Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 72



- Ну вот и договорились, - делая вид, что не замечает моей радости, дружески сказал Зарывалов. - А обедать все-таки домой ходи. Забракуют!

Я в тот раз ?так и не успел расспросить про набор в летную школу. Все заслонила мысль о предстоящем полете.

Первый полет! Кто не мечтал о нем, кто не ждал его с замиранием сердца и перехватившим от волнения дыханием! А вдруг передумают, вдруг отложат? Мало ли что может случиться. Ненастье зарядит или инструктор к чему-нибудь придерется.

Весь день ходил сам не свой. Из рук все валилось. Что делалось вокруг, не замечал, на оклики не отзывался. Лишь одна мысль стучала набатом в голове: "Завтра! Завтра полечу!"

Наконец Виктор, наблюдавший исподволь за мной, не выдержал и отвел меня в сторону:

- Ты что, будто тень загробная, ходишь? Не оробел, случаем, малость?

- Боюсь, - едва слышно признался я. - Боюсь, вдруг завтрашний полет отменят.

- А с чего бы это его отменять! - успокоил Виктор.- С теорией да и со всем прочим у тебя полный порядок. Сам не раз проверял. Вот разве что ты и к завтрашнему дню не очухаешься, живых людей, как сейчас, узнавать не будешь... Пойдем-ка лучше домой ужинать. Выспаться тебе как следует надо.

Но спалось нам обоим в ту ночь плохо. И Виктор беспокоился. А я и вовсе всю ночь проворочался с боку на бок, заснув лишь под утро. Приснилось, будто Зарывалов в последний момент передумал и запретил полет. "Нельзя тебе лететь, - говорил он. - Не понимаешь ты, парень, задач Осоавиахима. Осоавиахим - это кузница кадров! А ты что? Мать не слушаешься, дома не обедаешь... Забракует тебя комиссия!"

Проснулся я чуть свет. Сердце громко колотилось. Умывшись в сенях ледяной водой, вышел во двор и сразу успокоился. Небо было светлое, чистое - ни единого облачка. Летная погода.

- Летная! Летная! - повторил я несколько раз вслух. И не удержался прошелся по двору колесом.

За этим несолидным занятием и захватила меня мать, вышедшая во двор наколоть щепок для самовара.

- Сегодня, значит? - спросила она.

- Сегодня! - сказал я, подходя к ней и беря у нее из рук топорик.

- Ты уж не забирайся в первый раз высоко, - тихо попросила она. - Ты уж как-нибудь к земле поближе...

- Не бойся, мама! - обнял я ее за плечи, - Не бойся. Я же не один, я с инструктором.

Наскоро позавтракав и не дожидаясь Виктора, я убежал на аэродром. Там в этот ранний воскресный час еще никого не было, но я как раз на это и рассчитывал. Мне хотелось побыть возле машины одному. Старенький У-2, на котором предстояло через несколько часов сделать один-два круга над летным полем, был знаком мне вдоль и поперек, но виделся он сейчас не таким, как обычно. Что ни говори, одно дело готовить самолет для других, совсем иное лететь на нем самому!

Я с почтением оглядел обшарпанный, потрепанный фюзеляж, латаные-перелатаные перкалевые крылья, потрогал твердый, не податливый под рукой деревянный винт и полез в кабину. Здесь и застал меня появившийся вскоре Зарывалов. Едва заметив его коренастую, кряжистую фигуру, я спрыгнул на землю и, мигом очутившись возле начальника аэроклуба, с места в карьер зачастил:

- Василий Алексеевич, а когда комиссия приедет? Кого отбирать будут? Сколько часов налета нужно? Заявление кому подавать?..

- Да погоди ты тарахтеть! Оглушил совсем! - улыбнулся Зарывалов. Отца-мать прежде спроси, а уж потом заявление... Школа военных летчиков - это, брат, профессия! И серьезная. С бухты-барахты такие дела не делаются.

- Отца уговорю. Виктор поможет. Лишь бы вы против не были.



- А я и не против! С чего ты взял? - сказал Зарывалов. [- [Только не скоро еще. Успеешь и часы нужные налетать, и обдумать все как следует. К нынешнему полету готов? Не спал небось всю ночь. Глаза, как у кролика, красные.

- Спал! Еще как спал! - поспешил заверить я - Даже вас во сие видел. А глаза, это ведь от ветра...

- Да тишь же кругом, травинка не колыхнется! - расхохотался, не выдержав, Зарывалов. - Ну да ладно, все понятно. Давай-ка, товарищ Береговой, - в кабину! Вон твой инструктор идет.

Первый полет изумил меня не тем, что я увидел в небе, а тем, как выглядела оттуда земля. В небе, как мне показалось, и разглядывать было нечего беспредельная, неосязаемая пустота, только у самого горизонта паутинка перистых облаков. Зато земля... Земля меня и восхитила, и ошарашила. Я и вообразить не мог, что она такая роскошная, такая незнакомо прекрасная. Изумрудный ковер лугов заворожил своей сказочной красотой. Зелень была настолько чистой и яркой, что казалась нарисованной художником на огромном, неоглядном холсте. Город был словно сложен из детских кубиков: красные черепичные крыши, зеленые квадраты садов.

И все же главное заключалось не в этом. Главным было само ощущение высоты, ощущение полета. Именно оно, ни с чем не сравнимое чувство необыкновенной свободы и простора, заставляло восторженно замирать сердце. От него сладко щемило в душе. Тело сделалось легким, почти невесомым, словно во сне.

Но сейчас все происходило в действительности. Пальцы мои крепко охватили ручку управления, ноги лежали на педалях, и самолет послушно отзывался на каждое движение. Правда, поначалу не все ладно получалось. Но сзади сидел инструктор и незаметно подправлял мои огрехи. Делал это он, глядя куда-то в сторону, будто случайно. И от ощущения реальности "собственного" полета счастье, которое я тогда испытывал, переполняло мне душу до краев.

- Ну что, герой, может, хватит бензин жечь? - наконец сказал инструктор.

- А еще немного нельзя? - попросил я. - Один круг!

- Ладно, - усмехнулся инструктор. - Давай. Один круг можно.

И вновь все постороннее отдалилось, ушло из сознания. Вновь осталось только ощущение легкости и свободы. И простора. И наслаждения от своей власти над всем этим...

Когда же колеса коснулись травы летного поля и машина, оседая, наливаясь тяжестью, плотно прижалась к посадочной дорожке и, быстро теряя скорость, покатилась в сторону ангаров, я вдруг почувствовал, что устал. Усталость навалилась сразу, будто только и поджидала этой секунды, но была она не в тягость, и ощущать ее было даже приятно. Я отер рукавом потный лоб и полез из кабины.

К самолету уже бежали люди. Подошли вместе с другими и Зарывалов с Виктором. Виктор только молча потрепал меня по плечу и сразу отошел в сторону.

- Молодец хлопец! - сказал инструктор. - Чувствует машину.

- Вот, а ты волновался! - подбодрил меня Зарывалов.- Дали, между прочим, и лишний, сверх положенного, круг. Ну, для таких дел горючки не жалко...

Я не знал, куда отвести глаза; лицо горело - никогда еще не хвалили меня вот так, на виду у всех. А ребята уже теребили, о чем-то расспрашивали, куда-то тащили за руки. Я только смущенно улыбался в ответ, страстно желая одного - убежать куда-нибудь, чтобы побыть наедине с собой, повторить в памяти все, что только что пережил.

Потом были еще полеты. И с инструктором, и без него. И всякий раз, когда я поднимался в небо, мною вновь овладевала радость, но с каждым новым вылетом она становилась все сдержаннее и строже. Прежде я только думал, что создан, чтобы стать летчиком, теперь я это знал. И знал твердо. Те неизгладимые, не передаваемые никакими словами впечатления от первого своего полета больше уже не возвращались, но я и не жалел об этом. Я понимал, что такое случается с человеком один раз и остается с ним навсегда.

Время летело незаметно, и день, который с жадным нетерпением, а вместе с тем и затаенным страхом я ждал, наконец наступил. Из Луганска приехала обещанная Зарываловым комиссия.

Списки тех, кого в аэроклубе решили рекомендовать в качестве кандидатов в школу военлетчиков, были составлены заранее. Но я в них не попал. Сколько ни уговаривал Василия Алексеевича, сколько ни просил Виктора, не помогло. Ответ был один: "Молод".

Но при чем здесь молодость? Летал я не хуже других, а если верить инструктору - даже лучше. Это главное. Не мальчишка же в самом деле! Семнадцать лет уже стукнуло! Надо будет - к самому председателю комиссии пойду!