Страница 9 из 15
- Я знаю. Помню. Но речь идет не о чувствах. Скорее, о привычке, сложившийся за три с небольшим года тесного общения: каждый день, исключая воскресенье, по нескольку часов. Той самой привычки, которая в один день вполне могла перерасти в некое иное качество, которому в дальнейшем надлежало быть столь же неотъемлемым, как и все прочие качества.
- То есть, ты хотел жениться на ней?
Я кивнул.
- Да. Мы подходили друг другу. И она понимала это и не возражала этому. К тому же мы были дружны, а почему бы дружбе не стать чуть ближе, чем она была до вчерашнего дня - друг не обидится на неудачу партнера, на редкость подобного рода занятий, на.... Да на многое другое, что может сопровождать переход от простой привязанности к чему-то большему, к образованию с течением времени самой обычной семьи. Самой заурядной. Знаешь, я почти уверен, что именно таким образом появляются на свет большая часть семей, браки которых не распадаются, а существуют десятилетиями, обрастают детьми, традициями, укладом... - я вздохнул и добавил: - Почти уверен.
К моему удивлению, Талия кивнула:
- Простому человеку вполне хватает того, что он имеет, того, что может дать такой брак: внимания, тепла, заботы. Элементарного уважения к партнеру. Простой сопричастности. А что еще надо, чтобы жить.
- Счастливо? - закончил я.
Она покачала головой.
- Счастье слишком скоротечно, чтобы говорить о нем всерьез. Жить в счастье невозможно, оно как наркотик, долгое прием которого приводит к неизмеримым потерям, а потому счастье длится лишь миг, о котором мы вспоминаем потом с теплотой и душевным томлением, прежде всего, потому, что той минуте у нас есть противопоставление - вся прочая жизнь. В самом деле, каков предел длительности счастья - мы едва успеваем заметить себя в нем, как чувство это затирается заботами, тревогами... да самой простой житейской суетой. Когда минута проходит: в любовном экстазе, в восторге, в удаче - остаются лишь дни и годы, которые нам выпало разделить в точности так же, как мы разделяли до этого краткий миг счастья. Именно по этой причине так редки прочные браки. Слишком мало радостей выпадает на жизнь одного человека, - что говорить о паре. А счастливых минут, прожитых вместе, то есть разделенных надвое, и вовсе немного, - ведь подчас так тяжело делить крохотное счастье с кем-то еще. Если вспоминать только их, а ведь так обычно и делается, будто семья и создается для того, чтобы потом все сложить и поделить, как нажитое имущество, если думать только о них, где возьмется терпение ожидать нового блаженного мига, где сыщется надежда, чтобы верить в его долгожданный приход?
Я склонил голову.
- Именно поэтому случилось так, как случилось. И никак иначе. Я говорю о той, с кем когда-то делал лабораторные по физхимосновам.
- Я поняла, - просто сказала Талия.
- Над нами не висел дамоклов меч квартирного вопроса, как прежде меж мной и Лаборанткой Олей, Олеся, так звали девушку, жила в однокомнатной квартире на окраине города, куда я, вскоре, почти сразу после того, как Оля отпустила меня, стал наведываться... часто, очень часто.
- А Олеся знала о другой?
- Не уверен. Хотя она могла видеть наши нескромные взгляды и слышать шушуканья на лестнице в те мгновения, когда мы считали себя в одиночестве, могла и наблюдать за нашими объятиями, проходя мимо лаборантской. Знаешь, мне кажется, произошла некая цепная реакция - вполне возможно, что она подсмотрела, подслушала, и ей захотелось того же. Как ты понимаешь, она тоже была.... Вообще, я вспоминаю те годы в институте с неким удивительным чувством странной, вроде бы почти незаметной, но все же ощутимой утраты; да, именно так, с одной стороны незаметной, но с другой.... Мы были, в сущности, еще очень невинны тогда. Невинны помыслами, как следствие, деяниями. Так нас воспитали: родители, время, общество, все факторы вместе. И это состояние прежней невинности я и почитаю за ощутимую, но не слишком заметную на первый взгляд, утрату. Прямая противоположность нынешней свободе и раскованности.
- Несвободе раскованности, - поправила меня Талия. - Это тоже своего рода обязанность. Как и раньше, в любые времена, для всех членов общества обязанность - быть таким, как все.
- Даже очевидно желая добиться совокупления с облюбованной особой в то время мы старательно обставляли это ухаживаниями, прогулками при луне, походами в кино, невинными поцелуями на морозе, в подъезде, и всем прочим, без чего нынешнее племя младое, незнакомое давно уже привыкло обходиться. Как-то уж слишком старательно... к примеру, никто из наших, даже тот парень, Макс, кто старательно врал про знакомство с Лаборанткой Олей, предположить не мог, что дело дойдет до финальной точки в тот же день, через час после того, как я войду в лаборантскую. Как не предполагал и я. И она. Удивительная невинность, - я должен сказать: общее мнение нашей компании склонялось к тому, что мой выигрыш в преферанс закончится робким поцелуем и звонкой пощечиной, над которой можно будет хорошо посмеяться.... Мне даже приходит в голову, что именно развал страны отнял у нес эту детскую невинность, этот открытый взгляд на мир и на окружающих нас в этом мире, неважно, далеких или близких. Вспомни восьмидесятые - с каким восторгом мы смотрели на Восток и на Запад, считая, что все плохое кончилось, все зло забыто и теперь наступит непременно золотой век. И как старались мы приблизить его... вообще-то, старались всегда, но в то время особенно, - я хмыкнул. - Знаешь, мне кажется, загадка русской души, о которой было столько говорено, в том и заключается, чтобы создавать что-то для всех. Не для себя, а именно для всех. Но тогда мы были как-то особенно открыты.
- Я плохо помню, - тихо сказала Талия. - Извини.
Я махнул рукой.
- Ладно, неважно.... Наверное, вот так, почувствовав в себе всеобщую эту открытость, Оля и отпустила меня. Это был очень открытый жест.
- А другая, Олеся?
- Она.... Эти две девушки в чем-то были схожи меж собой. Обе очень домашние, ты понимаешь, о чем я хочу сказать. Конечно, Олеся куда менее авантюрна, окажись она в Ольгиной ситуации, ни за что не вернулась бы. И я думаю, это мне импонировало больше, нежели та откровенность Оли.
- В итоге вы составили пару: соединились два схожих по качествам человека.
- Пытались составить, - поправил я.
- У тебя не было конкурентов?
- Настолько всерьез ее просто не воспринимали.... Не воспринимали, как женщину, я хочу сказать. Как девушку, да, веселую, находчивую, с которой можно и пошутить и посмеяться над шуткой, проводить домой и набиться на чашку чая.... Эта ее домашность, стиль, присущей ей в общении, в интонациях, в манере одеваться, словом, в любой мелочи, и в каждой детали, сам по себе отрицал в Олесе женские качества, не позволял им пробиваться на поверхность, не сказать подавлял их, но... мужчины не замечали ни ее страстности, ни нежности. И еще в ней не было тайны, загадки, некой энигмы, что возбуждает на разоблачение. Все ее существо, как казалось, было отображено в чертах ее лица. И это сужало круг ее поклонников... до одного человека.
- И ты...
- Пожалуй, это обстоятельство импонировало мне более всего. Извини, но я недолюбливаю кошек, - Талия кивнула. - Кошкой она не была. К третьем курсу, когда и началось то, что следует называть нашим романом, я был уверен в ней, как в себе; согласись, немного найдется людей, могущих сказать то же о близком им человеке. Но эта полная уверенность, сыграла с нами до конца - сблизив, в итоге же, она и развела нас.
- Вы прискучили друг другу, - сказала Талия, отбрасывая со лба прядь волос и пристально глядя на меня.
- Можно и так сказать. Приелись. Больше, наверное, я, что скрывать. Мужчинам нужны новые ощущения, это, наверное, так называется. В любом случае, именно я первый заговорил о бессмысленности нашей связи, Олеся... она сперва заподозрила измену, помню, устроила мне сцену, неприятную ей самой. Но немного погодя, она уже не возражала.