Страница 88 из 103
— Кстати, раз уж мы говорим о магии. Скажи, Нар, может ли волшебный кинжал превратиться в топор?
— Ну, это зависит от того, на сколько кинжал волшебный. Есть разные…
Эльф осёкся.
— Погоди. Ты говоришь про свой?
Гаяускас молча кивнул.
— Может, — убеждённо проговорил Наромарт. — Я же сказал тебе, что это очень древняя и очень сильная магия. В нём сокрыта огромная энергия. Что-то случилось?
— Случилось. Без этого топора я бы не смог перерубить якорный канат.
— Так это ж хорошо. А почему в твоём голосе такое недовольство?
— Потому что я хотел бы знать, что можно ждать от оружия, а чего — нельзя.
— Я понимаю, — серьёзно сказал эльф. — Но другого выхода у нас нет. Я знал, что твой кинжал волшебный, когда мы встретили Гаттара. Полагаю, архимаг мог бы определить все его возможности, но, во-первых, на это ушел бы не один день, а, во-вторых, не уверен, что у нас хватило бы денег ему заплатить.
— Этому магу-оборотню я бы кинжала не отдал. Тебе я доверяю, а ему — нет.
— Да, он, конечно, себе на уме. Но не думаю, чтобы он стал тебя обманывать. Есть всё-таки понятие профессиональной чести. Хотя, в этом мире…
— Вот-вот. В этом мире я верю только Йеми. Олусу и ящерице доверяю, но… Лучше им кое-чего не знать.
— Абсолютно согласен, — кивнул Наромарт, — лучше будет и для них, и для нас. Ну, вижу, с фруктами ты покончил? Пойдёшь гулять?
— Надо пробовать, — Балис постарался встать. Странно, но теперь слабость в мышцах ощущалась гораздо меньше. Отступили и тошнота с головной болью. Конечно, всё равно самочувствие оставалось паршивым, но для того, чтобы дойти до борта, сил должно было хватить. И даже — с запасом.
Остаток путешествия прошел без особых приключений. Погода менялась: то ясно, то дождик, но штормов больше не разыгрывалось. Ветер большую часть времени дул в нужную сторону, хотя порой и слишком слабо. Бастен ругался: ему хотелось попасть в Толу хотя бы в ладильские календы, но этого сделать они никак не успевали.
Путешественникам каждый час задержки тоже причинял дополнительные волнения, но ускорить судно было не в их власти. Наромарт, Олус и Йеми регулярно молились, но был ли от их молений какой-либо толк — сказать невозможно.
Балис полностью поправился от ранения на третий день, после чего каждый день часа по два разминался на юте. К занятиям присоединялся Сашка, морпех гонял парня без всякой жалости, тот не протестовал, уж очень хотелось перенять опыт. Женька наблюдал тренировки с ехидной усмешкой. В глубине души пареньку хотелось если не присоединиться, то, по крайней мере, размяться, вспомнить пару приёмов айкидо, но он опасался, что не так поймут. Ещё решит офицер, что у него теперь двое воспитанников, тоже начнёт дрессировать. Этого Женьке совершенно не хотелось.
Матросы во время тренировок любопытством не допекали, лишь кидали уважительные взгляды. Йеми прозрачно намекнул Бастену, что не стоит особо распространяться о произошедшей стычке. Капитан ответил в том смысле, что, коли почтенные пассажиры разговоров не желают, то так тому и быть. Матросы у него ребята надёжные и управляемые. Конечно, на каждый роток не накинешь платок, а по пьяни в портовом трактире чего только не выбалтывают, но и отношение к пьяной болтовне у людей соответствующее. Кагманца это устроило: он понимал, что слухов всё равно не избежать, но пусть это будут именно слухи и как можно более далёкие от правды. Хотелось бы ещё, чтобы они появились как можно позже и подальше от Толы, но с этим ничего нельзя было сделать: загул матросов в порту, пока судно на рейде — святое дело. И перекупить груз и отправить его в месте с судном куда-нибудь подальше в Накхат или Хольдстрим не было денег. Не было даже человека в Толе, достаточно надёжного и богатого, чтобы совершить такой манёвр сразу по прибытии в порт. Увы, не всё доступно Паукам Господаря, хоть народная молва в Кагмане и утверждает иначе. Приходилось рисковать, чего Йеми очень не любил, и чем постоянно занимался всю свою жизнь.
Чтобы отвлечься от волнения и чем-то заполнить свободное время, плотно занялись отработкой легенды и плана действий по прибытии в Толу. Многое приходилось решать наугад. Особенно удивляла уверенность Наромарта, что Риона находится в городе или где-то поблизости. Откуда он это взял, эльф говорить решительно отказался. Удалось лишь добиться ответа, что эти знания не были божественным откровением, а потому и доверять им можно было лишь с большой натяжкой. В то же время, убеждённость целителя подкупала. Йеми не сомневался, что сам Наромарт верит в то, что говорит, и это давало надежду: пришелец из иных миров, хоть и был себе на уме, но слов на ветер не бросал.
В конце концов, решили, что имеет смысл разделиться на две группы. Йеми надлежало по-прежнему разыгрывать роль благородного лагата, путешествующего с тайной миссией, Балис и Олус должны были выступать в качестве его слуг-телохранителей. Мирон ожидал бурных возмущений благородного сета, вызванных понижением статуса, но тот воспринял свою роль как должное. Позднее кагманец объяснил генералу, что в древних традициях Моры граница между аристократом и простым морритом неширока, и переступить её вниз унизительным не считалось. Другое дело, что по мере укрепления империи знать стала об этом забывать, и современные сеты и лагаты смотрели на неблагородных соплеменников, как на низшие существа. Но Олусу Колине Планку, можно сказать, сам Иссон велел держаться древних правил и обычаев.
Мирону же предстояло сыграть роль мастера-винодела из Торопии, решившего перебраться в далёкую Толу, дабы укрыться от гнева влиятельного жупана. Анна-Селена и Женька становились его детьми, Наромарт и Рия — слугами, ну а Сашка — мальчишкой-подмастерьем, последовавшим за хозяином с целью овладения мастерством. Такое распределение ролей предложил сам Мирон, чем немало удивил и порадовал Женьку, привыкшему, что казачонку отдают перед ним первенство всегда и во всём. Сашка, разумеется, никаких претензий не высказал: парнишка ещё у Шкуро усвоил одну простую истину: по-настоящему ценится не высокое положение, а умение делать дело. Хочет мальчик из будущего покомандовать — пусть попробует. Поглядим, как у него это получится.
Гораздо больше подростка беспокоил вопрос, каков из генерала винодел. Волновался по этому поводу и Балис, но Нижниченко был твёрдо уверен в своих способностях.
— Во-первых, не забывайте, где я родился и вырос. В Севастополе, в Крыму. Виноградники в Массандре, чтобы вы знали, князь Голицын начал разводить в тысяча восемьсот двадцать шестом году.
— При Государе Императоре Николае Павловиче, — вслух подумал Сашка.
— При нём самом. И виноград у нас в Севастополе рос чуть ли не в каждом дворе, и все делали домашнее вино, при Советской Власти.
Гаяускас хмыкнув, вспомнив, как отец воздавал должное такому вину во время отдыха в Крыму. Не напивался, конечно, меру Валдис Ирмантасович знал твёрдо. Но ровно до этой самой меры и нагружался. Да и сам Балис в годы службы крымское вино активно употреблял, как магазинное, так и купленное у местных жителей. Прав Мирон — винным промыслом на южном берегу Крыма занимались почти в каждой семье.
— Кроме того, как раз на начало моей службы пришлось выполнение постановления ЦК КПСС "О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма".
Балис снова хмыкнул. Из всех инициатив Горбачёва эта была, пожалуй, наиболее идиотской. Не глупой, а именно идиотской. Вырубали виноградники, а народ травился самогонкой. В магазинах не продавали водку до трёх часов дня, что привело к совершенно невообразимой спекуляции. По меркам середины восьмидесятых, конечно, невообразимой. В начале девяностых, когда перекупали направо и налево всё и вся, водочная торговля предыдущих лет казалась невинной шалостью, но в своё время Балиса буквально шокировала названная таксистом ночная цена бутылки. Двадцать пять рублей. Рядовому солдату в то время в месяц полагалось меньше червонца. Было огромное желание взять продавца за шиворот, да хорошенько тряхнуть, но ведь и он купил водку явно не по госцене…