Цыганок

- Давайте сюда мачту! - возбужденно сказал Федя. - А теперь все отчаливайте отсюда! Все без исключения! Цыганок, кому говорю?!

Ваня нехотя сошел с полотна. Мимо него проехала телега. Сбегали с насыпи и исчезали в кустах вооруженные люди. Утихли приглушенные голоса. Стало тихо. Слышалось только унылое завывание ветра да глухой неумолкающий шум деревьев.

Цыганок поежился, ослабил пальцы, до боли сжимавшие рукоятку пистолета, нетерпеливо взглянул на насыпь. Над ней торчала жердь. Возле дрезины копошились Федя и Смелый. Вдруг рядом с ними появился еще кто-то. Ваня подошел поближе, прислушался. По голосу узнал Андрея:

- Есть предложение посадить на передке дрезины пассажира. Мертвого господина завоевателя.

- Лишний груз. И вообще, кому было сказано - отвали отсюда! Взрыватель подключаем, все может быть...

- Тише, адмирал... А немца надо посадить. У моста дрезину могут осветить. Солдат в форме вызовет доверие. По нему, а значит, и по дрезине не будут стрелять.

- Резонно, - согласился Нагибин. - Несите. Только быстрей.

Почти бегом приволокли убитого. Андрей усадил его на дрезине, повесил на шею автомат.

- Извините, барон, - сказал он, натягивая гитлеровцу пилотку на голову. - Послужите и вы нам.

- Андрей, давай с насыпи! - нетерпеливо сказал Нагибин. - Федя, у тебя все готово?

- Флотский порядок!

- Запускай!

Заработали моторы. Николай Яковлевич выпрямился и махнул рукой. Федя включил сцепление. Дрезина медленно тронулась с места. Набирая скорость, она с грохотом помчалась в темноту.

- Семь футов тебе под килем! - помахал ей вслед Федя.

Они сбежали с насыпи и остановились за кустами, у которых собралась почти вся группа. Стояли молча, неподвижно, жадно ловя каждый звук.

Мучительно ползли секунды. Ваня почувствовал, как напряглась рука Андрея на его плече. Неожиданно пальцы его так впились в плечо, что Цыганок едва не вскрикнул.

В той стороне, куда умчалась дрезина, взлетела ракета. От ее света ярко зарозовело небо. Зарычал и тут же умолк пулемет. Тишина.

И вдруг под ногами вздрогнула от оглушительного взрыва земля. Ослепительно вспыхнуло и словно налилось кровью темное небо...

6

Ваня старательно дул в кружку, бережно откусывал шоколад и с наслаждением пил яблочный отвар. На лице его выступили бисерки пота. Рукавом вытерев лоб, он подумал, что отвар с шоколадом - царский напиток. Такая вкуснота и не приснится. Все же хорошо, что ящик шоколада прихватил. Хоть раз можно поесть вдоволь. Не все же время немцам его жрать.

У печи загремела чугунами бабушка. Лязгнув заслонкой, она выпрямилась и с укором глянула на Ваню. "Ну, сейчас заведет, - подумал он и поморщился. Ничем уже не остановишь".

- Боже мой, боже! У всех дети как дети, а мой сущий бес. Никого не слушает, делает, что в дурную голову втемяшится. Никакого сладу с ним, окаянным! - запричитала старуха. - И где ты пропадаешь ночами, хотела б я знать?

"Молчи! - приказал себе Ваня. - Поговорит, поговорит и утихнет. Конечно, переживает за меня, она у меня хорошая. Кроме нее, у меня теперь никого нет. Вот если бы отец дома был, он бы меня сразу понял. А с бабкой нельзя откровенничать. Она, если рассказать ей начистоту, с ума сойдет".

- Как вспомню Володю Виноградова... Ой, боже мой, боже!.. И тебе жить, надоело? И ты на висельницу хочешь?

Старуха всхлипнула, привычным движением вытерла уголком платка глаза. Глядя на нее, беспомощную и сгорбленную, Ваня вдруг почувствовал, как накатилась волной и охватила душу острая жалость к бабушке. Шоколад сразу стал невкусным, даже каким-то горьким.

- Дитятко мое, послушай ты меня, старую! Не шатайся где попало, сиди дома. Измучилась я из-за тебя. Чует мое сердце, добром это не кончится... И шоколад этот откуда взялся? А?

Ваня поперхнулся, отодвинул кружку.

- Чего молчишь?

Пить уже совсем не хотелось. Он вылез из-за стола, обнял, поцеловал бабушку в дряблую морщинистую щеку.

- Баб, не надо. Ну, чего ты плачешь? Ну, не надо, баб, а? И нигде я не шатаюсь, а ночую у ребят. Баб, как только стемнеет, боюсь идти домой патрули ведь. Вот и ночую. У Генки спроси или у Гришки, если не веришь.

- А чего, Ванечка, ночевать там? Не задерживайся долго, домой раньше приходи. И я спокойная буду, и тебе лучше.

- Елки зеленые, как ты не понимаешь! Мы с ребятами книжки читаем... Ну, чтобы от школы не отстать, когда вернутся наши. Задачки решаем...

- А этот... Как его?.. Андрей длинноногий тоже с вами задачки решает?

Ваня смущенно отвернулся. Взял со стола кружку, вылил недопитый отвар в ведро.

- Ай, баб! Ну чего ты пристала? Андрей нас по истории учит.

- Ты что же это, старой дурой меня считаешь? Знаю я вашу историю! Я от ваших историй ночами не сплю. Ой, боже мой, боже! - Бабушка горестно обхватила голову руками. - Позагоняют вас в ту проклятую неметчину! Сложите свои глупые головы на чужой земле. Вон вчерась облаву на людей наладили. Чтоб их на том свете ловили, иродов хвашистских! Нет на них страшного суда. Охо-хо-хо! И кто ее затеял, войну эту, пусть тому голова отвалится и руки отсохнут! Пусть его на том свете в огне пекучем да в смоле черной...

Внезапно, как и начала, старуха умолкла. Беззвучно, одними губами, пошептала молитву, осенила себя крестным знамением и, кряхтя, полезла на печь.

Рывком открылась дверь. На пороге стоял Гена Гуринок. Лицо его было белым.

- Ваня! Арестовали Митьку!

Цыганок даже согнулся от такой новости. Постоял, ошеломленно глядя на Гену. Бросился к стене, сорвал с гвоздя пальто и кепку. Вытолкнул дружка в сени, закрыл дверь.

- Ты что, ошалел?! Зачем при бабке? - зашипел он на Генку. - За что Митьку взяли?

- За шоколад. А могло легко случиться, что все обошлось бы, но Митька...

- Да говори ты толком!

- Так я же и говорю, - Гена закрыл за собой калитку. - Немцев тьма была. Окружили дом, связали Митьку и бросили, как полено, в машину. Мать руки ломает, все плачут...

- Митьку кто-нибудь выдал?

- Конечно. Он дал несколько, плиток шоколада соседу. А тот возле кинотеатра начал выменивать их на сигареты. Его там и сцапали. Дали хорошенько, он и признался, что шоколад Митькин. - Генка шмыгнул носом, снял очки и протер грязным платком. - Теперь нас могут арестовать. Очень даже возможно...

- Предупреди ребят, чтобы дома не ночевали. И сам домой не суйся. Плохо все может кончиться... Кроме шуток.

Ваня остановился, колупнул носком сапога патронную гильзу.

- Неужели Митька выдаст? Бить же будут... Шоколад мне этот нужен был...

Он размахнулся, со злостью подфутболил консервную банку, подвернувшуюся под ноги.

- У-у, это я раз-зиня!..

7

За столом сидел капитан Шульц и, брезгливо кривя губы, читал протокол допроса. "Черт знает что! Этот щенок не хочет говорить. После такой обработки не выдержал бы и взрослый. А этот... Словно не человек, а каменный идол. К дьяволу сравнения! Мальчишка - обыкновенное живое существо. И он заговорит у меня, чего бы это мне ни стоило".

Шульц поднял голову и угрюмо смерил взглядом Митю Тараса. Он стоял возле стены и, чтобы не упасть, опирался на нее спиной. Разбитое, в кровавых подтеках лицо не выражало ни страха, ни боли.

Шульц медленно поднялся, подошел к Мите, стал напротив.

- Ти должен сказать прафда. Когда сказаль... чистый прафда - на машине катайся нахауз. Домой, - капитан вдруг пронзил Митю колючим взглядом. - Ну?! Кто помогайт тебе? Кому вы передаль оружий? Бистро надо отсечайт!

- Не знаю... - облизал спекшиеся губы Митя. - Я в глаза не видел никакого оружия.

- Потшему ти имель много шоколад?

- И вовсе не много. Всего четыре плитки. Мне их дали ваши солдаты. Они ехали на машинах и остановились у нашей хаты. Заливали воду в радиаторы...

- Э-э... слюшай, я отшен понимайт тебя. Ты... э-э... есть пионерий и, конэчно, давал клятва. Но никто твой рассказ не будет знайт. Я обещаль. Слово немецкий офицер! Сообщайт - и фсё. Дом, мама... - Шульц карандашом, который вертел в руках, приподнял Митин подбородок. - Кто был ищо? Куда пряталь афтомат?