Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 16

Изредка из черной глубины леса прибегали к дороге извилистые тропинки и вливались в нее, как притоки в реку. Тропинки, раздвинув густую темноту, открывали сумрачный зеленый просвет, заманивая туда, в глубь леса, посмотреть, что делается там, за седыми, замшелыми стволами. Пахло сосной, и пели птицы...

Лес еще не кончился, когда дорога-река круто взбежала на высокий бугор и, разделившись на два рукава, исчезла за ним. И между этими двумя рукавами, на самой вершине бугра, пестрого от цветов, увидела Дина маленький, скромный, с неяркой пятиконечной звездой на верхушке деревянный обелиск...

Дина бросила на дорогу чемодан, уронила плащ и, цепляясь руками за некрепкие головки ромашек, вскарабкалась по крутому склону на вершину бугра.

Могила не была огорожена. Лишь белые круглые камешки цепочкой окружили могильный холмик.

Надписи на обелиске не было.

Дина тронула ладонью белые камни, крепко вросшие в землю, и сразу все отошло от нее - и тревога, и горе, и черная пропасть без неба и звезд!

Потому что в этой могиле, на высоком красивом холме, среди цветов, на виду у всех, мог лежать только Иван Чижиков!..

Она опустилась на колени и прижалась лицом к сухому, потемневшему от времени дереву обелиска...

- Э-э! - раздался вдруг позади звонкий голос.

Дина обернулась. Внизу, на дороге, стояла девчонка лет десяти в голубом сарафанчике и в большой соломенной шляпе с обвисшими полями.

- Э-э! - кричала девчонка. - Это ты, что ли, свой чемодан на дороге оставила? Скажи спасибо - я увидела. А то утянул бы кто-нибудь.

Она подхватила Динин чемодан и плащ и, прихрамывая (ступня ноги у нее была забинтована), заковыляла наверх, к Дине.

- Нарывает, - сообщила она, взобравшись на бугор. - Мама у нас фельдшер, я говорю: "Влей пенициллину", а она говорит: "Давай резать буду". А я не дала! Уж пусть лучше сам.

Она бережно подержала больную ногу за колено.

- В позапрошлом году на коленке был. Вот видишь - рубец остался. Я на гвоздь напоролась. А сейчас занозу с крыльца всадила. А ты к нам из города, да? На уборку?

- Нет, - ответила Дина.

- В командировку? - Девчонка недоверчиво поджала губы.

- Нет.

- А зачем? Может, в гости к кому? В гости, да?

У девчонки были темные пушистые волосы и зеленоватые, русалочьи, огромные глаза.

- Кто там? - шепотом спросила Дина и кивнула на обелиск.

- Человек, - ответила девчонка, - герой. Он взорвал немецкий штаб и погиб. Только никто не знает его имени.

Улица, на которой стоял девчонкин дом, протянулась длинной прямой линией вдоль речки. Остальные дома стояли вразброд - один здесь, другой там, третий совсем в стороне. Но все, как один, смотрели в сторону речки. А за речкой, на другом берегу, зеленели сады. Слева был лес, позади тоже лес и дорога, по которой пришла сюда Дина. И бугор. Тот самый, с обелиском.

- Идем, - сказала девчонка, взяла Дину за руку и потащила ее через палисадник к высокому крыльцу дома, - идем в избу. Мамы у нас дома нет: она в район за лекарствами поехала. Я Сашке про тебя скажу. Она с девочками на яблоках, в саду, а у меня нарыв...

Внутри изба была похожа на городскую квартиру. В соседней с кухней комнате - красивые гардины на окнах, диван, шкаф с книгами. Только кухня не была похожа на городскую: в углу большая русская печь, возле нее длинная лавка, на которой в ряд выстроились ведра с водой, другая лавка покороче и поуже первой. На столе паслась курица, залетевшая в кухню через открытое окно.

- Кш-кш, - возмутилась девчонка и, прыгая на одной ноге, принялась ловить курицу. Курица закудахтала и вылетела в палисадник.

Девчонка провела Дину в комнату, подтолкнула ее к дивану и сказала:

- Садись.

Потом она, прихрамывая, ушла в кухню. Там принялась возиться у печки. Через несколько минут она принесла и поставила на чистую скатерть перед Диной тарелку с разогретыми блинами.

- Ешь. А я за Сашкой схожу. Я ее притащу. А она папу притащит. Он на работе, но она его притащит. Раз отец твой тут вместе с ним воевал, он всех на ноги поднимет. Все узнает. Уж ты не беспокойся!

- Как тебя зовут? - спросила Дина.

- Маринка! - уже из сеней звонко ответила девчонка.

Она ушла, и в доме сразу стало тихо. Только тикал будильник на столе в кухне. В окно был виден кусок палисадника.

В палисаднике у ограды - высокие кусты с розовыми, похожими на шиповник цветами. За палисадником - деревенская улица, та самая, по которой Дина и Маринка подошли к дому. Внезапно за окном, в палисаднике, раздался отчаянный вопль. Дина вздрогнула от неожиданности, вскочила и, чуть не опрокинув по дороге табуретку, ринулась к двери кому-то на помощь.

По палисаднику, отчаянно хромая и не переставая ни на секунду вопить, металась Маринка. А за ней бегала девчонка лет тринадцати с пушистыми растрепанными косами. В руке она держала ремень - толстый, с пряжкой - и изо всех сил хлестала им Маринку, если та не успевала увернуться.

Дина негодующе вскрикнула и бросилась наперерез девчонке.

Та остановилась.





- Ты кто? - спросила она, гневно приподняв брови, и стала накручивать на руку ремень.

У нее были красивые большие глаза под темными бровями, плотные тонкие губы и высокий выпуклый лоб, туго обтянутый смуглой кожей.

- Я ее к нам в гости привела! - захныкала за Дининой спиной Маринка. - У нее отец в отряде воевал! А ты дерешься!

- Да? - недоверчиво спросила девчонка и оглядела Дину с ног до головы, продолжая накручивать ремень на руку. - И как же звали твоего отца?

- Чижиков, - сухо ответила ей Дина, - его зовут Иван Чижиков.

- Чижиков? - переспросила девчонка. - Чижиков? Не было такого в отряде.

- Был!.. - крикнула Дина и шагнула к девчонке.

Та изумленно взмахнула ресницами, но не отступила.

- Был! - снова крикнула Дина.

- Не было, - упрямо повторила девчонка и снова не отступила.

- Много ты знаешь!

- Много.

- Тебя никто не спрашивает! Поняла? Тебя это не касается! Тебя ничего не касается! - выкрикнула Дина.

- Ладно, - сказала девчонка враждебно.

Она накрутила ремень до самой пряжки на руку, повернулась, чуть не хлестнув Дину по лицу концами растрепанных кос, и направилась к калитке.

- За папкой пошла, - шепотом сказала Маринка. - Он занят, он на работе, но она его приведет. Уж она такая.

- За что она тебя так? - все еще негодуя, спросила Дина.

Маринка потрогала больную ногу за колено и вздохнула:

- Сашка меня только за дело лупит.

Они вернулись в дом. В кухне на столе отчаянно заливался, трещал будильник.

- Ну хватит, хватит! - махнула на него рукой Маринка.

И когда будильник умолк, выдохся, она подошла и снова завела бой до отказа.

- Зачем?

- Чтоб напоминал.

- О чем?

- Ну вообще, чтобы напоминал. Ну, я пойду.

- Куда?

- А Сашку искать.

- Как же я тут опять одна?

- Ну и что? - пожала плечами Маринка и ушла.

Дина села в комнате на диван.

В доме было тихо. Только по-прежнему громко тикал будильник на столе в кухне.

"И-и-и!" - запела вдруг за окном какая-то птица. Может, соловей?

Где-то на окраине села пыхтел трактор, потом под самыми окнами заскрипели колеса телеги.

И Дина вдруг затосковала. Не по дому, не по матери, не по Андрею. Затосковала она вдруг по ненавистной Брыковке, где нет настоящего леса и никогда не поют почему-то соловьи. Только квакают грязно-зеленые лягушки, выпрыгивая на берег из маленького пруда-болотца, что за огородами. Дина бегала к нему по узкой тропинке, меж зарослей жгучей крапивы и высокой густой полыни, поджимая пальцы на босых ногах, чтобы не обжечь их о горячую землю. Там не было леса, была лишь маленькая роща, где из-под прошлогодних листьев высовывались большие зеленые ладони ландышей. Они уже успевали отцвести к приезду Дины.