Страница 32 из 80
Глава 6.
Круглая полусферическая поверхность потолка, плавно переходящая в стены, была совершенно прозрачной. Помещение, находящееся где-то в пределах нескончаемого зеркального коридора, словно бы витало над поверхностью земли. Если верить Примару, ни нас, ни зеркального коридора не было видно с земли. Мы были невидимы и недосягаемы для них, хотя и находились практически под носом у людей.
- Вот таким образом я и наблюдаю за теми, кто мне интересен, пояснил Примар. Он сидел в кресле, привольно развалившись, и внимательно смотрел то на меня, то на картину жестокой и кровопролитной битвы, которая разыгрывалась прямо внизу под нами.
Две армии столкнулись друг с другом на степной равнине. Это была неизвестная мне реальность, безвременье и совершенно неопределяемый визуально уровень развития. Битва была рукопашной. Но оружие совершенно непонятным, то ли дубины, то ли кинжалы... И одежда людей была больше похожа на лохмотья, было даже странно, по каким же признакам воюющие стороны различают друг друга. Но это не были дикари в привычном мне понимании этого слова. То здесь, то там, оружие сражающихся испускало странный огонь, который узкой бездымной струей вылетал вверх и, изменив направление, такой же струей опускался вниз, меняя по пути цвета. В нашем прозрачном помещении негромко, но отчетливо слышались и все вопли, стоны, грохот и лязг, яростные кличи и предсмертные проклятия. Хотя подобная мясорубка уже не была для меня в новинку, я никогда бы не стала развеивать скуку подобным зрелищем.
- А то, что чувствуют все эти люди, ты тоже воспринимаешь?
- Мог бы, но это совершенно ни к чему. Люди, как правило, делают то, что хотят, а это без натяжек говорит об их внутреннем состоянии.
- Так ли уж всегда совпадают душевное состояние и поступки? усомнилась я.
- А это как трактовать, - усмехнулся Примар. - Прямая трактовка всегда ошибочна. Если думать над тем, что видишь, вероятность ошибки незначительна. Но это, конечно, не относится к определенному роду людей, которые сбивают с толку не только себя, но даже и меня.
- А бывают и такие, что сбивают с толку бога?
Видимо, Примар уловил в моих словах издевку, потому что нахмурился.
- Во-первых, хотя мне и не очень приятно в этом признаваться, ты одна из таких. Во-вторых, бога можно сбить с толку точно так же, как и любого другого человека.
- Что-то я запуталась, - я развернулась на своем кресле, чтобы оказаться по ходу медленного плавного полета нашей комнаты сквозь невидимое пространство.
- Так ты бог или человек?
- Я человек, который был создан, чтобы быть богом. Работа у меня такая наблюдать и управлять всем и всеми. У каждого свои обязанности...
Очень интересно. Если так подходить к делу, то, действительно, есть над чем смеяться, не переставая.
- Я считала, что не богов создают, а наоборот, - заметила я, не поворачиваясь к нему лицом. Честно говоря, я еще плохо представляла, чем можно разгневать своего спасителя, и как именно выглядит его гнев, поэтому лучше бы ему не видеть тех гримас, которые невольно вызывали у меня его парадоксальные высказывания.
- Многие так считают. Сколько я уже повидал таких теорий, которые строились на реальных фактах, но неизменно приходили к совершенно неверным выводам. Почему-то всем кажется, что тот, кто все создал, непременно сам всем и управляет?
- А это не так?
- Конечно, не так. Создавать - это работа для гения. А управлять для посредственности. Смешать две в одном никак нельзя, пустое место получится, - засмеялся Примар.
- А я-то считала, что посредственность - это и есть пустое место.
- Посредственность - это усредненное состояние, при котором человек одинаково верно и бесстрастно воспринимает любые проявления бытия.
- А по-моему... то есть, считается, что если посредственность берется за что-то, то случаются всякие неприятности, особенно если посредственность начинает чем-то или кем-то управлять...
- О, да! - оживился Примар. - Знаю я эти мнения. То, о чем ты говоришь, это как раз и случается, если до серьезного дела дорывается пустое место...
- Значит, ты - посредственность, и этим гордишься?
- Не горжусь, а наслаждаюсь своим положением. Богом быть чрезвычайно скучно, если фантазия отсутствует...
Примар встал с кресла и подошел к небольшому столику с пультом, что стоял между двумя нашими креслами. Несколько нажатий на кнопки, и изображение за стенами помещения резко поменялось. Теперь вокруг нас были какие-то очень знакомые просторы, пустыня, песок и камни.
- Это же... Степи! Степи Континента! - я вскочила на ноги.
- Да, это Первый мир. Знаю, ты еще не видела океана, сейчас мы будем над ним, и проследуем до материка Иерархии... Ни один человек в течении тысяч лет не видел океана с воздуха, после того, как я выставил преграду между Иерархией и Континентом...
- Ты? Тысячи лет назад? - это становилось все интереснее.
- А что? Моя душа такая же бессмертная, как и твоя, только я могу жить в любом теле, какое сам выберу. Уж не помню, каким я был тогда, когда мне надоела та катавасия, которую устроила Иерархия во всей спирали миров. Пускать все на самотек - это мой принцип, но оголтелая борьба приняла такой затяжной и однообразный характер, что я всерьез заскучал, а потом обозлился на них...
- Так обозлился, что свел до жалкой кучки население целой вселенной?
- Вот именно. А что тебя смущает? - Примар выставил в мою сторону указательный палец и спросил: - А кто, заскучав и обозлившись, смахнул одним ударом две жизни сразу? Ну-ка, отгадай с трех раз?
- Но... это получилось само собой, когда я спасала свое "я"...
- Не надо, ничего твоему "я" не угрожало! Ты делала то, что хотела. Всегда. Ни на кого не оглядываясь. И именно из-за этого ты попала под мое постоянное наблюдение. Можешь считать себя, в некотором роде, избранницей.
Я слушала, как он разбирает меня по косточкам, беззастенчиво и четко называя все своими именами. И я вспоминала, что сама частенько любила почитать мораль кому-нибудь из своих друзей. Тогда они тоже признавали мою правоту, и я бывала удовлетворена собой. Но одно дело копаться и разбираться в душах других людей, и совсем другое дело, когда странный, хитрый человек, называющий себя богом, проделывает это с тобой. Самое же удивительное во всем этом было то, что в его словах не было и тени упрека или порицания.