Противостояние

- Но зачем ты со мной забросил этого идиота? - вспылил Павел. - Ведь если бы не он...

- Было бы то же самое, - отрицательно покачал головой Артем. - Все, что должно случиться, произойдет, хочешь ты этого или нет. Так устроен мир. А вдвоем я вас закинул, чтобы вы уравновешивали друг друга. Во всем нужна гармония.

- Но двадцать пятое мая... - начал Павел.

- Я сказал: произойдет, - отрубил Артем.

- Неужели это было предопределено?

- Для этого мира - да. Так решили наверху.

- И Берия?

- Нет, это уже твое творчество. Мы не вмешались, потому что ты лишь приблизил наступление неизбежного.

- А были миры, где должен был полностью победить коммунизм?

- Конечно. Но я вас не послал туда из жалости. Слишком бы вам там было неуютно. Да и выжить бы не получилось, я проверял. А здесь у вас был шанс умереть своей смертью, перевалив восьмидесятилетний рубеж. Кстати, вообще, если бы вы повели себя правильно, вы должны были бы умереть с Алексеем в один день. Вы связаны путями этого мира.

- Что ты имеешь в виду?

- Так, лирическое отступление. Скоро поймешь.

- Так что же, коммунизм обречен?

- Скажем так: обречена любая система, построенная на крови и насилии.

- Но мы же стремились к светлому обществу, где всем будет хорошо.

- Не всем. Вы сразу определили, что в вашем мире нет места всем, кто хочет жить чуть иначе, чем вы.

- Но это же помещики и буржуи, эксплуатирующие чужой труд.

- А еще мелкие предприниматели, зажиточные крестьяне, средний класс, врачи, адвокаты, инженеры. Всем им не нашлось места в вашем мире. Вы даже запретили их потомкам получать высшее образование. Не многовато ли исключений? Что же касается победившего пролетариата... Тебе доступна закрытая статистика. Ты знаешь: чем в стране больше социализма, тем хуже она живет. Понимаешь, чем человек умнее, образованнее, чем больше уважает себя, тем сложнее его эксплуатировать. Вы же перебили почти всех, кто хоть тенью напоминал свободное существо, и возвели на пьедестал неграмотного хама, которому еще позволили гордиться своей необразованностью. Естественно, первое, что он сделал, скинув старых хозяев, это пошел в услужение новому государственному монстру.

- Но мы же занимались образованием.

- Изучение букв - это еще не образование Образование - это знание, а ему-то ход вы и перекрыли. Кто у вас мог познакомиться с трудами некоммунистических историков, философов, публицистов? Кто имел объективную информацию о происходящем в мире? Я не говорю про простых людей. Но даже вы, когда создали народное правительство Северороссии в тридцать девятом, писали, что вводите в стране восьмичасовой рабочий день. А ведь он был введен еще в двадцать третьем*.

- Ты прав, мы недостаточно изучили вопрос. Но насчет буржуазных философов...

- Скажи, - прервал его Артем, - Алексей - эксплуататор и подонок, упивающийся личной властью? Вы поэтому воюете с ним уже сорок лет?

- Нет, он не такой, - покачал головой Павел. - Просто он верит, что в буржуазном обществе жить лучше и свободнее.

- Вот видишь, - улыбнулся Артем, - ты борешься за счастье всего человечества против него. Он за то же самое - против тебя. В итоге, сколько народа полегло на полях сражений, сколько женщин остались вдовами, сколько детей - сиротами? У тебя свое умопостроение идеального общества. У него свое. Вы убеждаете в своей правоте тех, кому ваши идеи вообще неинтересны, и сталкиваете их лбами. Ладно, когда они хоть осознанно выбирают. А когда вы насильно вбиваете в них идеологию? Никто ведь еще не доказал, что кто-то из вас прав.

- Что же делать? - развел руками Павел.

* В нашем мире этот казус имел место во время Финской войны.

- Может, позволить людям самим выбирать свою судьбу? Хотят быть рабами, пусть будут.

- А ты жесток, - взглянул на него в упор Павел.

- Я просто опираюсь на свой печальный опыт, - вздохнул Артем. - Никто не вытащит человека из клоаки, если он умеет жить только в ней. Даже если насильно от нее уведешь, он новую найдет... или создаст и поселится в ней. А тебя будет ненавидеть за то, что ты не даешь ему жить как он считает правильным.

- Но мне жалко их! - вскричал Павел. - Что делать?

- Ты знаешь, - улыбнулся Артем, - конечно, образ полководца, размахивающего шашкой под ураганным огнем противника, куда привлекательнее, но меняют-то мир не герои. Они его лишь... перекрашивают. Меняют мир те, кто его образовывает, дает людям знание, тихо и мирно рассказывает, где клоака, а где цветущий сад. Нам нужны учителя, а не полководцы. И это не ты... и не Алексей.

- А кто?! - вспыхнул, как юноша, Павел.

- Поройся в памяти, - склонил голову набок Артем.

- Неужели Санин? - выдохнул Павел. Артем кивнул.

- Он всегда был против нас, - процедил Павел.

- Он, как и я, всегда был против несвободы и запрета на знания. Что до вашего идеального коммунизма... Ты знаешь, он возможен, но совсем на иной ступени развития сознания. Не сейчас. И не завтра.

- Ах вот оно что! - вскочил Павел. - Так вы тоже... Не выйдет у вас. Мы победим. Я еще предприму шаги...

- Да пожалуйста, - хмыкнул Артем. - Иди своим путем. Только не забудь, что Берия, может, и не слишком искушен в марксистско-ленинской теории, но в дворцовых и государственных интригах чрезвычайно опытен. Тебе с ним не справиться. Создания блока против себя он не допустит.

- Да пошел ты! - злобно бросил Павел и зашагал назад к шоссе.

Подойдя к автомобилю, он рявкнул:

- Гоги, почему посторонние на поле?

- Но вы были совершенно одни, - отозвался удивленный Кордия.

* * *

Пассажирский самолет Сикорского вырулил со взлетной полосы и замер на месте. Служащие Тушинского аэропорта подкатили трап. Дверь лайнера открылась. Алексей ступил на верхнюю ступеньку и обвел летное поле взглядом. Красные флаги, установленные по его периметру, развевались на ласковом майском ветру. Солнце играло на штыках роты почетного караула из состава кремлевской стражи.

- Вот не думал, не гадал, - пробурчав под нос Алексей и, взяв под руку Екатерину, зашагал вниз по трапу.

Екатерина важно вышагивала рядом с ним. В отличие от Алексея, она обожала официальные мероприятия, где можно было блеснуть очередным украшением и показать свою значимость. Навстречу им шел молодой советский политик, подающий большие надежды, председатель Совета министров СССР Алексей Косыгин.