Страница 1 из 15
Василий Шукшин
Позови меня в даль светлую...
В небольшом русском городке, где-то на окраине, где дальше -- за пустырем -- виден уже и лес и не дымят трубы, в аккуратном домике из трех комнат жила женщина. Звали женщину красиво -- Агриппина, Агриппина Игнатьевна Веселова, попросту -- Груша. Было ей тридцать четыре года, и были у нее сын Витька двенадцати лет да брат Николай Иг-натьевич, главный бухгалтер пригородного совхоза, да где-то был муж... С мужем они разошлись три года назад: тот взял в подруги... бутылку, и та подруга белоголовая завлекла его куда-то далеко, даже и не слышно было, где он.
Брат Николай приезжал по воскресеньям к сестре и пле-мяннику, старался как-нибудь им помочь, продукты приво-зил, деньжонок иногда.
И один раз, в воскресенье, приехал он с важным каким-то делом... Но пока дело это не выкладывал, а как обычно они с Витькиной матерью воспитывали Витьку.
-- Ну сладу нет -- не слушается, и все, -- жаловалась мать. -- Совсем парень выпрягся...
-- Что же это ты, Витька? -- гудел большой дядя Нико-лай, постукивая толстыми прокуренными пальцами по кле-енке. -- Не годится так, не годится. А что же дальше-то бу-дет, если ты уже счас... черт-те чего вытворяешь? Ведь мате-ри-то одной трудно с тобой, как ты это не поймешь!..
-- Ни дьявола не понимает! На днях чего удумал: взял да соседской свинье глаз выбил...
-- Глаз? -- удивился дядя Николай.
-- Но! Ветеринар, сосед-то... ладно, мужик добрый -- не пошел никуда жаловаться. А то было бы дело!
-- Зачем же ты ей глаз-то выбил? -- спросил дядя.
Лобастый Витька сидел тут же, за столом, делал вид, что усердно читает книгу. Молчал.
-- Витьк!
-- Ну?
-- Зачем глаз-то свинье выбил?
-- Я нечаянно, -- буркнул Витька.
-- "Нечаянно"! -- воскликнула мать. -- Знаю я, как неча-янно... Нечаянно. -- И повернулась к брату -- рассказать: -- Я его все в пример ставлю, ветеринара-то: выучился человек, теперь живет-поживает, в доме-то только живой воды, навер-но, нет... Бери, мол, пример -- приглядывайся. А он его и не-взлюбил...
-- При чем же тут животное, если тебе человек не поглянулся? Витьк!
-- Ну?
-- Разве можно такие вещи делать?! Ты что, живодер, что ли?
Витька молчал.
-- Папа родимый -- набычится, и не сдвинешь с места, -- заключил дядя Николай. Помолчал. Спросил сестру: -- Где он счас? Не слышно?
-- "Где"! -- горько воскликнула мать. -- У него дорог много, и все -веселые.
-- Алименты-то шлет?
-- Шлет.
-- Эх, Витька, Витька... -- вздохнул дядя Николай. -- Что ж ты так живешь-то? А?
Витька молчал.
-- Витьк!
-- Ну?
-- Чего молчишь?
-- Я читаю.
-- Что ты мне очки втираешь! -- осердился дядя Нико-лай. -- Читает он!.. -- Потянулся, взял у Витьки книгу. -- Что ты читаешь? То ж -задачник! Кто же так задачник читает... как художественную литературу. Менделеев мне нашелся!
-- Вот так он меня все время обманывает, -- сказала мать. -- Спросишь: Витька, выучил уроки? Выучил! А где вы-учил, где выучил -- ничего не выучил, одна улица на уме...
-- Ты эту улицу брось, Витька, -- резонно стал убеждать дядя Николай. -- Она до добра не доведет. Хватишься потом, да поздно будет. Вот он, близко будет, локоть-то, да не уку-сишь. Улица от тебя не убежит, а время уйдет, не воротишь. Ты лучше возьми да уроки хорошенько выучи, чем... глаза-то свиньям вышибать. Чем выбил-то, камнем, что ли?
Витька водил пальцем по синим клеточкам клеенки. На вопрос только неопределенно поморщился и пожал плечами.
Дядя помолчал и спросил совсем другим тоном -- мирно, несколько удивленно:
-- Так что, здесь тоже свиней держут?
-- Держут, -- откликнулась мать. -- А чего? Мужик-то в доме, так и держут. Зато всю зиму без горюшка -- с мясом. Мужик-то есть, чего не держать?
-- Витька, -- повернулся дядя к Витьке, -- иди учи уроки в ту комнату, мне надо с матерью поговорить.
Витька незаметно с облегчением вздохнул и ушел в дру-гую комнату. Накачка кончилась.
-- Я вот о чем с тобой, -- заговорил Николай негромко. И посмотрел на часы. -- Помнишь, я тебе говорил про мужи-ка-то?
-- Ну, помню.
-- Это... видал я его в пятницу, говорил с ним...
Груша насторожилась. Заинтересовалась.
-- Ну?
-- Он придет сегодня... -- Николай опять глянул на ча-сы, -- через десять минут.
-- Батюшки! -- испугалась Груша. -- Чего же ты мол-чишь-то сидишь? Надо же хоть маленько прибраться, что ли?..
-- А что у тебя?.. Нормально и так...
Груша вскочила было, но оглянула комнату и села опять.
-- Так ты расскажи про него... Что хоть за человек-то? Ты откуда его знаешь-то?
-- Учился с ним на курсах бухгалтеров вместе...
-- Так это когда было-то!
-- Давненько. А тут встретил его: я в банк приехал, и он туда же пришел. Ну, разговорились... Ну -- как, мол, жи-вешь? То-се... Одинокий он счас -- разошлись тоже, двое детей было...
-- А чего разошлись-то?
-- Пил тоже...
-- Вот те на! Так это что же мне, шило на мыло менять?
-- Да погоди ты! Пил, счас не пьет -- лечился, что ли, или так бросил, не спрашивал. Но твердо знаю, что счас не пьет. Хороший мужик. Я рассказал про тебя: вот, есть, мол, се-стра -- одинокая тоже, парнишка в пятом классе... Приду, говорит. Посмотри, может, что и выйдет у вас. Чего же одна будешь с этих лет...
Через приоткрытую дверь в горницу Витька слышал весь разговор. Навострил уши.
-- Страшно, Коля, -- говорила мать. -- С одним всадилась до ушей... Но тогда хоть молодая была -- простительно, а теперь-то -- это уж глупость будет несусветная. Сама себя исклянешь...
-- А не торопись, никто тебя силком не гонит, -- отвечал на это Николай. -- Присмотрись сперва... Да и он, думаю, тоже не кинется сломя голову. Алименты только с него здо-ровые дерут...
-- Да это-то... черт бы его бей, с алиментами, они все нынче с алиментами. И я-то ведь не девка. Был бы человек хороший. Не зряшный какой...
-- Да нет, он так-то ничего вроде. Вон он идет! Особо не суетись -тоже не в поле обсевок. Но и... это... не строй из себя... Нормально, как всегда...
-- Да уж как-нибудь сумею. А семья-то его где, здесь живет?
Николай не успел ответить. В дверь снаружи постучали.
-- Ну? -- кивком показал на дверь Николай -- отклик-нись, мол.
Груша чего-то растерялась...
Помолчали и вместе сказали:
-- Да!
-- Войдите!
Вошел носатый, серьезный, преуспевающий на вид чело-век лет этак сорока трех -- сорока пяти. В добром, сталистого цвета плаще, при шляпе и при большом желтом портфеле. Маленькими глазками сразу с любопытством воткнулся в женщину... Но смотрел ровно столько, сколько позволило первое приличие.