Страница 9 из 26
И довольно скоро Ангелина Аскольдовна обнаружила нечто, что с одной стороны разъясняло причины столь значительных перемен, но с другой стороны, только добавило таинственности к происходящему. Впрочем, судите сами. Затаившись в очередной раз у двери будуара своего патрона, Ангелина Аскольдовна обратилась в слух. Из-за двери доносились негромкие звуки радио. Радио бормотало новости и играло классическую музыку. Было слышно, как Халиван Хутебеевич бреется электробритвой и подпевает радио, которое играло адажио из сороковой симфонии Моцарта. Побрившись под адажио, Халиван Хутебеевич залез под душ, который он принимал уже под звуки менуэта. Когда менуэт уже почти добрался до коды, Ангелина Аскольдовна услышала томные вздохи. О, она знала наизусть каждый вздох своего божества! И поэтому для нее было яснее ясного, что в данный момент нежный и чувственный кадровый офицер орошает отдельные участки своего кожного покрова духами "Ланком" и при этом томно закатывает глаза и тихонько вибрирует всем телом. Ангелина Аскольдовна тоже вздохнула и сглотнула слюну. Тем временем вздохи из-за двери прекратились, и из репродуктора послышался голос дикторши: "А сейчас прослушайте хор пленных иудеев из оперы Верди "Набукко" в исполнении московского хора "Свободная Россия".
Сквозь звуки хора Ангелина Аскольдовна различила легкие шаги - Халиван Хутебеевич вышел из ванны и прошел через комнату - туда, где стояло недавно купленное большое зеркало на подставке. Ангелина Аскольдовна почему-то чрезвычайно невзлюбила это зеркало, оно не понравилось ей с самого начала, как только его привезли. Не понравилось до такой степени, что она даже ни разу в него не заглянула и не вытерла с него пыль. Впрочем, пыль на него почему-то совершенно не садилась, видимо вследствие эффекта Заебека. Итак, Халиван Хутебеевич прошел к зеркалу, остановился и неожиданно произнес самым сладчайшим и вкрадчивым голосом: "Иди ко мне, моя отрада! Иди ко мне, моя нежная! Иди ко мне, моя сладкая!" "Здравствуй, любимый мой, радость моя, единственный мой!" - послышалось в ответ бархатное женское контральто удивительно приятного, волнующего тембра. В этом голосе была сдерживаемая страсть, и патетика, и сила, и тревога, и обожание, и просто обворожительная нежность.
В первый момент Ангелина Аскольдовна изумилась. Она знала все голоса, которые могли звучать в этой комнате, и среди них никогда не было женских голосов - не было, и быть не могло. И вдруг - такие перемены. Ангелина Аскольдовна каким-то образом догадывалась, что наверняка в происходящем странном повороте событий виновато проклятое заколдованное зеркало. А может и не только зеркало... Но как? Но почему? И так неожиданно... Ангелина Аскольдовна судорожно вздохнула и осторожно поменяла позицию, разминая затекшие от стояния ноги. А из-за двери уже доносились звуки бурной и нежной любви под аккомпанемент первого концерта Чайковского для фортепиано с оркестром. Ангелина Аскольдовна могла поклясться, что никто не приходил в квартиру, и уж тем более женщина. Было также чрезвычайно сомнительно, чтобы кто-то мог залететь или залезть в окно, да и звук открываемого окна не укрылся бы от ее обостренного слуха. Нет, конечно же никого кроме хозяина в его комнате быть не могло, и тем не менее Ангелина Аскольдовна ясно слышала, что любят друг друга двое, и при этом любят так нежно и так страстно, как будто это в последний раз в жизни. Ангелина Аскольдовна неожиданно заплакала, потом зачем-то перекрестилась и на цыпочках отошла подальше от двери, беззвучно хлюпая мокрым носом и вытирая слезы мужским клетчатым носовым платком.
Да, мой дорогой читатель, случилось именно то, о чем ты, разумеется, подумал. Нечасто военные приборы, применяемые в мирных целях, дают такие необыкновенные результаты. К сожалению, мне ничего не известно о том, как выглядел новоявленный объект любви великого артиста, как они любили друг друга и прочие интимные вещи. Но это в конце концов вовсе и не важно. Важно, что оба были беспредельно счастливы, причем та, которая благодаря необыкновенному зеркалу получила право голоса и право на любовь, была счастлива едва ли не больше, чем ее обладатель. Ведь одно дело - когда тебя употребляют в процессе любви, и совсем другое дело - когда тебя нежно любят.
А ты, мой читатель, способен ли на такую любовь? Можешь ли ты любить всю свою жизнь нежно, страстно и безответно? Или предпочитаешь употреблять объекты любви, как употребляют пищу и напитки? В моем вопросе нет ни пристрастности, ни предвзятости, и тем более нет ни грамма осуждения. Ведь в каждом способе любви есть как свои преимущества, так и свои недостатки. Если бы я волен был выбирать рассудком наиболее предпочтительный способ любви для себя самого, я бы наверное сошел с ума от ощущения абсолютной невозможности сделать такой выбор. И поэтому слава Создателю за то, что каждый из нас рождается со своими предпочтениями в вопросах любви, и не надо выбирать умом того, что требуется сердцу для счастья. Или наоборот, для несчастья - ведь это тоже кому как больше нравится.
И еще: применение экспериментального военного прибора в мирных целях еще раз показало, что любовь - это чувство, существование которого целиком зависит не от предмета любви, а исключительно от субъективного к нему отношения, от ощущения симпатии и близости, и от силы родственных чувств к любимому объекту. И даже если этот объект всего лишь жопа, можно, тем не менее, любить и ее, при условии, разумеется, что это своя родная плоть и кровь, своя родная жопа, которая гораздо ближе к остальному телу, чем любая рубаха. Впрочем, чтобы дойти до этого факта, вовсе не обязательно изобретать прибор, действующий на основе эффекта Заебека в условиях двойного синфазного пьезоэлектрического резонанса.
7. Как у нас в родном НИИ Проектирут хуи, Сильные, могучие, Страшно злоебучие Частушка, известная в научных кругах
А теперь, мой милый читатель, я приступаю к самой грустной части своего повествования. Как известно, ничто не длится вечно, кроме самой вечности, потому что, как утверждают ученые-астрофизики, вечность не длится, а стоит на месте, и только по этой простой причине никогда не кончается. А всему, что длится, рано или поздно приходит конец. Пришел конец и недолгому счастью наших героев. И как это ни печально, произошло это в результате неустанной деятельности подполковника Виктора Пыхтяева, который неутомимо совершенствовал свой прибор. Виктор Витальевич разработал принципиально новую комбинацию настроек, с помощью которых прибор должен был показывать не только заднюю часть тела находящейся перед ним персоны, но и остальные части тела, а также и прочие тела и предметы и даже отдельные области пустого пространства. И не только показывать, но и перемещать предметы из одной области пространства в другую. Теоретически все было просчитано и проверено, и оставалось только опробовать комбинацию в эксперименте.
Итак, подполковник-изобретатель сидел в своей лаборатории и колдовал над панелью, усеянной кнопками, тумблерами и разноцветными лампочками. Рядом гудел передатчик, а за окном во дворе возвышалась передающая антенна, которая как выглядела, я не знаю, потому что никогда ее не видел. Впрочем, и самого передатчика я тоже не видел, и поэтому не могу сказать наверняка, точно ли он гудел или нет. Но давайте будем с вами считать, что передатчик гудел, потому что так рассказ звучит гораздо интереснее. Ведь если я ограничусь одним лишь добросовестным пересказом только той части документов и личных свидетельств, за достоверность которых я ручаюсь, такое изложение событий уже нельзя будет считать художественной прозой, и тогда все мои предшествующие лирические отступления безусловно потеряют всякий смысл.
А ведь эти лирические отступления - это и есть самое ценное в моем рассказе. Да-да, именно они, а вовсе не часто встречающееся в нем слово "ж...".... "жжж..." "жжжо..." Гм! Что-то никак не могу я в этот раз это слово повторить. ...А впрочем, зачем повторять это считающееся неприличным слово без нужды? Ведь поверь, дорогой читатель, я всей душой рад бы обойтись без этих неприличных слов, да только нет у меня другого выхода, и в этом трагедия литератора, да вобщем и всей литературы в целом. Скажешь о том, что хотел сказать, прилично - получается и пресно, и главное - ненатурально. А скажешь неприлично - будешь немедленно бит по голове и по жо... Ох, блядь! Опять чуть это слово не произнес! Все, все, все... Все! Прости!.. Прости меня, дорогой читатель, больше не буду.