С малых высот

В плане Груздева мне отводилась довольно скромная роль.

- Как только "черные стрелы" за тобой погонятся, давай ракету! инструктировал Груздев. - Больше от тебя ничего не требуется. Уходи подобру-поздорову!

- А немцы прилетят? - с недоверием спросил я.

- Можешь не сомневаться. Ни на минуту не опоздают! У этих господ шаблоны отработаны как надо, - авторитетно заверил Груздев.

- Хочу спросить, - снова не удержался я. - Если они откроют огонь? Что мне делать? Сшибут ведь, гады, в два счета! Как чесанут - так и отвоевался! Ноздрачева-то с Мишиным сбили.

Груздев засмеялся:

- Держись! Мы с Петром пропасть тебе не дадим! Да и сам не плошай, ты же комсомолец, орел!

- Все ясно!

Чтобы удобнее было вести наблюдение вокруг, я все время менял направление и высоту полета. То резко снижался, делая отвороты влево, то разворачивался вправо с набором высоты. Ни на минуту не выпуская из поля зрения Конева и Груздева, я пристально следил за горизонтом.

На небе появилась мутная полоса рассвета. Звезды погасли.

Чем ближе подлетал к Ожедову, тем напряженней чувствовал себя. Местность была знакомой. Где-то неподалеку лежал аэродром, а там и зенитные батареи. Я знал, что с земли за мной следят десятки глаз. Радисты держали непрерывную связь с истребителями. Но все это почему-то не успокаивало меня. Возле Ожедова "яки" скрылись за облаками, и я почувствовал себя уязвимым со всех сторон. Настроение упало. "Но делать нечего. Назвался груздем - полезай в кузов", - подумал я.

Вдруг со стороны линии фронта показались две точки. Они быстро росли. Через минуту, блеснув серебром, они вытянулись в черточки. "Ну вот и "черные стрелы" тут как тут, - мелькнуло у меня в голове. - Встретились!"

Не тратя времени, выхватил ракетницу и выстрелил в направлении приближающихся "мессеров". В тот же момент резко убрал газ и перевел самолет в глубокое скольжение с разворотом. Я не сомневался, что немцы заметили меня, и действовал точно по плану. Надо было скорее уходить в сторону леса, под прикрытие зенитных батарей. Удирать во все лопатки!

"Где Конев? Груздев где? Успеют ли прийти на помощь?"

Немцы действительно увидели У-2. Ведущий с ходу ввел свой самолет в левый разворот и со снижением пошел в атаку.

Я понял: стоит мне хоть на миг вывести самолет из скольжения, враг сейчас же прошьет его пулеметной очередью. Сжавшись в комок, всем телом ощущая наведенные мне в спину пулеметы, продолжал стремительно нестись к земле. Лихорадочно билось сердце. В висках стучало. Спасительный лес был уже близко. "Где же Конев и Груздев?" - по-прежнему не давала покоя мысль. Возле левой плоскости У-2 промелькнула огненная трасса. Вторая трасса прорезала крыло.

Меня обдало холодом: "Сейчас даст очередь по кабине - и крышка!"

Мучительно долго тянулись секунды. "Держись! - вспомнил я слова. - Ты ведь комсомолец, орел!"

"Мессершмитт" почему-то прекратил огонь. Я мельком оглянулся и застыл от изумления: ведущий "мессер", свалившись на бок, камнем летел вниз. За "мессером", не прекращая огня, пикировал Конев. Ведомый фашистский истребитель свечкой уходил ввысь. За ним, повиснув на хвосте, гнался быстрокрылый "як" Груздева.

"Неужели спасен?" - Не веря своим глазам, я снова оглянулся назад все точно! Один "мессер" сбит, второй вьюном уходит от преследования. Не помня себя от радости, я закричал:

- А, гады! Это вам не за мной гоняться! Бейте его, товарищ майор, бейте! За Ноздрачева и Мишина! За всех нас!

Забыв на секунду про все, я чуть не врезался в деревья. Спасли сила и быстрота реакции. Навалившись на ручку, перевел самолет в горизонтальный полет и сразу почувствовал такое облегчение, словно свалил с плеч огромную ношу. Теперь можно было не спешить. Передо мной в глубоком небе, как на экране, развертывался воздушный бой, хотелось досмотреть его до конца.

Обстановка в воздухе складывалась явно не в пользу врага. "Яки" наседали. "Мессер" всячески изворачивался. Несколько секунд он продолжал свечкой лезть вверх. Но скорость его быстро гасла. Немецкий ас, выбрав удобный момент, неожиданно перевел машину в вираж. Груздев устремился за ним. Не закончив виража, фашист с исключительной быстротой положил самолет на обратный курс, а затем резко пошел на снижение. Груздев не ожидал такого маневра. Его истребитель оказался в стороне. "Мессер" немедленно воспользовался этим, на какой-то момент оторвался от преследователя, дал полный газ и быстро стал уходить на запад.

"Неужели вырвался?" - подумал я.

От досады мне стало не по себе. Но в этот момент на хвосте у фашистского самолета оказался Конев и с разворота дал длинную очередь.

"Мессершмитт" сразу же клюнул носом. Конев преследовал его, не прекращая огня.

- Так! Так его! - кричал я, видя, как из-под правой плоскости вражеского истребителя вырвался черный клуб дыма. - Еще очередь!

Вдруг самолет Конева свечкой взмыл вверх. "Что случилось? Ведь все шло так хорошо!" Конев между тем сделал вираж, развернулся и со снижением на большой скорости стал догонять Груздева. Какое-то мгновение оба истребителя шли вместе, затем Груздев ушел вперед, за удирающим "мессером". По-видимому, у Конева кончились боеприпасы, об этом он передал по радио Груздеву, и тот продолжал преследовать врага.

Вскоре я потерял их из виду и полетел на аэродром. Посадив самолет и отрулив его на стоянку, поспешно выпрыгнул на снег.

- Ну как? Сбили? - спросил я у техников.

- Готово! Отлетался!

- Конец "черным стрелам". И остальных гадов перебьем! - добавил один из них.

- А ты-то молодец, - поздравляли меня техники. - Ведь на волосок от смерти висел!

- Они спасли! - улыбнулся я, оглядывая небо. Над аэродромом прошла пара краснозвездных истребителей.

- Счастливого возвращения! До новых встреч!

Броня наша - мужество

Днем 17 марта командир полка объявил:

- Вылетаем на аэродром подскока. Будем бомбить скопление войск в районе Ивановское.

В сумерках мы перелетели в Ожедово и начали боевую работу. Каждый старался сделать как можно больше вылетов. Этого требовала обстановка. Враг, не считаясь с потерями, упорно пробивался к своей окруженной демянской группировке. Нужно было сорвать его замыслы. Напряжение нарастало на земле и в воздухе. За ночь мы сделали по шестнадцать боевых вылетов. Сбросили около тридцати восьми тонн бомб. Это были рекордные цифры.

На исходе ночи в полк поступил приказ: выделить часть экипажей для связи. Эту задачу поставили Семену Ванюкову, Виктору Емельянову, Николаю Евтушенко и мне.

Днем фашистские истребители встретили над рекой Ловать самолет Николая Евтушенко. Уклоняясь от атак, летчик был вынужден посадить машину на берег. Покинув кабину, он отбежал в сторону. Фашисты пикировали до тех пор, пока не зажгли самолет. На второй день Евтушенко возвратился домой пешком.

Вечером полк снова перелетел в Ожедово. И опять всю ночь бомбили вражеские войска. Напряжение было настолько сильным, что спать не хотелось. Чтобы не терять даром времени, летчики и штурманы помогали техникам подтаскивать и подвешивать бомбы.

На следующее утро Ванюкова, Сорокина и меня послали на связь. За день мы сделали по нескольку вылетов. Не раз приходилось уходить от вражеских истребителей, прижимаясь к самым верхушкам деревьев. К вечеру от усталости стали слипаться глаза. В последнем полете не хотелось ни двигаться, ни думать. Нужно было осматриваться, а я изо всех сил боролся со сном. Кое-как добрался до аэродрома Сельцо, а там никого из наших не оказалось. Полк уже перебазировался в Ожедово. "Баста! - решил я. - В эту ночь никуда не полечу. А то еще, неровен час, заснешь в воздухе. Ведь двое суток не отдыхал".

Попросил техника зачехлить и замаскировать самолет. Тот удивленно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Едва успел он набросить чехол на двигатель, как подошел комиссар полка.

- Зачем вы это делаете? - с недоумением спросил он.