Страница 83 из 86
Леддравор взревел и оттолкнул Толлера с силой отчаяния, одновременно выдергивая меч. Открыв рот, принц несколько секунд глядел на Толлера, потом уронил меч, опустился на колени, наклонил голову и смотрел, как под его телом собирается лужа крови.
Преодолевая боль, Толлер вырвал нож из ладони и зажал бок, в котором мокро пульсировала глубокая рана. Все поплыло у него перед глазами, залитый солнцем склон то устремлялся к нему, то отступал. Отбросив нож, он, шатаясь, подошел к Леддравору и подобрал его меч. Затем собрал все оставшиеся силы и высоко поднял клинок правой рукой.
Леддравор не смотрел вверх, но слегка покачал головой, показывая, что заметил действия Толлера.
- А ведь правда я убил тебя, Маракайн? - Он говорил задыхаясь и захлебываясь кровью. - Дай мне это последнее утешение!
- Сожалею, но ты меня лишь слегка оцарапал, - произнес Толлер и обрушил вниз черный клинок. - А это за моего брата... принц!
Он отвернулся от трупа Леддравора и с трудом сосредоточил взгляд на черном силуэте гондолы. Качалась ли она от ветра, или находилась в неподвижной точке раскачивающейся, растворяющейся вселенной?
Толлер отправился в путь- к гондоле, дивясь тому, как далеко теперь она оказалась... на расстоянии намного большем, чем от Мира до Верхнего Мира.
Глава 21
У дальней стены пещеры валялась груда валунов и каменных обломков, попавших туда через естественные щели.
Толлер любил смотреть на эту груду, потому что внутри нее живут верхнемирцы. Он их, собственно, не видел и не знал, похожи ли они на миниатюрных человечков или зверей, но был уверен, что они там есть, так как они зажигали фонарики.
Свет фонариков проникал сквозь щели меж камней в любое время дня и ночи, и Толлеру нравилось думать о том, как верхнемирцы занимаются своими делами за стенами этой полуразрушенной крепости, нимало не тревожась, что может происходить в большой вселенной.
Как ни странно, но даже когда его сознание прояснялось, один крошечный фонарик упрямо продолжал вспыхивать в глубине завала, и, приходя в себя, Толлер не радовался этому наблюдению. Он боялся сойти с ума и смотрел, смотрел на светящуюся точку, желая чтобы она исчезла, поскольку для нее не было места в рациональной вселенной. Иногда она скоро гасла, но чаще медленно-медленно тускнела и лишь потом исчезала вовсе, и тогда его сознание цеплялось за Джесаллу, как за якорь спасения, ибо лишь она одна связывала Толлера с нормальным, привычным миром.
- А я не считаю, что ты достаточно окреп для путешествия, - твердо сказала Джесалла. - И незачем продолжать дискуссию.
- Но я почти совсем выздоровел, - запротестовал Толлер и в доказательство замахал руками.
- Единственно, что у тебя выздоровело, так это язык, да и его ты слишком перегружаешь. Помолчи немного, дай мне поработать.
Она повернулась к нему спиной и стала помешивать прутиком в кастрюле, где кипятились повязки.
Прошло семь дней, и раны на лице и на руке почти зарубцевались, но бок по-прежнему кровоточил. Джесалла чистила сквозную рану, каждые несколько часов меняя повязки. При таком режиме скудный запас тампонов и бинтов, изготовленных ею, приходилось использовать повторно.
Толлер не сомневался: если бы не Джесалла, он бы давно умер, но к благодарности примешивалась и тревога. Он подозревал, что в зоне приземления флота царит суматоха, подобная сумятице при отлете, и все же ему казалось чудом, что их с Джесаллой до сих пор оставляют в покое.
По мере того как лихорадка отпускала Толлера, он с каждым днем все больше тревожился.
"Завтра утром уходим отсюда, любимая, - подумал он, - даже если ты не согласна..."
Стараясь успокоиться, Толлер опустился на постель из сложенных стеганых одеял и окинул взглядом панораму, которая открывалась из пещеры. К западу на протяжении мили спускались к большому озеру травянистые склоны, там и сям утыканные незнакомыми деревьями; воду цвета чистого индиго усеивали бриллиантовые солнечные блики. Северный и южный берега окаймляли сужающиеся полоски леса, состоящие, как и на Мире, из миллиона крапинок от бледно-зеленого до темно-красного - лиственные деревья на разных стадиях цикла.
Озеро простиралось на запад до самого горизонта, упираясь в эфирные зубцы далеких гор, над которыми вздымалось чистое небо и диск Старого Мира.
Толлер находил эту сцену несказанно прекрасной, но в первые дни она смешивалась с бредовыми видениями, и воспоминания о них были обрывочными. Он не сразу понял, что так и не сумел выстрелить из пушки, и Джесалла отважилась вернуться за ним сама. Она попыталась замять обсуждение этого вопроса и заявила, что если бы Леддравор победил, то вскоре и так нашел бы ее. Толлер, однако, думал иначе.
Лежа в тишине и покое раннего утра, он наблюдал, как Джесалла занимается хозяйством, терпеливо выполняя возложенные на себя обязанности, и восхищался ее мужеством и находчивостью.
Толлер не мог представить, как ей удалось поднять его в седло синерога Леддравора, перегрузить припасы из гондолы и вести животное много миль, пока не нашлась пещера. Даже для мужчины это было бы трудно, а для хрупкой женщины на незнакомой планете с неведомыми опасностями да еще в одиночку поистине настоящий подвиг!
"Джесалла- исключительная женщина, - думал Толлер, - и когда же она поймет, что я не собираюсь вести ее в необитаемые края?"
С тех пор как к Толлеру начала возвращаться обычная рассудительность, он осознал отчаянную непрактичность первоначального плана. Двум взрослым, может быть, и удалось бы влачить жалкую жизнь изгнанников в лесах Верхнего Мира, но если Джесалла еще не беременна, она так или иначе это устроит.
Он не сразу сообразил, что в самой сердцевине проблемы и содержалось ее решение. Поскольку Леддравор убит, королем должен стать принц Пауч, а его Толлер знал как сухого и бесстрастного человека, который, конечно, следовал традиционной колкорронской терпимости к беременным женщинам, тем более что никто, кроме Леддравора, не мог дать показаний о том, что Джесалла стреляла в него из пушки.
Изо всех сил стараясь не замечать сияния фонарика верхнемирца в груде валунов, Толлер пытался сосредоточиться на главном: необходимо сохранить жизнь Джесаллы до тех пор, пока не станет очевидно, что она в положении. Он прикинул, что сотни дней будет достаточно, но принятие этого решения почему-то только усугубило тревогу. Как определить благоприятный момент теперь? Не уйти слишком рано, пока он не способен двигаться быстро, но и не засидеться до тех пор, когда их не спасет и стремительность лани.