Страница 53 из 60
Саша разжаловал его из «Отдела кадров», а я должна относиться к Славке с почтением и уважением, потому как именно он нас познакомил, вечная ему за это благодарность. Потому он больше и не «Отдел кадров», то есть — при мне они ни 0 каких делах не разговаривали. Так, травили что придется. Славка больше слушать любит лишнего никогда не сболтнет, а Саша если заведется — не остановишь. В мае, на праздники, мы у Саши на квартире собрались. Елены не было — в Москву на своей машине укатила вместе со Славкой. Саша планы строил в июле мы едем на юг, даем гастроли по маршруту Одесса — Батуми. А потом, говорит, будем решать очень важный вопрос. Какой вопрос — я не уточняла. Мало чего он в таком состоянии плел… А теперь вот его нет…
— Вы сказали, что заплатили Перфильеву за машину шестьсот рублей и передали деньги через Короткова. Подтверждаете эти свои показания?
— Да, полностью подтверждаю.
— Расскажите подробнее, что вас к этому побудило и при каких обстоятельствах это произошло.
— Понимаете, я дружу с Володей, с Максимовым. У меня имелся «Жигуленок», но уже старый, первого выпуска. Хотелось новый. А Володя имел «Москвича», и он без очереди заимел «Жигуленка» последней модели. Вы же понимаете, я спросил: как удалось? У друга от друга нет секретов. Володя познакомил меня со Славой. Слава сказал: шестьсот рублей — и машина ваша. Володя объяснил мне, что это идет через Перфильева.
— Лично Перфильева вы до этого знали?
— Вы же понимаете, его все знали, но лично знаком я раньше не был.
— Когда познакомились?
— На Первое мая. Вернее, Слава познакомил нас еще в апреле, а на праздники Александр Антонович пригласил заглянуть, отметить, так сказать…
— О деньгах у вас с Перфильевым разговора не было?
— Что вы! Никогда!
— Но он знал, что устроил вам покупку вне очереди?
— Думаю, догадывался.
— А вам было известно, что Перфильев получил не шестьсот, а четыреста?
— Я догадывался. Но не знал точно, какую сумму Слава оставляет себе.
— Вам известно об ответственности за дачу взятки?
— Если я скажу — неизвестно, вы же не поверите… Но я очень вас прошу, учтите мое положение… У меня маленький ребенок… Я могу отдать эту проклятую ма-шину…
— Единственное, что в вашу пользу, — чистосердечное признание. И помощь дознанию. Это будет учтено судом. Можете идти.
— Давно вы знакомы с Коротковым?
— Дай бог память… Может, года два с половиной.
— При каких обстоятельствах познакомились?
— Он сам пришел.
— Куда пришел?
— А ко мне в кинотеатр.
— Как зритель, что ли?
— Зачем? Насчет работы. Он же художник.
— Афиши рисовать?
— Точно.
— И вы дали ему работу?
— У меня художник был, но он тогда как раз болел. Дело Славке нашлось.
— Он разве без дела ходил?
— Зачем? У него по договору солидная работа. У меня он просто подхалтуривал.
— Расскажите, как все это организовалось с приобретением машины.
— Ну как? Я в очереди на «Жигуленка» записан был, да очередь — она, сами знаете, не так быстро двигается. Славка знал — я машину хочу, ну и помог. Он парень оборотистый. — Вы что же, попросили его помочь? — Не помню, как получилось, может, и попросил. — Постарайтесь вспомнить. Это имеет некоторое значение. И для вас тоже. — Понимаю… Я на него лишнего валить не буду, но он мне в общем намекал. — На что? — Ну что у него есть возможность достать автомобиль без очереди. — И подразумевалось, что нужно кому-то дать на лапу? — Мы же не маленькие… — А кому — Коротков не говорил? — Это я потом уже узнал про Александра Антоновича. Когда лично познакомились. — Коротков сказал? — Зачем? Он не такой дурной. Виль догадался. — Румеров? — Да. Мы тогда у него вечерок для Славки устроили, а он Александра Антоновича привел. Ну у Виля голова не кочан, он быстро вычислил. — Это было до того, как Виль тоже приобрел автомобиль, или после? — После. — Виля с Коротковым вы свели? — Что значит — свел? Мы друзья. И со Славкой стали друзья… Чего ж тут сводить? — А кроме Виля, вы Короткову никого не рекомендовали? — Нет. — Хорошо, Максимов, скажите, вы дочь Александра Антоновича знаете? — Лену? Конечно. Мы с Вилем у них дома бывали. — Простите за нескромный вопрос: в каких она отношениях с Коротковым? — В хороших. — Ну а точнее? — Они, кажется, собирались пожениться. — И раздумали? — По-моему, Александр Антонович не одобрял. — Из чего вы это заключили? — Антоныч цену Славке знал. — Странный вы человек, Максимов. Вы же цену тоже знали, а все-таки дружили и сами пользовались. — Я один раз попользовался, а до остального мне дела нет. — Вы когда-нибудь Уголовный кодекс читали? — Не приходилось. — И Виль вас не просвещал? — Чего ему просвещать? Мы с ним одинаковые. — Очень жаль… А кого Перфильев звал Клешней? Максимов нахмурил брови. — Какая клешня? Первый раз слышу, Он не играл, не притворялся. — Ладно, Максимов, вы свободны.
Глава V. АВТОМОБИЛЬНАЯ АВАРИЯ
Двадцатисемилетнему человеку, который за пять лет службы видел семнадцать трупов и который ежедневно общается с себе подобными людьми, общающимися, в свою очередь, — опять-таки по роду службы — исключительно с преступным миром, — такому человеку очень трудно сохранить изначальную веру во всеобщую чистоту человечества. Об очерствении и бесчувственности сыщиков Синельников читал и слышал, но когда искал среди старших примеры подобных очерствении почему-то не находил их. Скажем, кто-кто, а его начальник, Андрей-Сергеевич, сорок лет работающий в розыске, смог бы явить в этом смысле отличный образец. Между прочим, его немцы расстреливали, он два раза бежал из плена, у него сволочи полицаи убили жену и сына, и, когда он был в партизанах, посчастливилось ему, на свое горе, поймать полицая, который насиловал его жену перед тем, как скинуть ее в ров. Но даже того грязного полицая, за которого никто бы и слова не сказал, Андрей Сергеевич своей рукой, своей волей не казнил — отдали его под трибунал…
Дружба по профессии — это хорошо, и Синельников дружил со старшим инспектором угрозыска Малининым. Но какой-то здоровый инстинкт (впрочем, нездоровых инстинктов не бывает) устроил так, что у Синельникова образовалось два близких друга, не имеющих отношения ни к дознанию, ни к следствию, ни к суду. Один работал тренером по плаванию в спортобществе «Динамо» и был ему ровесник, другой, на тринадцать лет старше, сосед по лестничной клетке, отец шустрого конопатого второклашки и забавной трехлетней девочки с белыми косичками, которая называла Синельникова дядей Лесей, работал на металлургическом комбинате начальником мартеновского цеха. И главное, жила в городе девушка, которую Синельников, кажется, всерьез любил — во всяком случае, он готов был жениться на ней хоть завтра, но возражали ее родители, и не потому, что Синельников обитал в коммунальной квартире, занимая комнату в шестнадцать квадратных метров, и не по каким-нибудь иным причинам, а лишь потому, что они постановили так: их дочь выйдет замуж после окончания института. Она перешла на пятый курс — значит, ждать (поскольку она была тоже за) оставалось какой-нибудь год. Здоровый инстинкт повелевал ему ежедневно общаться с людьми иной профессии и не в рабочей обстановке, ион был рад, что у него есть друзья, не говоря уже о невесте. Порою у него возникало ощущение, что он все время идет по тем тайным тропам, по которым ходят разоблачаемые угрозыском преступники. Он знал, что в любом государстве существуют преступные элементы — другое дело, какой процент они составляют и каков характер типичных преступлений. Он сознавал, что ему не грозит опасность стать человеконенавистником в силу своей специфической профессии, ибо тот процент, против которого он поставил себя на службу, ничтожно мал. И все-таки… Все-таки он никак не мог забыть нечаянно подслушанный однажды разговор. Это было в апреле. Он шагал в обеденный перерыв мимо кинотеатра, из которого высыпал целый рой маленьких школьников — кончился сеанс. Среди этой низкорослой, пестрой, шумливой толпы возвышались, как маяки, три или четыре женские фигуры — должно быть, учительницы. Две девочки, обе с широко раскрытыми глазами, остановились у тротуара, и Синельников услышал, как одна сказала другой: «А я не верю, что Наташке не страшно было». Другая сказала: «Чего не страшно?» — «Ну, когда он его сжигал, она говорит — не страшно». — «Врет она, всем было страшно…» Кто кого там сжигал, для Синельникова осталось неясно, но зачем же водить детей на такие фильмы? С тех пор всякий раз, когда он думал о циническом воздействии одних людей на других, он вспоминал этот детский разговор и, к стыду своему, по какой-то нелепой аналогии сравнивал себя с Наташкой, которая из голой бравады врала, что ей не страшно… Конечно, он ни за что на свете никому бы не признался в таких сопоставлениях. Но от себя-то самого никуда не денешься, и ему приходилось успокаиваться лишь тем, что с возрастом и с опытом все эти рефлексии исчезнут… В последнюю неделю Синельников ни с кем, кроме как на работе, не встречался, однако тоски по друзьям не испытывал — не было для нее ни места, ни времени, потому что дело закручивалось очень серьезно. К нему подключился и следователь.