Чайная

Чан (берет деньги, не считая, прячет за пазуху). Ладно!

Ван Эръе (указывает на клетку). Канарейка?

Сун. Да-да! Она самая. Голодаю, а птицу кормлю. (Воодушевившись.) Погляди, до чего хороша! (Открывает крышку.) Глянешь на нее – и умирать не хочется!

Ван. Ну что вы все о смерти! Погодите, и вам повезет.

Чан. Пойдем, браток! Выпьем где-нибудь рюмку-другую. Развеем тоску. Хозяин, вас я не приглашаю, денег не хватит.

Ван. Да я все равно не могу составить вам компанию. Занят.

Чан Сые и Суя Эръе направляются к выходу, входят Сунь Эньцзы и У Сянцзы. Они, как и прежде, в серых халатах, только с узкими рукавами, поверх халатов – серые куртки.

Сун (делает шаг вперед, кланяется). А-а! Это вы, господа!

Ван Лифа тоже кланяется. Вошедшие в растерянности

Сунь. В чем дело? Вот уже несколько лет республика, а вы кланяетесь, как при маньчжурах! Разучились приветствовать по-китайски?

Сун. Это потому, что вы в серых халатах. Сразу вспомнилось прошлое.

Ван. И мне тоже. И потом, прежние поклоны куда красивее.

У (хохочет). Я вижу, Сун Эръе, ты не у дел, а наши серые халаты сослужили нам добрую службу. (Увидев Чан Сые.) Уж не Чан Сые ли это?

Чан. Да-да! Глаз у тебя верный! В год усюй я здесь сказал, что Великому Цинскому государству скоро конец, так вы схватили меня и упекли на год в тюрьму! Сунь. Хорошая у тебя память! Как поживаешь? Чан. Вашими заботами! Вышел из тюрьмы, а тут как раз наступил год гэньцзы [7] , началось движение в поддержку Цинов против иностранцев. Я присоединился к ихэтуаням [8] , воевал против иностранцев. Воевали, воевали, а Цины все равно погибли! Туда им и дорога! Я хоть и маньчжур, но люблю справедливость! А что сейчас? Каждый день с трех часов ночи до десяти утра хожу с коромыслом по городу, пока не распродам овощи. Трудом своим зарабатываю на жизнь и чувствую, что сил прибавилось. И если чужеземцы снова двинут против нас войска, я, Чан, в любую минуту готов сразиться с ними. Я – маньчжур, а маньчжур – тот же китаец! Что вы скажете на это?

У. Живем как живется! Был император – служили императору, пришел Юань Шикай – служили ему, а теперь… Что скажешь, Сунь Эньцзы?

Сунь. Кто кормит, тому и служим!

Чан. И чужеземцам готовы служить, если накормят?

Сун. Пойдем-ка отсюда!

У. Я так скажу тебе, Чан Сые. Иностранцы – великая сила! Пушки – заморские. Ружья – тоже. А без них не повоюешь.

Сун. Да, это верно! Ну, Сые, пошли!

Чан. До свиданья, господа! Желаю вам повышения по службе и богатства! (Уходит вместе с Сун Эръе.)

Сунь. Ну и стервец!

Ван (наливает чай). Чан Сые всегда такой, упрямый, несговорчивый! Не обращайте внимания. Выпейте лучше чайку, только что заварил.

Сунь. А кто твои постояльцы?

Ван. Студенты по большей части да еще и несколько знакомых. У меня есть регистрационная книга, в любую минуту могу доложить в департамент полиции. Показать?

У. Нам людей надо смотреть, а не книгу.

Ван. Стоит ли! Гарантирую, что все это – люди надежные!

Сунь. А почему ты предпочитаешь студентов? Они что, такие уж честные?

Ван. Они – самые надежные. Ежемесячно вносят плату. У кого денег нет, тот в институт не пойдет. А чиновника сегодня повысят, завтра понизят, торговец – сегодня открыл лавку, завтра закрыл. Видите, какой у меня расчет!

Сунь. А верно ты рассуждаешь! Сейчас даже нам приходится добывать на пропитание!

У. Да, именно потому мы и стараемся кого-нибудь взять, чтоб хоть немного подработать.

Сунь. Разумеется, того, кто провинился, прочих отпускаем. Ну, давай посмотрим, кто там у тебя?

Ван. Господа! Господа! Не беспокойтесь! У меня народ надежный!

Сунь. Пойми ты! Должны же мы как-нибудь жить!

У. Раз хозяин желает сохранить свое доброе имя, пусть и о нас позаботится.

Ван. Да… я…

Сунь. Вот что я думаю. Первого числа каждого месяца ты нам немножко… того… а?

У. В знак признательности, а?…

Сунь. Именно! В знак признательности подкинешь нам… Так и тебе удобно, и нам проще.

Ван. И сколько же вам в знак признательности?

У. Ну-у! У нас с тобой давняя дружба. Сам смотри! Ты человек умный! Не станешь же ты ставить себя в неловкое положение!

Ли (входит с корзиной). А-а! Господа! (Кланяется по-маньчжурски.) Сегодня опять, должно быть, закроют городские ворота. (Не дожидаясь ответа, идет к выходу.)

Вбегают несколько студентов.

Студент. Санье, не выходите на улицу, там хватают мужчин.

Уходят во двор.

Ли (направляется к выходу). Ну и пусть схватят! Не все ли равно, где быть кули..

С испуганным видом вбегает Лю Maцзы, наскакивает на Ли Саня.

Ли. Ты что, ошалел?

Лю (запыхавшись). Не… Не… не выходи! Меня чуть не схватили!

Ван. Подожди, Санье!

Ли. А как же обед? Чем кормить будем?

Ван. В обед солеными овощами, в ужин – курятиной.

Ли. Ладно. (Возвращается.) Лю. Мать честная, насмерть перепугался!

Сунь. Главное, что остался жив! Побольше продашь девиц, и все.

Лю. Один продает, другой покупает, а я всего лишь посредник. Что же вы меня попрекаете? (Выпивает подряд три чашки чаю.)

У. Мы, полицейские, еще при маньчжурах создали партию гэминдан и не любим вмешиваться во всякие грязные дела. Но раз уж ты нам попался, пеняй на себя. Таких, как ты, надо сажать в бочку с навозом.

Лю. Господа! Ну зачем вы так говорите! Я и без того скоро подохну с голоду! Сами судите. Прежде я был вхож в дома почтеннейших господ маньчжур, во дворец к евнухам. А эта революций мне боком вышла. Сейчас, куда ни глянь, все министры да замминистры, командиры да разные начальники, им наложниц подавай изысканных: то актрисочку, чтобы и петь умела, то театральную знаменитость. Зараз выкладывают че-тыре-пять тысяч серебра! А я – кручусь, верчусь – и никакого толку! Дело пустяковое, яйца выеденного не стоит!

Сунь. Ты плохо кончишь! Сидеть тебе в бочке с навозом, не иначе!

Лю. Ладно, сегодня я не могу преподнести вам ничего путного, но в другой раз в грязь лицом не ударю!

У. Сегодня у тебя, видно, дело! Не стал бы ты иначе выходить в такое тревожное время!

Лю. Какое там дело!

Сунь. Лучше не ври, себе же во вред! Ладно, хозяин, мы пошли, зайдем первого числа. Не забудь!

[7] Год гэньцзы – 1900 год.

[8] Ихэтуань – дружина повстанцев 1900 года.