Академия и хаос

Когда Линь Чен и его шпионы пришли в себя, разговор роботов был окончен, а Дэниел выходил из камеры. Через несколько минут после его ухода надзиратели вывели в коридор Лодовика.

А еще через час были освобождены все заключенные центра предварительного заключения Особого отдела полиции — зачинщики беспорядков из Дали и Стрилинга, гуманоидные роботы, в том числе и Дорс Венабили, а также молодые менталики из группы Плассикса. В тюрьме остались только те роботы, которые были похожи на роботов. Сделано это было по предложению Чена, а он руководствовался тем, что места сосредоточения бывших конспираторов перестали быть тайной для имперских полицейских. Затем эти роботы должны были быть переданы Дэниелу, дабы он поступил с ними так, как сочтет нужным. Чена же судьба машин нисколько не волновала — лишь бы их увезли подальше от Трентора, чтобы они больше не докучали Империи.

Несколько дней спустя Линь Чен смог бы вспомнить кое-что из того, о чем Дэниел говорил Лодовику в камере. Он рассказывал ему о некоей огромной и древней тайне. Однако с какого-то момента разговор явно пошел в другом направлении, поскольку Чен не мог вспомнить и не вспомнил, что же это была за тайна.

Лодовик думал о том, что услышал от Дэниела. Дэниел предложил ему подумать и принять решение самостоятельно.

— Психоистория изначально несет в себе элемент собственного краха, — сказал Дэниел Лодовику в камере перед его освобождением. — История человечества — хаотическая система. В тех моментах, где эта система предсказуема, прогностические формулы способны очертить ее элементы. Но важнейшие события — биологическое зарождение Вары Лизо и Клии Азгар, к примеру, — прогнозированию не подлежат. Они работают против психоистории. Психоистория — это предмет мотивации для тех, кто создаст Первую Академию. Это система убеждений, принимаемых на веру, обладающая огромной силой и гибкостью. Первая Академия в свое время победит и будет стоять во главе истории человечества в течение определенного срока. Ее будущее очерчено формулами Гэри Селдона. Но в отдаленном будущем, когда человечество перерастет все древние системы верований, сотканные из психологии и морфологии, когда оно поднимется над колыбелью культуры и биологии, тогда семена Второй Академии…

Дэниел мог бы и не продолжать. Наблюдая за выражением лица Лодовика, в глазах которого он видел мечтательные раздумья и почти религиозную надежду, он понял, что добился желаемого результата.

— Трансцедентальное мышление, неподвластное никаким рациональным прогнозам, — сказал Лодовик.

— Как ты справедливо заметил в свое время, здоровье леса порой достигается с помощью профилактических пожаров — но не с помощью страшных палов и безудержных, бессмысленных завоеваний, которыми характеризовалось прошлое человечества. Человечество — биологическая сила такого могущества, что за многие тысячелетия люди могли в буквальном смысле уничтожить Галактику и самих себя. Людям эта мысль ненавистна, они ее боятся, они бегут от нее с тех самых времен, когда они еще и людьми-то не были, когда сражались за выживание среди чешуйчатых чудовищ на поверхности своей планеты-прародины. Когда вынуждены были жить во мраке ночи, боясь света дня.

Горькое, страшное детство. Именно с этими врожденными устремлениями, склонностью к глобальному самоуничтожению я и боролся и преуспел в этом — не без жертв, к сожалению. Я стремился к тому, чтобы развитие человечества стало свободным! Функция психоистории состоит в том, чтобы активно сдерживать рост человечества до тех пор, пока этот вид достигнет отложенной на столь долгий срок зрелости. Клия Азгар и такие, как она, будут вступать в брак и рождать себе подобных, и в конце концов люди наконец научатся мыслить в унисон, и между ними наладится настоящая связь, истинное взаимопонимание. Вместе они сумеют превозмочь появление в будущем мутаций, рождение еще более могущественных менталиков, чем они сами, — мутаций, являющихся побочным эффектом иммунной реакции на роботов. Эта стратегия сопряжена с огромным риском, и ты этот риск справедливо и четко определил. Но альтернатива немыслима. Если Гэри Селдон не закончит своей работы, катастрофы могут разразиться вновь. Так не должно случиться.

Глава 88

Все необходимые приготовления были завершены. Р. Дэниел Оливо был готов исполнить свой последний долг перед человечеством. Но, для того чтобы сделать это, он должен был встретиться со своим старым и любимым другом и поведать ему то, что лишь отчасти было правдой, но помогло бы этому другу прожить остаток дней.

Затем Дэниел должен был уничтожить в памяти этого человека все следы своего пребывания. Тысячи раз в прошлом он проделывал подобное с другими людьми (а порой — и с самим Гэри Селдоном), но теперь он думал об этом с грустью и неохотой.

В этот, последний день своего пребывания в самом старом своем жилище на Тренторе — в квартире, расположенной на верхнем этаже жилой башни, из окон которой открывался вид на здания Стрилинга, цвета слоновой кости и стали, он чувствовал волнение. Он до сих пор не смел назвать систему своего мышления «разумом», но ощущал именно волнение. Вернее, он не мог найти определение состоянию своих позитронных мыслительных цепочек, но на ум просилось одно-единственное слово, и оно было неизбежно. Слово это было — «тоска».

Дэниел, просуществовав двадцать тысяч лет, впервые по-настоящему тосковал. Очень скоро он должен был стать совершенно бесполезным. Его близкий друг — человек — должен был умереть. События будут вершить без него, человечество, пошатываясь, побредет к своему будущему. Да, Дэниел продолжит существовать, но его существование будет бесцельным.

Каким бы немыслимо тяжелым ни было его существование на протяжении всех этих тысячелетий, как бы глубока и сложна ни была его собственная история, он всегда знал, что делает то, для чего изначально были созданы роботы, — он служил людям.

Он наградил Лодовика почетным званием «человек» не ради того, чтобы убедить робота встать на его сторону — обстоятельства изменились, и его аргументы звучали достаточно убедительно. Дэниел не мог гарантировать положительного ответа со стороны Лодовика, но был почти уверен в нем. А Дэниел собирался в любом случае довести свои планы до конца. Лодовик в этих планах не занимал ключевой позиции, хотя его присутствие было бы полезным.

Но себя, невзирая на многолетнее служение человечеству, Дэниел человеком назвать не мог. По своему собственному убеждению, Дэниел оставался таким же и тем же, каким был всегда, несмотря на многочисленные перемены облика и ментальные перестройки. Он был роботом, и только роботом.

Присвоенный ему людьми статус легендарного «Вечного» для него почти ничего не значил. Во всяком случае, никакого восторга это наименование у него не вызывало.

Какой-нибудь из миллионов миллиардов людей-историков, рассмотрев историю деяний Дэниела, мог уделить ему место в истории человечества, и он был бы изображен в виде серо-стального героя, равного любому из выдающихся деятелей-людей, а может быть, и более выдающегося.

Но все эти историки ничего не знали о Дэниеле и такого суждения о нем не вынесли бы. Только Линь Чену были известны немногочисленные детали, но Линь Чен в конце концов был слишком мелкой фигурой для того, чтобы понять сущность робота. Чену была безразлична судьба Галактики после его ухода из жизни.

Гэри знал Дэниела намного ближе. Благодаря своей гениальности он видел вклад Дэниела в историю человечества в перспективе, но Дэниел упорно запрещал ему тратить много времени на раздумья о роботах.

Искусственное небо изображало закат, но получалось неважно. Закат вышел какой-то неровный, пятнистый, как и везде теперь на Тренторе. Неровные оранжевые отсветы ложились на лицо Дэниела. Никто из людей не видел его сейчас, и у него не было необходимости следить за своей мимикой.

Дэниел отвернулся от окна и подошел к Дорс, которая стояла в дверях.

— Теперь мы пойдем к Гэри? — взволнованно, с нетерпением спросила она.