Гнев ангелов

Он мог с тем же успехом остаться и в своей тюремной одежде, подумала она.

Уилсон с вызовом разглядывал зал, выражая презрение каждому, кто встречался с ним взглядом. Она достаточно хорошо знала его, чтобы понять, что его воинственность была лишь прикрытием страха. Но для остальных, включая и судью, и присяжных, она означала враждебность и ненависть. Они принимали его за человека, которого надо бояться и которого надо уничтожить.

В его внешности не было ни одной черточки, вызывающей симпатию. Лишь безобразное, покрытое шрамами лицо, лишь огромное, вызывающее страх тело.

Она подошла к скамье и села рядом с ним.

– Доброе утро, Абрахам.

Он взглянул на нее.

– Я не думал, что вы придете.

Она вспомнила свой сон… Она взглянула в его маленькие, сощуренные глазки.

– Вы знали, что я буду здесь.

Он безразлично пожал плечами.

– Так или иначе, а они заполучат меня, детка! Они хотят обвинить меня в убийстве. И они найдут, как законным путем свалить меня в кипящее масло. Это не суд. Это будет шоу.

Вокруг обвинителя засуетились люди. И она увидела, как окружной прокурор занял свое место за столом, рядом с целой командой помощников. Он посмотрел на Дженифер и улыбнулся. Она почувствовала, как у нее душа ушла в пятки.

Секретарь суда произнес:

– Всем встать!

Судья Уолдман вошел в зал.

Все встали. Единственный, кто отказался встать, был Абрахам Уилсон. Она шепнула ему уголком рта:

– Встаньте!

– Наплюй на них, детка! Они пришли, чтобы вздернуть меня.

Она взяла его огромную ладонь в свои руки.

– Поднимитесь, Абрахам. Мы постараемся победить их.

Он некоторое время смотрел на нее, затем медленно встал, нависнув над ней.

Судья Уолдман занял свое место на скамье. Зрители сели. Секретарь передал судье судебный календарь.

«Штат Нью-Йорк против Абрахама Уилсона, обвиняемого в убийстве Раймонда Торпа».

Единственным приемлемым для Дженифер желанием было бы заполнить скамью присяжных только черными, но в данном случае она не была в этом уверена. Абрахам Уилсон не был одним из них. Он был ренегатом, убийцей, позором нации. Они скорее, чем белые, могли признать его виновным. Все, что она могла сделать, это выделить из присяжных наиболее фанатичных. Но они себя не рекламируют. Они молчат о своих предрассудках, ожидая, пока наступит их час.

К концу второго дня Дженифер использовала свое право отвести десять присяжных заседателей без указания причин. Она чувствовала, что опрос присяжных был неуклюжим, в то время, как ди Сильва вел его спокойно и умело. Он обладал даром вызывать людей на откровенность, делать их своими друзьями.

Как я могла забыть, какой он хороший актер, укоряла она себя.

Ди Сильва не использовал своего права на отвод, пока Дженифер не выдохлась. И она этого не могла понять. Когда ей стала ясна причина, было уже поздно. Ди Сильва обхитрил ее. Среди последних утвержденных присяжных были: частный детектив, управляющий банком и мать врача. Все представители истэблишмента. И она уже ничего не могла сделать, чтобы исключить их из состава заседателей.

Роберт ди Сильва встал и начал свое заявление:

– Если мне разрешит Высокий суд, – он повернулся к присяжным, – я хотел бы прежде всего поблагодарить вас, леди и джентльмены, за то, что вы тратите свое драгоценное время, заседая здесь. Я понимаю, насколько обременительным для вас является это занятие. У всех у вас есть работа, которая не терпит отлагательств, и семьи, требующие вашего внимания.

Как будто он один из них, подумала она, тринадцатый заседатель…

– Я обещаю вам, что не задержу вас ни одной лишней минуты. Это действительно весьма простой случай. Подсудимый обвиняется штатом Нью-Йорк в убийстве соседа по камере в тюрьме Синг-Синг, Раймонда Торпа. Нет ни малейшего сомнения в том, что он это сделал. Обвиняемый сознался. Адвокат мистера Уилсона собирается представить это дело как самозащиту.

Он обернулся и взглянул на огромную фигуру Уилсона, и глаза присяжных автоматически последовали за ним. Дженифер могла видеть реакцию на их лицах. Она заставила себя сосредоточиться на том, что говорил прокурор.

– Несколько лет назад двенадцать граждан, во многом похожих на вас, проголосовали за пожизненное заключение обвиняемого. Я с уверенностью могу сказать, что они искренне верили, что заключение Абрахама Уилсона в тюрьму не позволит ему больше совершать преступления. К несчастью, они заблуждались… Даже там он смог убить, чтобы удовлетворить жажду крови, терзающую его. Теперь мы, наконец, знаем, что есть лишь один единственный способ защитить от него людей… Это – казнить его. Мы не возвратим к жизни Раймонда Торпа, но мы защитим других людей, которые могут стать следующими жертвами подсудимого.

Он прошел вдоль скамьи присяжных, глядя каждому в глаза.

– Я уже сказал вам, что это дело не займет у вас много времени. И сейчас я вам объясню почему. Сидящий перед вами Абрахам Уилсон убил человека совершенно хладнокровно. Он сознался в убийстве. Но даже если бы он этого не сделал, у нас есть свидетели того, как он совершил это преступление. Да, больше сотни свидетелей!

Давайте разберем это понятие «хладнокровно». Убийство по любой причине для меня так же отвратительно, как и для вас. Но иногда убийства совершаются по причинам, которые мы можем, по крайней мере, понять. Допустим, кто-то с оружием в руках угрожает нашим близким – ребенку, жене или кому-то другому. И если у вас в руках пистолет, вы можете нажать на курок, чтобы спасти жизнь другому. Мы с вами не можем одобрить такой поступок, но я уверен, что мы можем понять его. Или возьмем другой пример. Допустим, вы ночью просыпаетесь от того, что взломщик угрожает вашей жизни, и у вас есть шанс убить его, чтобы спасти себя, и вы убиваете… Ну, что же, я думаю, мы все сможем понять, как это случилось. И это не делает человека уголовным преступником или жестоким человеком, не так ли?

Голос ди Сильва сделался жестким:

– Но хладнокровное убийство – это нечто иное, его ничем нельзя объяснить. Лишить человеческое существо жизни ради денег, наркотиков или просто для собственного удовольствия… Нет, этого понять мы не можем!

Он умышленно воздействовал на присяжных, не переходя при этом границ дозволенного, чтобы его нельзя было обвинить в ошибке, следствием чего мог последовать протест защиты.

Дженифер следила за лицами присяжных, и не было никакого сомнения в том, что он полностью овладел ими. Они согласно кивали головами и хмурились. Они с трудом сдерживались, чтобы не зааплодировать ему. Он был дирижером, а присяжные – его оркестром. Дженифер никогда не видела ничего подобного. Она предупреждала Уилсона, чтобы он не смотрел на присяжных. Она без конца вдалбливала ему, чтобы он смотрел куда угодно, но только не на них, так как открытый вызов в его взгляде мог привести в ярость любого, но сейчас она с ужасом видела, что его глаза словно прилипли к скамье присяжных. Агрессивность, казалось, вытекала из него бурными потоками.

Она прошептала:

– Абрахам…

Но тот даже не повернул головы.

Окружной прокурор заканчивал свое выступление:

– Глаз за глаз, зуб за зуб… Это означает месть. Мы же не требуем мести. Мы требуем справедливости. Справедливости к бедному человеку, которого Уилсон хладнокровно убил. Благодарю за внимание.

Он сел на свое место.

Когда Дженифер встала, чтобы обратиться к присяжным, у нее не было сомнения в их враждебности и нетерпимости. Если раньше, читая об адвокатах, которые могли читать мысли присяжных, она относилась к этому скептически, то сейчас она думала по-другому. Их мысли четко и громко звучали в голове Дженифер. Они уже решили, что ее клиент виновен, их раздражало, что она понапрасну тратит их время, задерживая их в суде в то время, как они могли заняться более важными для них делами, как отметил в своей речи их друг, прокурор. Дженифер и Уилсон были их врагами.

Она глубоко вздохнула и начала: