кресел и делегаты. Поторопитесь, сказала бабушка, ваш слет заканчивается. Нас вполне устраивает, умиротворенно ответил Миша.
Они скинули одежду в гардероб, чуть замешкались. Сначала подошел Миша, и его помоечный полуплащ вообще не хотели брать, но затем Гутэнтак протянул кожаную "куртку героя", и на них посмотрели странно. Гардеробная женщина несла куртку так, как будто не хотела до нее дотрагиваться. После этого она отнеслась с истекавшему грязью полуплащу с куда большим пониманием и сочувствием, взяла его без опаски и протянула номерок. Застенчиво улыбнулась, однако страха и растерянности в ее улыбке было побольше, чем светлых человеческих чувств, - встречаются такие улыбки, и довольно часто, куда чаще, чем им бы следовало, - подумал он, взлетая по широким ступеням.
Второй этаж казался им на редкость обшарпанным. В одном месте штукатурки отбили и ничего не положили взамен. В остальных уголках витал странный запах, и начитанный Гутэнтак сказал, что это не иначе, как дух Совка. Это точно он, хотя определить Совок в терминах не решился бы даже Гутэнтак, это слишком специальное понятие. Но именно этим, по его словам, дышали их предки, простые и советские люди.
У дверей зала пообщались с третьей по счету. Пожилая дама спросила их имена и статусы, рассерженный Шаунов сказал, что они делегаты от Красной Бучи. Местные, стало быть. Неприступная дама сказала, что делегат из Краснобучинского района прибыл еще утром, а зовут его Терентий Кимович Серохвост. Миша лаконично парировал, что прибывший делегат ошибся миром и лучше бы ему вообще не рождаться. Пока неприступная переваривала фразу, он толкнул дверь и оказался внутри. Гутэнтак достал читательское удостоверение с орлом и помахал перед носом дамы, не давая ей, однако, ничего прочитать. Пока та готовила ответную речь и рылась в эпитетах, прошел следом, а женщина осталась молчать, так и не собравшись с мыслью.