Страница 4 из 9
Развеются чары пленительной ночи;
Солотча, Ока - что ни час - все далече.
И только ещё не погасшие очи при солнечном свете напомнят о встрече.
И все же не раз, просиявши глазами, чтоб смыть одинокость, схватившись за локоть, прочтешь, повторяясь, надеясь на память весеннего Фета и зимнего Блока.
31.12.83
Люблю твое лицо мадонны: из-под слегка припухлых век взор грациозно-полусонный, где вызов небу не померк.
Улыбку (с ней и черт не сладит) и чуточку курносый нос, твои распущенные пряди наивно вьющихся волос.
Простосердечную небрежность, недооформленную стать; и нежность, нежность, нежность, которую не передать.
Да что там нос, глаза и пряди, весь водопад твоих волос, когда б сказал, что в быстром взгляде прочесть однажды довелось!
31.06.84
Я не хочу обманывать тебя, мучительно я к прошлому ревную; вновь ослеплен и днем бреду вслепую сухую кровь рассудком торопя.
К чему твердить про некий идеал, про то, что так хотелось к изголовью склоняться утром с чистою любовью, которую всю жизнь свою искал.
Я знаю, время успокоит кровь и вместо небывалого блаженства оставит только жажду совершенства, которой и является любовь.
Я не молю ещё побыть со мной, но знаешь, как, расправив с хрустом крылья невидимым сознанию усильем, вдруг тянется одна душа к другой!
31.06.84
СОН ВО СНЕ
Ночная тишина глуха, как вата.
Лишь изредка её перерезает далекий свист больших электровозов, ножом консервным вспарывая сон.
Я в комнате один. В привычном кресле устало разместилось тело. Снова умчались мысли в дальние пределы, где можно пробежаться босиком.
За окнами накрапывает тихо осенний дождик. Ветер рукоплещет вовсю шальными ветками деревьев, роняя побуревшую листву.
А в памяти моей не меркнет солнце, лежит спокойно гладь пруда Святого, где лилия белеет невесомо.
Я к ней спешу подплыть, слегка коснуться, чтоб осознать, что все это не сон.
Веселый воздух резво и покато скользит по свежевымытым плечам.
Свет солнечный струится, как из лейки.
Двоится зренье, и тебя я вижу всю в ореоле радуги цветной.
Ты проплываешь, юная русалка.
Струится водопад волос неслышно.
Слова твои крадет гуляка-ветер, и только эхо вторит, искажая сиюминутный смысл всевечных фраз.
Давно пора мне в комнату вернуться, отставить кресло в сторону и тут же тебе по телефону позвонить.
Но сон во сне, как неотвязный призрак, как мириады разноцветных радуг, слепит и снова смешивает зренье.
Я пробужденья жду. Далекий свист ночных электровозов убеждает, что неостановима жизнь, что нужно инерцию движенья сохранять.
А, может, память этому порука, и сон не просто отдых, дань покою, а тот же бег в немой стране мечты?
11.10.84
Ты помнишь: вечер, мой мундир и шум вокзала?
"Любовь изнашивается до дыр", - ты мне сказала.
Любовь изнашивается, как ткань.
Рано иль поздно.
Не плачь, не плачь. Ах, перестань!
Взгляни на звезды.
Что в бесконечной глубине
Горят беспечно.
В том очистительном огне пребудем вечно.
4.10.85
НОЧНАЯ СКАЗКА
Я люблю сиянье солнышка.
С ним надежней и вольготней.
И видны при нем до донышка чердаки и подворотни.
Ночью жутко: всюду гномики
( в лунном свете - голубые), сжав в руках покрепче ломики, мерят улочки кривые.
Ничего себе подросточки, мышцы вовсе не из ваты; тренированные косточки, лишь умишком щупловаты.
Ходят-бродят, уши домиком, ищут, что лежит похуже.
Вся мечта - немытым ломиком жахнуть исподволь снаружи.
Омерзительны их хитрости, их подпольные секреты.
Вот бы разом напрочь вытрясти их душонки, их кастеты.
Извести б гвардейский выводок, честным людям нет проходу.
Может, солнце все же выведет их на чистую на воду.
Встань же, круглое и красное, разгони всю темь собою, пусть над нами снова властвует только небо голубое.
11.12.85
ДОРОГА В ГОРОДНЮ
Мы утром вышли в ранний путь...
Дорогою окольной внушал я дочке, что взглянуть пора на колокольню; что церковь красит Городню с пятнадцатого века; что стыдно спать пять раз на дню, когда ты не калека.
Не соглашалась ни за что идти в селенье дочка, дубленка будто решето не держит ветерочка.
Ее пугал не холод зим, когтящий лютым зверем, а то, что в книжный магазин я заглянуть намерен.
Она читала мне мораль, мол, сед, а все туда же: полночи белый лист марал и стал чернее сажи.
Потом готов сидеть полдня над старой книжкой Блока, а ей - ни слова, хоть родня; ей очень одиноко.
Была турбаза в декабре забита стариками, одни деревья в серебре девчонок завлекали.
Хотя б подружку в свой заезд,
Аленку иль Сюзанну, то был бы общий интерес взамен сплошных терзаний.
Что мне ответить? Чем мне крыть подобные запросы?
Не пара рук, тут пара б крыл могла обезголосеть.
Из-под сапог летела пыль.
Был уголь здешней метой...
Я по дороге ей купил пирожное, конфеты...
Была дорога далека.
К тому ж с шоссе ни шагу.
Сейчас легко с черновика на белую бумагу перенести путь с грузом пут под леденящим ветром, когда машины рядом рвут тугие километры.
О, как же ныла и кляла мою страстишку дочка!
А я молил: вот до угла, потом до бугорочка дойди... И встанет Городня веселыми домами, и оба-двое мы, родня, пройдем меж их рядами.
Так и случилось...Важен пыл не только для таланта, но - цель достичь. И я купил словарик музыканта.
Потом, куда душа звала, давным-давно не в ссоре, прошли мы к церкви, что была, конечно, на запоре.
Сверкали златом купола, и небо было чище над скромной тропкой, что вела на местное кладбище.
Там бомж и протоиерей, крестьяне и солдаты лежали рядом; их тесней объединяли даты.
Они одни видали сны, в верховье Волги жили...
Мы тоже веточку сосны на холмик положили.
За описанье не берусь обратного маршрута; но приоткрылась дочке Русь хотя бы на минуту.
Я думаю, что поняла она (я, впрочем, тоже): дорога - к Родине вела, пугая бездорожьем.
И надо не бояться зим, идти с открытым сердцем, найдется книжный магазин, где можно отогреться.
Найдется красное крыльцо, где не важна монета; найдется красное словцо не только для привета.
26.12.85
ПЕРСОНАЖ
Вот он - я, смешной и пылкий, книгочей и дуролом; я - с шипучею бутылкой; я - за письменным столом; я, живущий в ус не дуя; я, подстриженный под ноль; не сказавший слова всуе и разыгрывавший роль.
То в сандальях, то в ботинках, то в кирзовых сапогах; разодетый, как картинка, и в последней из рубах.
Перед взором словно фото годы, месяцы и дни; прерываться неохота: персонаж-то мне сродни.
С бесконечным интересом длю воскресное кино.
Только за парадным лесом есть ли дерево одно, то, которое покажет, чем душа моя жива, ведь она одна и та же, как ни разнятся слова.
Жизнь свою перелистаю, то-то воли дам рукам и стихов крылатых стаю разгоню - аж к облакам...
22.03.86
ВДРУГОРЯДЬ
Л.Ю.
Славно все же бывает на свете - вспоминается то, что забыл...
Я вдругорядь товарища встретил, словно в юность фрамугу открыл.
Мы полвечера с ним говорили про обиды давнишние, но чай не пили и кофе не пили, и не пили сухое вино.
Черт ли выкинул это коленце или ангел убавил вину...
Показал он мне сына-младенца, поглядел я на третью жену.
Чуть заметил, не трогая, книги; и растрогали нас не стихи, а какие-то давние миги и нелепые наши грехи.
Я бубнил про наветы и сплетни, он талдычил, что надо худеть, чтобы новое тысячелетье без одышки легко одолеть.
Мне за сорок, ему скоро сорок, а мы вроде болтливых сорок о приятелях давних и спорах раскричались, забывши про срок.
Между тем кукарекнула полночь, мне пришлось собираться домой; друг и тут деликатную помощь оказал, проводив по прямой.