Страница 3 из 6
Милая, нынче такая пора скользких причалов, соленого пара, может и наша любовь не пропала, осень к стопам океана припала.
ШЛЯПНЫЙ ФОКСТРОТ
Ты -- шляпу надев, я -- слепо надеясь, прочь Я лунный навет, пусть ветки на дереве пляшут в окне, шелковых век вовек не целовать.
Ты -- дева иль дива, я -- рыцарь твой льдивый, пускай ядовита музыка рук стыдливых, музыка шляп. Между тобой и мной шагов бесконечный шлях.
Ты -- Маша-Мария, кара прямая, третий апрель умираю, шляпный мотив смиряя; словно тромбоны ходят твои рамена, -не про меня про меня.
АМЕРИКАНСКИЙ РОМАНС
Загаси ты полночную терпкую трубку, Марианна, разве мало тебе этих глаз огнебыких моих. Ты молчишь и вдыхаешь глоточками марихуанну. Бледнолицый фонарь к нам глядится в постель -- листопадный маяк.
Я тебя тороплю: водолазку зеленую, к дьяволу водолазку! Ты плывешь удивленно по пледу: расслабься, не будь, затянись. Нет, сейчас затушу этот травень, стравляющий довод и ласку, я тебя зацелую закрою запрячу от дымких темниц!
Поздно утром мы вышли на улицу: ты вся в черном, сизокрылая музыка сверху и снизу асфальтовы трещины. На углу, там где дайнер и тополь над ним высоченный "Вы зачем мне?" -- ты вдруг прошептала -- "оставьте вы наши трясины".
Три недели спустя на экране своем крутолобом синагоги окрестной лазоревый купол крутил утреннее кино: твой с плеча крадущийся локон. Я жилетку надел голубую, я желтые астры купил.
Я тебя подстерег в переулочной модной кофейне. Табурет своротив я к тебе подскочил: "Не могу без тебя". Ты поморщилась: "Мне это как-то до фени". А потом, видно сжалившись: "Ну, пойми, я от жизни бегу".
Так кури предоргазменный синий туман, Марианна, за дурман на двоих отдавайся, возьмет кто-нибудь. Ты была мне всю ночь слаще мирры и марихуанны. Как тебе объяснить, как понять, как забыть, как заснуть.
* РАЗДЕЛ 2: В МЭЙНЕ ГАВАНЬ ГОЛУБАЯ (поэма) *
1. МОТЕЛЬ: СТАНСЫ
Просыпаясь в мотеле, куда умотали, разрывая на части наше беглое счастье, сказали друг другу не гортанью, а грудью: станем пыльной геранью, кузовов перегудом, поклянемся на складках простыней и на сладких наших снах опаленных, на зеленых кабинках, на соленом предплечье гаргамелы песчаной, где волна бирюзова разливается снова пиво Mэйнского пляжа обещаний сырая пряжа.
2. МЭЙНСКАЯ ПЛЯСОВАЯ
В Мэйне гавань голубая парусами хлопает, накроши каравая -живо чайки слопают. Я и сам метал им крохи на реке, на Яузе, нынче памяти огрехи потакают язве отпускных воспоминаний -негативов стронутых, ты моя больная память в босоножках стертых. Как влюбленные моллюски на прогретой отмели мы с тобою целовались и от счастья обмерли.
3. НЬЮ-ЙОРКСКИЕ АДВОКАТЫ НА ДАЧЕ
Адвокаты нью-йоркские авокадо смакуют. Носищи ирландские над блюдом снуют. Антикварная такса по пристани бродит -собачья тоска адвокатов не бередит, потому что забыть об отчизне отцов легче стало, чем выть на причале от слов: "Он обвил якоря Этот пояс венерин", -мучая и коря им мерещится Эрин. И тогда, ввечеру, адвокаты горькую пьют: "По-ирландски я в Мэйне помру", -эмигрантские песни поют.
4. НА ПРИЧАЛЕ
В гавань тебя неспроста привел. Слышишь ли, сдобрен отборной ворванью, густо напичкан рыбачьей руганью, подпоясан канатной рванью, воздух врывается в ноздри самые: здесь чураются кровель и правил.
Белый купальник кто-то забыл. Черный причал от страсти завыл. Как я люблю тебя целовать. Лодочный блюз зовет тосковать, Тонкие руки в запястьях ломать -А не ломать, так не миловать.
Игры, в которых язык языку -боцман и шлюха, секс на боку -мы отыграли, но как не кипеть глядя на рыбин, штурмующих смерть, гладя на крабов, пляшущих яблочко. О, твои затаенные ямочки!
Здесь, на границе земли и воды падают ниц океана плоды. Видишь, слетает тунца голова -Лучше сейчас, чем не к месту слова... Вот почему тебя в гавань привел -Нашей любви последний прилив.
5. НОЧНОЙ РАЗГОВОР В БАРЕ
"Родину зачем ты оставил!?"-пьяный шкипер мне говорил. Лед в стакане тончал и таял. Океан накатывался птичьей стаей и в ушах чудно ворожил.
На веранде горела луна и лампады стеарином ангельским по столам и воде. Горизонт тускнел и розовые лампасы официантских улыбок запасливых претили нам, Близнецам и Деве.
Шкипер тупо лез в пивную бутылку: "На кой ляд ты приперся сюда!? Здесь у нас все по-простому, виски да содовая, здесь у нас никто не грустит без толку, поезжай в Россию и там сгорай от стыда!!!"
Я ему в ответ про закат над Сеймом, про цветы степные: короставник, серпуха, чертополох. Это я потерял, но обрел в новом свете самом викенд на Мэйнском пляже, окрест усеянном твоей улыбкою в американских кленах и тополях.
Мой допросчик ярый уже раскидывался на стуле плетеном: рожа с дурной осклабиной. Дальний гром по небу ровно раскатывался. Я-то ждал от тебя хоть одной, хоть слабой торопливой весточки от души родной.
Ты делила со мной кичливое пиво и при всех могла в ключицу меня целовать. Ты ведь вся моя, но простого напева океанских степей, глинозема и мела ты не сумела во мне разгадать.
Пойми: здесь в Мэйне, здесь все пространней и конкретнее тож, больно берег наг. Я вгляделся в тебя пьяней и пристальней, да в себя заглянул: душа в четырех стенах, а заместо крыши твои объятия.
Кэмден, Мэйн -- Нью Хэйвен, Коннектикут -- Провиденс, Род Айленд.
1991-1992
* РАЗДЕЛ 3: ДЕРЕВЕНСКИЕ СТИХИ *
ВЕЛОСИПЕДНЫЕ СТИХИ
Дожди опутали Вермонт; пора в ремонт велосипед катить и вежливо сопеть случится если на мосту: сорвется трепетная цепь, педаль от боли заревет на весь колледж: ну что ты, педель, учитель нудный, посмотри, -кружится гладыш раз два три запущен ловко досмерти, скорее протяни к реке сачок, прилаженный к руке, ладонью шасть, и в черпаке не гладыш, а дождливый знак, словил его. Ты -- князь.
За пазухой щекочет знак, бегу из дождевых клоак, бегу, а мой велосипед зовет меня кричит вослед -в тиши колледжа на холме в канареечном плаще стоит любовь моя, Наоми. Я подойду к ней: ты мой сон, ты снилась мне ты мне мостом была подарена рекой велосипедною рукой, не умирай, велосинант, повременит твой ржавый рай, нам на покой еще не надо.
Любовь моя глядится в даль, чернеет яблочная падаль в садах эдемских ты, Наоми, моя любовь на обе жизни; кручу педаль кручу роман пока опутали Вермонт дожди дождейственных времен.