Страница 23 из 34
Совсем другого рода был другой Иисус-мальчик, который в отношении характера просвечивается - больше нельзя сказать - через изложения Лука-Евангелия. Он происходил из Натанической (nathanischen) линии дома Давида. Он был прямо неодарен для того, что можно выучить внешне. Вплоть до своего двенадцатого года он не показывает никакого интереса для чего-нибудь, что школьно-мерно можно получить из культуры человечества. Напротив, показывал он с самого раннего детства при том в высшей степени, что можно было бы назвать: гениальность сердца, со-чувствие с каждой человеческой радостью, с каждым человеческим страданием. Он показывал себя в этом совсем особенно гениально, что он менее в себе жил, менее себе мог приобрести такую деловитость, которую можно приобрести на Земле, но что он чужое страдание и чужую радость с самого раннего детства чувствовал как свое собственное страдание и собственную радость, мог установить себя в Души других людей; это показывал он в навысшей мере.
Это есть мыслимо наибольшее различие между обоими Иисусами-мальчиками, так как они представляются Акаша-Хроника-мерному (Akasha-Chronik-mдЯgen) наблюдению. Теперь, наступает ведь, после того как оба мальчика достигли двенадцатого года, событие, которое я уже часто охарактеризовывал: что при странствии в Ерусалим, которое проделывали родители с Натаническим Иисусом-мальчиком, Я Заратустры, которое прежде оставалось в другом Саломоновском Иисусе-мальчике, вышло из этого тела и взяло владение жизненными оболочками Натанического Иисуса-мальчика. Отсюда произошло так, что все, что это царское Я смогло усвоить себе, теперь могло действовать в Душе другого, Натанического Иисуса-мальчика и могло действовать этому мальчику теперь со всей силой Заратустры, без того чтобы это знать, так могло действовать, что он возбудил изумление учителей писаний (Schriftgelehrten), среди которых он выступил, как это также излагает Библия. Также то отмечал я, что тот другой, Саломоновский Иисус-мальчик, из которого Я удалилось, очень быстро захирел и в относительно-мерно короткое время умер.
Должно быть вовсе отмечено, что никоим образом сразу не прекращается жизне-возможность для некого человека, который, как сейчас для Саломоновского Иисуса-мальчика было изложено, отдает свое Я. Как некий шарик катится дальше некоторое время, как бы через свою внутреннюю силу, так живет некое такое существо некоторое время дальше через силу, которая в нем живет; и для того, кто не может утонченным образом наблюдать человеческие Души, различие не есть очень большое между тем, что предлагает как некая такая Душа, которая имеет еще свое Я и некая, которая свое Я потеряла. Ибо в обычной жизни действует не так очень, когда мы выступаем напротив некой Душе, непосредственно Я. Что мы испытываем у некого человека, что мы будем воспринимать от него, это есть в самой наименьшей мере некое непосредственное проявление Я, это есть некое проявление Я через астральное тело. Астральное тело, однако, сохраняет тот другой Иисус-мальчик; и только тот, кто тщательно может различать - и это не есть легко - действуют ли старые привычки, старые мысли дальше в некой Душе или будет ли впредь еще принято новое, тот может через это воспринимать, есть ли Я еще здесь или нет. Но некое захирение начинается, некий род отмирания, усыхания и так было это у этого Иисуса-мальчика.
Через некую известную кармическую судьбу умерла, теперь, также вскоре после перехода Я Заратустры в другого Иисуса-мальчика, телесная мать Натанического Иисуса-мальчика и также отец Саломоновского Иисуса-мальчика и из отца Натанического Иисуса-мальчика и матери Саломоновского Иисуса-мальчика матери стала одна супружеская пара. Натанический Иисус-мальчик не имел никаких телесных братьев-сестер (Geschwister) и сводные братья-сестры, которые он теперь получил, были равно братья-сестры Саломоновского Иисуса-мальчика. Из двух семей стала одна, которая впредь обитала в поселке, который потом получил имя Назарет (Nazareth); так что мы, когда мы говорим о Натаническом Иисусе-мальчике, в котором, теперь, жило Я Заратустры, употребляем выражение: Иисус из Назарета (Jesus von Nazareth).
Я хотел бы, теперь, также здесь сегодня некоторое из юнешеской жизни этого Иисуса из Назарета, как это Акаша-Хроника-мерно может быть исследовано, так рассказывать, что мы через это можем выиграть понимание для некого известного исторического мгновения Земного развития, которое затем подготовило Мистерию Голгофы (Mysterium von Golgotha), к которой, чтобы говорить, мы завтра еще должны будем прийти.
В трех, для Видящего отчетливо друг от друга различающихся, фазах разыгрывается эта жизнь Иисуса из Назарета. Все-же показано уже в разговорах с учеными писаний, что в нем ожила уже в его двенадцатом году, через переход Заратустры-Я, некая внутренняя сила, чтобы быть просветленной, чтобы принять просветление и чтобы соединить его с тем, что как способность жило в Заратустре-Душе. Уже показано, что некая громадная сила внутреннего переживания была в этой Душе, так можно заметить теперь в подрастающем Иисусе с двенадцатого вплоть до семнадцатого и восемнадцатого года, как происходя из Внутреннего Души, внутренние просветления становились все богаче и богаче и особенно есть это теперь просветления, которые соотносят себя на целое развитие древне-еврейского и вообще еврейского народа.
Так, как Иисус из Назарета был вставлен в еврейский народ, так было ведь в этом еврейском народе вовсе более невозможно, чтобы воспринять величину того, что однажды в древние времена было дано пророками этому народу, как непосредственные Мировые тайны. Многое из древних откровений пророков унаследовалось дальше, но пра-источные способности, чтобы получать непосредственно Духовные тайны из Духовных миров, таковые давно истлели. Из сохраненных писаний принимали их. Некоторые были все-таки также здесь, как например известный Хиллел (Hillel), которые через свое индивидуальное развитие были способны еще внимать нечто из того, что было провозвещено древними пророками. Но не было давно более в этих немногих людях той силы, которая в пра-время еврейского народа, во время откровений была здесь. Это должно было отметить вовсе нисхождением в Духовном развитии еврейского народа. То, однако, что однажды было здесь, что было откровенно во время пророков, это вынырнуло теперь, как из глубин Души Иисуса из Назарета, как внутреннее просветление.
Но я хотел бы менее сделать вас внимательными на этот исторический факт, что в одном единственном человеке через внутреннее просветление опять вынырнуло то, что однажды во время пророков было откровенно. Много более хотел бы я ваши ощущения направить на то, что называется, что в бесконечном одиночестве одна, так относительно-мерно юная Душа, Душа тринадцати- вплоть до четырнадцати-летнего Иисуса из Назарета, чувствует в себе восходящим некое откровение, которое другие люди в его окружении не чувствовали более восходящим, которое Лучшие имели наивысшим в неком слабом отблеске. Установите вы ваши ощущения в жизнь некой такой Души, которая с неким Величайшим человечества стоит здесь одиноко и возложите вы значимость на то, что Мистерия Голгофы должна была быть подготовлена через то, что в Душе Иисуса из Назарета те одинокие чувства и одинокие ощущения должны были захватить место. Когда здесь стоят так, как на неком Душевном острове с нечто, что так, как Он ведь уже в свое время детства мог чувствовать себя со всем человечеством, хотели бы всем людям позволить наделить, но не могут позволить наделить потому что видят, что Души снизошли на некую ступень, где они не могут более это принять, когда все это ощущают: в боли и страдании нечто должным знать, что другие не могут принять, о чем, однако, так охотно хотели бы желать, чтобы это также жило в их Душах, тогда подготавливают себя для некой Миссии. Для этого подготавливал себя Иисус из Назарета. Это дало его Душе основную ноту, основной ньюанс, что он себе всегда опять должен был сказать: Ко мне звучит некий голос из Духовного мира. Если человечество могло бы его слышать, это было бы ему бесконечным благословением. В древние времена были здесь люди, которые могли его внимать, сейчас однако нет более здесь никаких ушей, чтобы слышать. - Это страдание одиночества-бытия, это вдавливалось все больше и больше в его Душу.