Страница 18 из 72
- А что это - не зависящие от меня обстоятельства?
- Ну, если заплутает кто... В смысле потеряет ориентировку, - уточнил я и, почесав в сердцах подбородок, нарочито грубовато закончил: - Словом, независящие обстоятельства - это те обстоятельства, которые, лейтенант, от нас с вами не зависят! Теперь ясно?
- Теперь ясно! - заключил необычный инструктаж Пряженников.
Остальные тоже наконец поняли, из-за чего сыр-бор, и, добродушно посмеиваясь, разошлись по машинам.
- Пойдете у меня ведомым слева! - сказал я Биджиеву напоследок, решив, что раз уж взялся опекать новичка, то дело нужно доводить до конца.
На цель вышли скоро и точно.
Заметив вереницу вражеских грузовиков, я с ходу со снижением пошел в атаку. И тут же испуганный голос Биджиева:
- Командир! Твоя машина горит!
"Что за черт! Неужели проморгал? - мелькнуло у меня в голове. - Нет, не может такого быть!"
И снова Биджиев, на этот раз уже не испуганно, а смущенно:
- Виноват, командир! Это у тебя от эрэсов под хвостом пламя...
- А ты что, свои назад домой решил привезти? - поинтересовался в сердцах я, жмя на гашетки.
Грузовики горят. Цель накрыта с одного захода. Больше здесь делать нечего.
- Работе конец. Возвращаемся на аэродром!
- Как возвращаемся? Я и трети боекомплекта не израсходовал! - подал снова голос Биджиев, нацеливаясь на грузовик, удирающий к окраине железнодорожной станции.
Деться немцу некуда. "Ил" с ревом настигает его, и вот грузовик уже пылает в обочине с перевернутыми вверх колесами.
Выходя из пикирования, Биджиев, как он позже рассказывал, заметил за станционными зданиями раздувающий пары паровоз. Не набирая высоты, на бреющем он врывается на станцию. Есть! Паровоз расстрелян в упор. А там что, связка товарных вагонов? Прекрасно! Через минуту вагоны тоже горят!..
Биджиеву в те мгновения казалось, что все, и я, и товарищи, восхищенно наблюдают за ним, радуются его удачным, неотразимым атакам, что по возвращении в полк его ожидают немногословные, скупые, но оттого еще более весомые похвалы со стороны новых друзей, а может - чем черт не шутит! - даже и благодарность в приказе. Разве, мол, ради этого не стоит потрудиться, рискнуть?!
Но пока рисковать ему, как он вскоре и сам понял, особенно не приходится: вражеских истребителей в небе не видно, зенитки почему-то тоже молчат - может, их тут и нет вовсе. Тем лучше! Но тут Биджиев наконец спохватился-в небе нет не только "мессеров" или "фокке-вульфов", в нем вообще пусто, а он давно уже в одиночку крутится здесь над вымершей, обезлюдевшей станцией.
...На аэродроме царила тревога. Я то и дело поглядывал на часы: горючее у Биджиева на исходе. Если не появится в ближайшие десять - пятнадцать минут, тогда... Кляну себя, что не вернулся сразу же, едва обнаружил отсутствие новичка. Но, с другой стороны, что мы могли сделать? Не успели отойти от станции, как на нас сразу же навалилась четверка "мессеров"-сами еле ушли. И все же на сердце было нехорошо, давило чувство какой-то неосознанной вины...
- Да не терзай ты себя! - тронул меня за плечо Лядский. Он, как и Пряженников и другие, тоже не уходил с полосы. - Обойдется все! Заплутал он, наверно, ну и сел где-нибудь на вынужденную... Места здешние незнакомы, первый на этом участке вылет!
- Вот именно первый! - поморщился я. - А если, как для Шурика, и последний?
- Никто из нас не застрахован, - вмешался в разговор Пряженников и, кивнув в сторону Лядского, продолжил: - Если бы не Тимофей, топать бы мне нынче домой пешком. Конечно, если бы осталось на чем топать...
- Да бросьте вы его раньше времени хоронить! - крикнул вдруг кто-то из стоящей поодаль группы летчиков. - Вон он, ваш Биджиев, летит!
Все оглянулись. Из-за леса действительно вынырнул какой-то "ил". Быстро приближаясь, он шел к аэродрому на бреющем. У всех сразу отлегло от души.
Сперва я даже не стал отчитывать Биджиева, когда тот докладывал, что самовольно задержался над целью. На радостях решил простить новичку грубое нарушение дисциплины и только спросил:
- Независящие обстоятельства... Вам по-прежнему, лейтенант, неясно, что это такое?
- Теперь ясно, товарищ командир! Азарт и увлечение боем, которые помешали мне уйти вместе с группой, независящими обстоятельствами считаться не могут! лихо отрапортовал Биджиев. И вдруг покраснел, опустил голову и тихо сказал: Но у меня же неизрасходованные снаряды оставались...
Однако сочувствие сочувствием, а дело делом. Пришлось поговорить все же с Биджиевым всерьез.
Отвели мы его вместе с Лядским и Пряженниковым в сторонку,
- Ты свой "ил" где получал, на заводе? - спросил я его. - Видел, кто там за станками вкалывает - пацаны тринадцати-четырнадцати лет! Порожние ящики себе под ноги приспосабливают, чтобы до суппорта дотянуться...
- Он думает, что он один такой злой! Что только он благородной ненавистью к врагу пылает! - вмешался Лядский.
- Ни черта он не думает! Нечем ему думать! - рубанул Пряженников. - Он от собственного геройства без ума, а на остальное ему начхать.
- О каком геройстве речь? - опять подхватил Лядский. - Везет ему пока вот и все геройство. Не велика храбрость - одиночные грузовики крошить,
- Слушай, а если тебя завтра "мессеры" на обратной дороге прихватят, что будешь делать? "Караул" кричать? Так никто не услышит, - не отставал Пряженников. - Ты
что, в одиночку да с пустыми стволами, одной своей злостью собираешься их отогнать?
Биджиев ошеломленно вертел головой, переводя с одного на другого растерянный взгляд. Так вот, оказывается, как выглядит в глазах окружающих то, что он делает! Жалким мальчишеским ухарством, вызывающим не уважение, а жалость и пренебрежительный гнев! А он-то еще тешил себя, будто отчитывали его просто так, ради проформы, а на самом деле...
- У меня четыре брата на войне воюют. Убили недавно одного... - начал он было в свое оправдание. Но вдруг сорвался: - Убили, понимаете? Убили! Кто отомстит?
- И тебя, дурака, на тот свет отправят! - безжалостно отрезал Пряженников. - Если за ум не возьмешься. Война - это тебе не детский сад. Фашисты младенцев в воздухе ох как любят!
- Не изменишь своего отношения - спишут из летчиков! - жестко заключил я, изо всех сил пытаясь не сорваться и не обнаружить истинных своих чувств, что сразу бы свело на нет всю эту тщательно продуманную "артподготовку" по самолюбию новичка. - Все! Можете идти, лейтенант Биджиев!
- Хороший парень! - сказал Пряженников, когда Биджиев уже ушел. - Добрый из него летчик будет. Да и товарищ что надо, друга в бою не подведет...
- Почему будет? - возразил я. - Он уже и сейчас летчик! Как думаешь, Тимофей?
- Думаю, что ему сейчас белый свет не мил! - улыбнулся в ответ тот. - Ну да ничего, перебьется. Грех было бы такого хлопца зазря потерять.
- Чудно! - подвел итоги Пряженников. - Отец и деды хлопкоробы, самолет только в небе и видели, а вот, поди ж, Солтан свет-Биджиевич - летчик божьей милостью!
Вообще говоря, процесс становления летчика границ во времени не имеет. Сколько ни летай, всегда найдется чему поучиться: секреты летной профессии, как, видимо, и всякой другой, неисчерпаемы. В том-то и была сила лучших бойцов полка, таких, как Пряженников, Кумсков, Лядский, Кузин, и многих других, что они, если так можно выразиться, никогда не теряли остроты профессионального зрения, умели подмечать новое, фиксировать в сознании каждую малейшую деталь, каждый штрих, способный хоть как-то обогатить их, пригодиться на будущее.
Не заслуживающих внимания мелочей для них не существовало. Каждый бой, каждый вылет обязательно чему-то мог научить, и они никогда не уставали учиться.
И все-таки, несмотря на эту колоссальную, никогда не прекращающуюся работу, связанную с совершенствованием летного и боевого мастерства, ошибок и срывов удавалось избежать далеко не всегда. Война щедра на неожиданности.