Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 24

"Совместные выступления держав" (европейский "концерт") - это больше, чем "равновесие держав". В 1814-1815 годах речь шла не просто о том, чтобы восстановить баланс между великими державами, который воспрепятствовал бы еще одной попытке установления гегемонии и ее катастрофическим последствиям, речь шла о взаимодействии с целью установления и гарантий определенного внутреннего порядка европейских государств. Вкратце это можно сформулировать так: единоличное господство Наполеона сменилось правлением четырех, а затем пяти, "управляющего" которых почти десятилетие звали Меттернихом. Здесь перед нами выдающийся пример "сцепления" внешней и внутренней политики; ибо такие внешнеполитические соглашения, как Священный союз (1815 год) или конгрессы в Ахене, Троппау, Лайбахе, Вероне способствовали насильственному вмешательству во внутренние дела других государств, чтобы добиться сохранения определенного статус-кво. Такой статус-кво, особый для каждой страны, не был реставрацией в смысле простого восстановления положения до 1789 года или до эры Бонапарта его практически и не последовало, - а должен был обеспечить в духе 1814-1815 гг, выполнение Парижского мирного договора и решений Венского конгресса.

Чтобы понять политику Меттерниха в годы между падением Наполеона и смертью Каслри (1822 год), следует исходить из ситуации в Австрии. Наследственная империя Австрия, как она называлась с 1804 года, представляла собой объединение различных стран; само это было результатом исторического процесса - скопления вокруг германских внутренних территорий и их династии Габсбургов; при этом они сохраняли свое своеобразие; такие страны, как королевства Венгерское или Богемское, а также меньшие или менее значительные, как Галиция, Хорватия, Славония, имели собственную историю, язык, культуру; приобретение больших итальянских территорий, таких как Ломбардо-Венецианское королевство, на Венском конгрессе внесло дополнительный элемент беспокойства в союз монархии. Опасности для существования габсбургского государства были двоякого характера: с одной стороны, угроза могущественных соседей, а с другой стороны - внутренние стремления к автономии; и то, и другое было тесно взаимосвязано и взаимно усиливалось. Национально-революционные и демократические движения в отдельных составных частях империи должны были побудить не только к разрыву объединяющих династических связей, но и к агрессии соседей, а внешнеполитическое, военное давление со стороны последних, например, России, должно было побудить к активности первых. Это было и оставалось основной ситуацией дунайской монархии вплоть до ее конца. Меттерних понял ее и пытался противостоять опасности по двум упомянутым основным линиям. Конкретно это выражалось в следующем: во-первых, счастливо пережитая французская гегемония ни в коем случае не должна была смениться русской, сильнейшую отныне континентальную державу нужно было держать в постоянном напряжении; во-вторых, следовало сурово подавлять все революционные устремления, будь они нацелены больше на народно-национальное или на политическое, социальное освобождение (а эти цели шли, как правило, рука об руку). Безопасность Австрии требовала, чтобы оба фактора - внешнеполитическое равновесие в европейском "концерте" и стабилизация строгих монархических порядков внутри этих держав - слились воедино. Это слияние и составляет подлинную сущность "системы Меттерниха". Ее установление было гениальным дипломатическим достижением князя, которому, впрочем, благоприятствовали условия: готовность руководимой Каслри английской внешней политики участвовать в европейском "концерте" и в гарантиях внутреннего порядка; возвращение Франции в большую политику, которое помогло поставить заслон как нежелательному усилению Пруссии и России, так и революционным движениям; далее, достигнутое Меттернихом оптимальное решение немецкого вопроса в духе Вены, о чем мы будем говорить ниже; наконец, натура царя Александра I, которая сделала его опорой христианско-монархического легитимизма.

Когда, перечисляя отдельные моменты, мы говорим о "благоприятных обстоятельствах", то следует уточнить, что они были созданы и сохранены благодаря решающему участию Меттерниха. Он мастерски владел искусством показывать всему миру, что Австрия незаменима и в политическом, и в военном отношении, и именно этим делал ее действительно незаменимой - препятствуя одному только допущению о том, что в Европе возможны какие-либо комбинации без Австрии, он тем самым предотвращал возникновение таковых против Австрии. (Это политическое искусство, мастером которого был также Бисмарк, имеет жизненно важное значение для государств в положении Австрии или, позднее, Германской империи: если оно не используется или вообще позабыто, то реальна угроза падения). Хорошую поддержку своей внешней политике Меттерних нашел в совместных действиях с Англией, министр иностранных дел которой был высокообразованным, искусным дипломатом, понимавшим европейские проблемы и согласным в их оценке со своим австрийским коллегой - нередко в противовес британским. То, что Каслри в свое время не только понял условия существования Австрии, но и оценил ее жизненную необходимость для европейской свободы и цивилизации, является составной частью его величия, оценить которое в полной мере мы можем лишь сегодня.

Каслри и Меттерних открыли перед Талейраном двери Венского конгресса и тем самым перед Францией - путь к возвращению в европейское сообщество народов. Теперь нужно было думать не о прошлых войнах, унижении, Наполеоне, не о возмездии - его желала в первую очередь Пруссия, - а о Франции сейчас и в будущем, о восстановленной Бурбонской монархии с лилиями на знамени и с конституцией ("хартией" 1814 года), о Франции, которая в собственных интересах помогала защищать троны других государств. Талейран, третий гениальный дипломат в этом союзе, умел достойно представлять ту Францию, которую хотели видеть и в которой нуждались. Он был согласен с Каслри и Меттернихом по вопросу взаимосвязи между легитимизмом и положением в комбинации европейских держав: легитимистской державе нельзя было отказать во вступлении в "клуб держав", которые рассматривали легитимность как основу и предварительное условие допуска, и наоборот: если держава входила в этот "клуб", то тем самым она была обязана поддерживать не только свой собственный, но и общеевропейский легитимистский монархический порядок. Франция выигрывала от такой логики, и тетрархия превратилась в пентархию.