Страх высоты

- Это правда, - заговорила она совсем не плаксивым голосом, которого боялся Мазин. - Но вы ж и меня должны понять. Я его любила, любила... И боялась, что он вернется... к ней... Бросит меня. Я боялась, потому что он всегда помнил о ней, говорил. И не хотел, а у него прорывалось. Иногда даже называл меня Инной...

Инна встала и отошла к окну. Открыла форточку. Оттуда налетел ветер и рассеял дым сигареты.

- Записка была в незаклеенном конверте. Я прочитала и совсем испугалась.

- Что же вас напугало?

- Там написано: "Речь идет не обо мне". И я подумала... подумала, что у нее будет ребенок.

Инна передернула плечами. Игорь подошел к ней. Мазин остался за столом со Светланой. Она не видела Теперь никого, кроме него, и это ее подбодрило, слезы побежали реже.

- Представьте себе, как я мучилась. Я не спала. И ничего не могла сказать ему.

- Еще бы! Вам пришлось бы рассказать о письме.

- Нет, не потому. Я бы сказала о письме!

Две или три слезинки соскочили с подбородка на грудь, на кофточке образовалось темное пятнышко. "Интересно, промокнет или нет", - подумал Мазин совсем неподходящее к моменту.

- Я бы сказала, но я не сказала совсем по-другому. Я боялась вмешиваться. Антон бы не позволил никогда, потому что она всегда была для него выше, чем я. Он не любил ее, но он знаете, как к ней относился... Как будто она чем-то лучше его. А она довела его до смерти, до самоубийства!

- Подождите о смерти. Говорите о себе!

- А что говорить? Я извелась вся. Я даже хотела идти к ней и поговорить. И ходила. В этот музей.

Инна повернулась с любопытством.

- Но я не говорила. Потому что боялась Антона. Я не решилась.

Еще одна слезинка скатилась с подбородка и опять попала туда же, на темное пятнышко. Оно стало чуть больше.

"Промокнет!"

Инна снова отвернулась.

- Вы только представьте, что я пережила!

Но Мазин не сочувствовал. Иногда у него появлялась такая жестокость, брезгливое равнодушие к людям, которых он презирал.

- Я не могла понять, знает он или нет. То мне казалось, что не знает ничего, а то, что он обманывает меня, не говорит. А про Ирину Антон тоже ничего не сказал.

- Он ничего не знал о болезни сына, потому что вы украли записку. А Ирина в тот вечер прийти не смогла, была в больнице. Потом сыну стало лучше, и она уехала.

- Я ж не хотела...

Прозрачная кофточка наконец прилипла к телу.

- Светлана, я верю, что вы переживали. Но это не оправдывает ваш поступок и даже не объясняет его. Допустим, вы в самом деле решили, что в записке идет речь о ребенке. Наверно, такое можно предположить, особенно женщине в вашем положении. Но с какой целью вы отправили записку мне через два месяца, когда Тихомирова уже не было в живых? Мстить женщине, ожидающей ребенка и не виноватой ни в чем, кроме того, что она может стать матерью, - это же отвратительно. Думаю, что вы не так уж злобны и бездушны.

В последних словах она уловила поддержку.

- Я уже знала, что ошиблась насчет ребенка.

- И что же?

- Но я знала, что она виновата в смерти Антона.

- Знали или предполагали?

- Знала! Знала.

- Откуда?

- Я скажу. Я не хочу, чтобы меня считали подлой и Антона подлецом. Он не был подлецом. Он был хороший, лучше всех. Он сам все открыл, а она его запугивала, упрекала. Ему не нужно было бояться. Если б он со мной посоветовался, я б ему прямо сказала: отарой все - и тебя поймут. А он ее боялся, потому что она всегда на него влияла и только вред приносила. И загубила его.

- Позвольте, Светлана. Сначала факты, а потом чувства.

- Да, факты, только я их слишком поздно узнала.

- Расскажите, как и что вы узнали, от кого?

- От нее! От нее самой!

Инна повернулась резко, будто ее толкнули. Игорь тоже. Они смотрели на Светлану с изумлением.

- Я все расскажу. Потому что я слышала весь их разговор. Я была тут, в квартире, в той комнате!

- Боже мой! - сказал Инна и закрыла лицо ладонями.

- Значит, я был прав, когда полагал, что вы все-таки поехали к Тихомирову? - спросил Мазин спокойно.

- Вы правильно догадались. Но вы тоже не все знаете.

- Возможно, - не стал он спорить.

- А я все слышала.

- И Антон так себя вел! - прошептала Инна. Кажется, и ей начало отказывать самообладание.

- Не беспокойтесь! Антон сам не знал, что я здесь.

- Расскажите подробно, - предложил Мазин.

- Да что рассказывать! После звонка я не знала, что делать. Я думала, что он меня обманывает, скрывает про ребенка, и обиделась, что он не позвал на защиту и в ресторан. Я думала, что там может быть она. Когда Антон позвонил, я успокоилась немного, но сразу не могла решить, что делать, и отказалась. А потом мне перед ним неудобно стало. Ведь такой день у него, а я ломаюсь...

Это "ломаюсь" почти развеселило Мазина. Когда Светлана волновалась, она становилась проще, естественнее и наивнее. Наивной в своей убежденности, что делать так, как она делала, можно, а выкручиваться приходится потому, что люди, которых она совсем не понимала, представлялись ей более хитрыми и только.

- Я и решила поехать. Собралась быстро и поехала.

"Не сочла себя вправе ломаться в такой день! Это оттуда, из деревни, из веков - блюсти себя, но не ломаться, когда нельзя. Вечная борьба с хозяином-мужчиной. С хозяином, которого можно обманывать, бунтовать даже, но от этого он не перестает быть хозяином и имеет свои права. И еще исконное, бабское, вроде жалости: уж как приспичит мужику - аж жалко становится. Хотя все это в корнях где-то, подсознательно, а на поверхности страх, конечно, - не прогадать бы, я не поеду - поедет другая или он к ней. А приеду неожиданно - обрадуется, на них, мужиков, это действует. Может, расчувствуется - правду скажет. Так она думала, наверно, а, возможно, и не все так, потому что не все мы обдумываем полностью и до конца, а просто делаем и всё, особенно женщины".

- Вы были уверены, что Тихомиров здесь?

- Он же меня сюда звал.

- Но он мог и запоздать, не сразу приехать, раз вы сказали, что не приедете.

- Так и вышло.

- Вы приехали раньше его?

- Раньше. Но у меня ключ был.

- Вы не в первый раз бывали здесь?

Мазин не смотрел на Инну.

- Не первый.

- Хорошо. Рассказывайте дальше.

- Ну, приехала я, а его нет. Я зашла в ту комнату, села, решила подождать. Минут тридцать сидела. Его нету. Меня в сон клонить начало. Ведь было поздно уже. Прилегла на диване, задремала я, в общем. А он сразу в эту комнату зашел, а не туда. И не увидел меня.