Страница 8 из 28
Не прекращайся, яростный прибой!
Не бойся о скалу разбиться!
Как нужен спор с судьбою, и с собой, и с равнодушьем очевидца!
Преодолеть разноречивость сред и выстоять, и настоять на праве самим собою быть на склоне лет и не бездельником в державе.
Запомнится не местное вино, а - речи, где одна сквозит забота о мире...Единение одно людей братает - их работа.
И пусть запомнит на прощанье взгляд не только рыночные фрески, не только море и соседний сад, но взгляд ответный, радостный и резкий.
9.08.81
Гульрипши
ТЕАТР
Вот и я узнал, как видно, цену благородству, дружбе и любви...
Что ж, давай, закончим эту сцену, жизнь моя, скорей антракт зови!
В том антракте - перестук бутылок, бутерброды, гомон, женский смех...
Самому себе смотрю в затылок, он, увы, такой же, как у всех.
Очередь покорно разойдется, чтоб опять вглядеться в новый акт, веря: побеждает благородство; понимая: всюду важен такт.
Почему же, веря в провиденье, мы в быту не ищем красоты, разрушая хрупкие виденья в жизнь не воплотившейся мечты?
3.09.81
РАБОТА
Перепачканы руки в чернилах, я фломастер опять заправлял...
И юлит, как в ладонях обмылок, мысль, что вот он - бесславный финал.
Но подул ветерок из фрамуги, и подумалось: "Жизнь хороша!
Что ж, работа пусть пачкает руки, оставалась бы чистой душа..."
3.09.81
Я от бабушки слышал:" Говеть ещё надо, а ты - разговелся..."
Мне казалось: всем надо гореть, чтобы ярче рассвет разгорелся.
Атеист, отрицал я посты:
"Эка невидаль - голод не тетка!"
А у бабушки речи просты, не прикажет, а выскажет кротко:
"Мол, ты Бога, милок, не гневи.
Чай крещеный и причащенный...
Надо верить и жить по любви, чтобы умер, всем миром прощеный".
Вижу нынче: разъевшийся люд жаждет голода, чтоб исцелиться.
Вижу, как под заборами пьют, искажая гримасами лица.
Неужели никто не сказал им, что надо за совесть работать, что бессонный подземный вокзал соберет с них подушную подать?!
А вот бабушка так далеко, ей осталось - молчать да поститься...
Я б спустился - но так глубоко, хорошо хоть досталось проститься.
3.09.81
Очень часто меня обижали.
И при том - ни за что, ни про что.
Я бы все позанес на скрижали, только вряд ли кто это прочтет.
Все обиды мои - обыденка.
Так - заноза, осиный укус.
Хватит строить большого ребенка.
Выбрал гуж, так держись и не трусь.
Перемелется жизнь. Разойдется.
Пролетит через сито годов.
И обиды считать не придется - то-то взвоешь - во веки веков.
4.09.81
Благословлю врага!
Пусть хлещет против правил, но - песнь мне дорога, он петь меня заставил.
Он изрыгнул хулу времен палеолита, а я пою хвалу ему за жизнь гоплита.
За то, что не дает расслабиться, забыться; за то, что каждый год приходится с ним биться.
Пусть я не победил, но и - непобежденный...
За тренировку сил врагу - привет соленый!
3.10.81
БРАТ
В электричке, летящей в Загорск, я раскрыл припасенную книжку; и увлекся виденьями мозг, хоть постукивал поезд с одышкой.
И уже заоконный пейзаж перестал отвлекать мои взоры, пересел я в другой экипаж, пересек временные просторы.
Я Случевского перечитал; обнаружил нежданное сходство и сродство наших душ идеал, опечаленный темой сиротства.
Веком старше, неназванный брат, был он так же строптив и раздвоен, видел ад, ненавидел разврат, но не воин был, так же не воин.
Лишь с бумагою наедине он бывал иногда откровенен, и вещал о всемирной вине, и душою вставал на колени.
Бился лбом, поднимался угрюм, правде вновь отдавался всецело; хоть шаманил порой наобум, но пытался найти панацею.
Верил он в воскресенье души, верил истово в жизнь после смерти; а стихи его впрямь хороши, почитайте и сами проверьте.
7.10.81
ЮРОДИВЫЙ
Когда юродивый бормочет вам непонятные слова, он тоже высказаться хочет, болит дурная голова.
Кипит святое вдохновенье, бурлит ручей больных речей; но всем дурное откровенье, как прицепившийся репей.
Когда же дурня увенчает пророческим венком молва, толпа с восторгом повторяет все непонятные слова.
И в них находит откровенье, и будущее зрит в речах, и даже тенью подозренья не осквернит огонь в очах.
А через день опять готова кричать привычное: "Ату!"
Другое царственное слово влечет столикую толпу.
И вот уже пророк развенчан судьбы безжалостной рукой, и только шутовской бубенчик звенит насмешкой день-деньской.
19.10.81
СТИХИ О СЫНЕ
1
Сон-сын, сын-сон, ветром ночи принесен, темной мысли в унисон колыбельный звон.
Сын-сон, сон-сын, я с тобою не один; среди жизненных руин мой ночной рубин.
Сон-сын, сын-сон, именем не наречен, тихо спи во мгле времен, смерти обречен.
Сын-сон, сон-сын, нежно плачет клавесин; грозди пламенных рябин между злых осин.
Я до смерти обречен слышать с четырех сторон сумасшедший перезвон: сон-сын, сын-сон!
27.10.81
2
Я Бог-отец, мой сын убит, и где могила неизвестно.
И мать безвинная скорбит, и пленный дух взывает к мести.
Какие мерзкие скоты!
Кругом Содом, кругом Гоморра...
Стихом о пользе красоты здесь прополаскивают горло.
Они взялись и за меня, они распнут меня охотно, цепями ржавыми гремя
(потом покроют позолотой).
Я мог бы мигом покарать сонм просвещенных негодяев, чтоб стала гробом им кровать, чтобы о мщенье догадались.
Но время покарает их надежною рукой железной, им не бывать среди живых и месть моя здесь бесполезна.
Они же заживо мертвы, хрипя в блевотине привычно.
А вы? Со мной согласны вы?
Мне, впрочем, это безразлично.
Я Бог-отец, мой сын убит, а где могила неизвестно; и это горше всех обид, и вне законов кровной мести.
27.10.81
ХАЛДЕЙСКОЕ ЗАКЛИНАНИЕ
Кто ты такая, ведьма? Кто тебе позволил это словосочетанье, когда опять в немыслимой борьбе вдруг возникает вновь очарованье?
Твои уста отравою горчат, смерть по следам твоим шагает часто...
Ты - ведьма, я - в невинности зачат, и оба мы - две стороны злосчастья.
Ты - ведьма, я схвачу твой жаркий рот, схвачу язык твой, огненные очи, и ноги, и коленей изворот, и руки, чтоб связать их темной ночью.
Пусть лунный бог сожжет тебя огнем и да низвергнет в черную пучину!