Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 68 из 72



Одной из приятных задач, которую согласно программе предстояло выполнить, являлись телерепортажи с борта космического корабля. Я по себе хорошо знал, с каким нетерпением ожидают их на Земле. Я помнил, как страстно хотелось мне заглянуть в кабину первых "Востоков", которые пилотировали Гагарин или Титов, Николаев или Попович, заглянуть хотя бы на несколько секунд, хотя бы краешком глаза - что там, как там?! Но тогда репортажей из космоса еще не вели, новости узнавались из газет, из сообщений по радио.

А вот сейчас миллионы людей могли собственными глазами увидеть, что происходит на далекой орбите, стать в какой-то мере соучастниками космического полета. Для этого на борту корабля была специальная переносная портативная камера, с помощью которой я мог показать все, что хотел и считал нужным. А показать, разумеется, было что. В сравнении с "Востоками" и "Восходами" новый корабль отличался не только размерами, но и совершенством внутренней компоновки, комфортом. Помимо кабины с рабочим креслом, приборными досками, индикаторами, тумблерами, ручками управления, телеэкраном, радиооборудованием для двусторонней связи с Землей и контейнером с неприкосновенным запасом воды и пищи на случай, если приземление произойдет не там, где намечено, на "Союзе" имелся еще и специальный орбитальный отсек, где наряду с проведением различных научных исследований космонавт мог отдохнуть, пообедать, размять мышцы, отоспаться, наконец.

Отсек этот был выдержан в строгом деловом стиле. Возле одной из его стенок размещался удобный диван для сна, напротив - своеобразный рабочий кабинет со столом и отделанным под красное дерево сервантом, где хранились продукты, аптечка, предметы личного туалета. Полка с фотокассетами и микрофильмами, пульты управления, приборы для научных опытов, различные, в том числе и астрономические, инструменты. Портативная небольшая кухня, с помощью которой можно быстро приготовить космический обед или ужин... Словом, не зря прозвали корабль двухкомнатной летающей квартирой.

Радовало и ощущение пространственной свободы. И без того немалые размеры орбитального отсека здесь, в космосе, как бы еще раздвинулись. Возможность передвижений в трехмерном пространстве, не ограниченная силой земной гравитации, сделала и отсек, и кабину еще просторнее, чем они казались на Земле.

Свободно перемещаясь во всех направлениях, я брал под прицел объектива телекамеры все, что могло представить для телезрителей на Земле хоть какой-то интерес. Комментируя этот необычный, первый в истории человечества видеорепортаж из космоса, я увлеченно давал справки и пояснения, рассказывал обо всем, что вижу сам и что может увидеть многомиллионный зритель. Наводил, конечно, объектив камеры и на иллюминаторы, чтобы люди могли, так сказать, взглянуть на самих себя сверху. Единственное, о чем я жалел, что не в моей власти было приобщить зрителей к той захватывающей игре красок, которые открывались отсюда, из космоса, и которые невозможно было передать с помощью черно-белого телевизионного изображения.

Работа с телекамерой доставляла мне громадное удовлетворение. Хотя, конечно, я и не мог отдать ей столько времени, сколько хотелось.

Время на орбите жестко лимитировалось графиком: все четверо суток, что предстояло провести в космосе, были расписаны буквально поминутно. Стоило лишь раскрыть борт-журнал, найти нужное место - и ломать голову над тем, чем заняться в следующую минуту, уже не следовало. Все действия космонавта были спланированы и расписаны еще на Земле задолго до старта.

После работы с телекамерой по графику мне полагался отдых. Часть отпущенного на него времени помогли скоротать друзья, оставшиеся на Земле. Шутка, начатая еще до старта, закончилась только в космосе. Когда корабль совершил уже несколько витков на орбите, с Земли среди прочих поступила такая радиограмма: "Загляни в бортжурнал. Надеемся, что тебе это доставит массу удовольствия".

Раскрываю, смотрю: между страниц вложена расписка. Та самая, которую я подмахнул в машине не читая и с текстом которой мне было обещано детально ознакомиться в ближайшем будущем. Читаю. Дескать, я, такой-то, обязуюсь не возмущаться тому факту, что, пока сам буду, так сказать, вкушать космос, оставшиеся на Земле будут пользоваться за мой счет земными питиями и яствами. И приписка: а если, мол, буду возмущаться, то соответственно будут нарастать и проценты. В чем, дескать, собственноручно расписываюсь...

Радирую в ответ: "Прочел. В восторге. Больше того: ликую!"

II снова с Земли: "Молодец! Ликуй! И о процентах помни!"



Не стоит, разумеется, думать, что радиосвязь с Землей использовалась как бог на душу положит. Все радиограммы имели строго, непосредственное отношение к выполнению программы. Но в те редкие минуты, когда в делах наступало затишье, дружеское слово с Земли или шутка приходились как нельзя кстати.

Впечатления от всего пережитого за первый день моей космической одиссеи оказались настолько ярки и богаты, что первую ночь в космосе я практически не спал. Изрядно мешала на первых порах и невесомость. Свободное парение в воздухе, как выяснилось, не самая удобная кровать, хотя довольно мягкая. Только проку от этой "мягкости" ни на грош. Шевельнул, скажем, во сне ногой и сразу, по принципу реактивной отдачи, поплыл в сторону. Поплыл - значит проснулся. Поэтому, в конце концов, ловишь себя на странном по первой видимости желании - спеленать себя! Пеленок в инвентаре космического корабля не числится. Вместо пеленок - ремни. Вот и стараешься как-то зафиксировать себя в пространстве: засунешь в какую-нибудь щель между аппаратурой ноги, закрепишься ремнями и, глядишь, при определенной сноровке, уснешь. Зато уж заснув, спишь меньше, а высыпаешься лучше: сказывается отсутствие нагрузки на суставы, на мышцы и на все остальное...

Вообще говоря, невесомость ощущается весьма субъективно, каждый переносит ее как умеет. А точнее говоря, как может. Суть тут в типе нервной системы. Если она легковозбудима, неуравновешенна, тогда с невесомостью лучше не связываться, тогда она как болезнь. Есть даже для таких случаев специальный медицинский термин, так называемый комплекс "гибели мира". Человек со слабым типом нервной системы, попав в условия невесомости даже на короткое время, полностью теряет нормальное восприятие окружающей его среды. Ему кажется, что все вокруг начинает качаться, изгибаться, рушиться, и в конечном счете у него складывается стойкое впечатление, якобы весь мир летит в тартарары.

В космонавты отбирают людей уравновешенных, с хорошо сбалансированной, устойчивой психикой. Комплекс "гибели мира" для них - дверь за семью печатями, и знают они о нем лишь понаслышке, от знакомых психиатров да невропатологов. И все же каждый осваивает для себя состояние невесомости индивидуально, всякий по-своему. Разумеется, в пределах норм, существенно не отражающихся ни на работоспособности, ни на состоянии психики.

Мне к невесомости удалось приспособиться довольно быстро. Во всяком случае, если она и мешала, то только в первые сутки. Впоследствии никаких неприятностей из-за нее я не испытывал, скорее даже наоборот.

...Когда на другой день с Земли поступил приказ приготовиться к вторичному сближению с моим, теперь уже двухдневным, попутчиком в космосе - беспилотным "Союзом-2", я чувствовал себя бодрым, свежим - как утром.

Сближение, как и в первый раз, началось под контролем автоматики. Но затем снова наступила пора взяться за ручки управления самому, и автоматика по команде с Земли покорно передала власть над кораблем в руки человека.

Не стану подробно рассказывать, как протекало само маневрирование процесс этот и сложен да и заинтересовать может лишь узкий круг специалистов, - скажу одно: по оценкам с Земли ручное управление кораблем прошло успешно, в соответствии с заданиями программы.

Однако помимо локальных, конкретных задач сегодняшнего дня существуют задачи и проблемы, которым суждено предопределить будущее. Одна из них, на мой взгляд, и связана с системой ручного управления космическим кораблем, которая, к сожалению, пока не дает возможности проявить летчику-космонавту все те свойства и качества, которыми природа щедро наделила человека.