Цыганок

- Самосейко, носилки! - приказал командир, принимая у комиссара папку.

Феде перевязали грудь. Бинт сразу покраснел.

- Похоже, нарвался на засаду, которая ждала нас, - угрюмо сказал комиссар. - Очень тяжелое ранение, хоть бы остался жив.

- Наверно, придется его на самолете вместе с документами отправлять.

- Пожалуй, это единственный выход.

Перестрелка усилилась. Немцы постепенно приходили в себя. Огонь их стал более прицельным.

Тяжело дыша, подбежал с носилками Самосейко. Федю бережно положили на них и понесли в глубь леса.

Командир отряда подождал, пока партизаны с носилками не скрылись за деревьями, потом повернул голову в сторону поляны.

- Передать по цепи: взводу Стрельчени остаться для прикрытия! Остальным - отходить!..

Быстро и слаженно, без излишней суетни, партизаны начали отходить в лес. За их спинами не умолкала перестрелка. Взвод прикрытия продолжал бой.

4

В черной, как сажа, ночи гулял ветер. Застонет в вершинах коренастых сосен, сердито зашумит в кустах лозы у самой воды и оголтело помчится в беспросветную темноту. И тогда становится отчетливо слышно, как внизу плещется невидимая река.

Ваня шагал по берегу, как по своему двору. Андрей Рогуля едва поспевал за ним. У одинокой сосны, которая тревожно гудела над головой, они остановились и начали осторожно спускаться с крутого берега.

У самых ног жадно лизала берег река. Где-то на другой стороне несмело мигали золотые огоньки. Ветер донес оттуда винтовочный выстрел и короткую автоматную очередь.

Цыганок прислушался к тревожным ночным звукам, зябко пожимая голыми плечами - стоять раздетому было холодно. Где-то рядом качались на воде две громоздкие баржи. Их надо заминировать. Таков приказ Неуловимого.

Ваня посмотрел на черную воду, и ему стало страшно от одной только мысли, что в нее надо лезть. Но другого выхода не было: на берегу у трапа ходил часовой, на баржах, которые были причалены одна к одной, также затаились охранники.

Андрей положил холодную руку на плечо Цыганку. По телу Вани невольно прошла волна дрожи. У своего уха он услышал дыхание Цапли.

- Значит, делаем так, как условились, - зашептал Рогуля. - Я беру на себя вторую баржу, ты - ту, что у берега. Проплывешь метра три поперек, и течение само поднесет тебя к борту. Приложишь Магнитку и тихонько греби к берегу. Только, ради бога, без шума. У часовых есть карманные фонарики. В крайнем случае ныряй тогда и держись под водой как можно дольше.

Ваня босой ногой дотронулся до воды и тут же ее отдернул.

- Вода х-холодная.

- Искренне сожалею, герцог, что не могу тебе ее подогреть. Между прочим, врачи советуют для бодрости холодный душ. Хоть раз надо использовать их совет...

Неслышно ступая по влажному тугому песку, подошли еще ближе к баржам. Пронзительно скрипел трап, перекинутый с берега на первую баржу. Терлись о борта, кряхтели деревянные кранцы. Едва слышно доносились шаги часового по берегу.

Вдруг на первой барже тоскливо заиграла губная гармошка. Часовой на берегу хрипло засмеялся, что-то крикнул своему коллеге на барже. Тот заиграл веселее. Часовой на берегу бодро запел под эту мелодию.

- Давай, - шепнул Андрей. - Встречаемся там, где раздевались.

Он пожал Цыганку локоть, медленно вошел в воду и тут же исчез. Плескались волны. Пел чужую песню часовой. Скрипел, словно коростель на лугу, трап.

Несколько секунд Цыганок напряженно вслушивался в темноту. По едва уловимым всплескам понял, что Андрей плывет к баржам. Почему-то неприятно дрожали колени. По спине пробегали мурашки.

Ваня нащупал мину, прикрепленную к брючному ремню, которым он подпоясался поверх трусов, и ступил в воду.

Холодом обожгло ноги. Цыганок сжал зубы и упрямо двинулся дальше. Вода дошла до пояса, поднялась до груди. Захватило дыхание.

Ваня присел по шею. Стало как будто теплее. Стремительное течение сбивало с ног. "Нужно подплыть к борту. Значит, немного поперек реки возьму, а тогда поверну к баржам, - подумал Цыганок, сильно, но бесшумно загребая воду. - Здорово сносит... Как там Андрей?.. Сейчас глубина, видать, метра три будет..."

Цыганок развернулся и почувствовал, что течение понесло его в темноту. Над головой что-то заскрипело. Звучно заплескались впереди волны. Снова заскрипело, затрещало над головой. Ваня инстинктивно пригнул голову и хлебнул воды. В тот же момент рука его прикоснулась к чему-то холодному и скользкому. "Борт! - обрадовался Цыганок. - Вот так фокус! Как быстро!"

Страх исчез. Правой рукой отвязал от ремня мину, приложил к борту.

Он сильно оттолкнулся от борта и врезался во что-то лбом. Из глаз сыпанули искры. Над головой заскрежетало. Словно щипцами начало сдавливать плечи. "Я - между бортов! - похолодел Ваня. - Раздавит!" Цыганок хватил на полную грудь воздуха и нырнул.

Он плыл под водой вслепую. Не хватало дыхания. Хотел вынырнуть и ударился головой о днище баржи. Удар оглушил его. Несколько секунд он лихорадочно греб руками. Казалось, вот-вот разорвется грудь. "Воздуха... Глоточек воздуха..."

Разрывало грудь, звенело в ушах. Из последних сил рванулся вверх.

Голова выскочила из воды. Он жадно глотнул воздух и хотел крикнуть кого-нибудь на помощь, но в тот же миг вспомнил, зачем и как очутился здесь, у барж.

К нему вернулся слух, он начал различать звуки. "Жив!" - жгучая волна радости захлестнула его.

Звуки губной гармошки и песня часового медленно отдалялись. "Надо плыть к берегу. Андрей, наверно, давно ожидает". Он полежал на спине, отдыхая. Стремительное течение несло его вперед.

Затем Ваня саженками поплыл к берегу.

- Сюда, мушкетер, - услышал он из темноты взволнованный голос Андрея А я уже думал, что ты раков на дне кормишь. Ну, как?

- Порядок.

- Вашу мужественную руку, герцог! И вообще - ты золотой человек. Это, между прочим, я тебе говорю вполне искренне...

Ваня усмехнулся в темноте и в то же мгновение почувствовал под ногами твердое дно.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Холодное солнце клонилось к западу, когда Нагибин подходил к деревне Лесная. Припудренная снежной пылью тропинка бежала между кустов к жердяной ограде крайней хаты. Над горбатой ее крышей плыл в небо ровный столбик голубого дыма. "Значит, Боженька дома, - с облегчением подумал Николай Яковлевич. - А могло случиться, что поцеловал бы пробой и - домой".

Прежде чем перелазить через ограду, Нагибин настороженно осмотрел запушенный снегом двор. Прислушался к звонким детским голосам, долетавшим с улицы. Выждав, стремительно пересек огород. Обошел заснеженный стог, от которого и теперь еще душисто пахло луговой травой, и очутился во дворе. Завернул под навес, где лежали березовые дрова и смолистые пни-выворотни, предназначенные для растопки печи.

Заскрипела дверь в сенях. Николай Яковлевич нащупал в кармане рукоятку пистолета и прижался спиной к стене хаты.

На крыльцо вышел, кашляя в кулак, сухонький дедок с выбеленной годами бородкой. Пригладив ладонью прокуренные усы, старик подошел к навесу, вытащил из колоды топор и, стоя к Нагибину спиной, начал отсекать у соснового пня смолистый корень.

- И долго ты там будешь стоять, петушиный сын? - не поворачиваясь, насмешливо сказал дедок. - Уж больно долго, боженька, ты не заглядывал ко мне.

Николаю Яковлевичу стало не по себе. "И как он заметил меня? поразился Нагибин. - Не дед, а орел".

Он оттолкнулся спиной от стены, подошел к хозяину. Старика за его присловье все в окрестности прозвали Боженькой.

- Мое вам почтение, - сказал Николай Яковлевич. - Как живем-поживаем?

- Живу, как в сказке: торба слева, торба справа, а сам - посередочке. Проходи в хату.

Смелый поднялся на крыльцо. В сенях на него дохнуло смешанным запахом шалфея, зверобоя и чабреца, развешанных на стене.

В хате топилась печь, постреливали, догорая, дрова. В углу висела потускневшая иконка, обрамленная длинным вышитым полотенцем.