Страница 11 из 16
Стоя у окна башни, Магистр провожал взглядом Принцессу и Юношу, удалявшихся по освещенной луной площади
Послышалось злое лязганье Ножниц, о которых я было совсем забыл:
- Негодяй выглядывал ее, а не нас, этот юнец, только притворявшийся каменным. "Прекрасная Принцесса"... Мир помешался на красоте. Наша бы воля, мы бы вырезали влечение к прекрасному еще в младенчестве, как удаляют аденоиды. Тогда бы царствовали мы, Ножницы, а глупым Принцессам нечего было бы делать на свете... Но ничего, нас любит богатый и знатный Чужестранец. А если... В крайнем случае сойдет старикашка Магистр...
Ножницы говорили тихо, почти шепотом. Но все-таки мы с Ахумдус ведь разобрали все! Почему же бедный Магистр ничего не слышал?
- Влюбленные мухи хотя бы не глохнут, - задумчиво прожужжала Ахумдус.
- Чудится мне, это будет страшная, а может быть, и счастливейшая ночь, сказал Магистр. Часы идут назад.
Мы вылетели из башни,
- За Турропуто! - азартно жужжала Ахумдус. - Догоним Колдуна и расправимся с ним, иначе он натворит такого...
- Как мы с ним расправимся? - робко спросил я.
- Уж я-то придумаю, Простак! Положись на Ахумдус! В светлой ночи повеяло холодом. Черная тень легла на площадь. "Дон", - последний раз прозвенели часы, и раздались совсем другие звуки, будто кто-то ножом скреб по стеклу. "Тжарч-тжарч-тжарч", - хрипели часы.
Обратно в чужие, глухие века...
Слепые, немые.
Где солнце не светит и ночь глубока;
Где правда распята и царствует ложь;
Где правит законы кровавые нож,
И сказку на плаху выводит палач.
...Слепые, немые века.
Тжарч... Тжарч... Тжарч...
Часы повторяли и повторяли страшные строки.
- Что это значит? - испуганно спросила Ахумдус.
- Не знаю... Может быть, часам кажется, будто возвращаются Средние Века?! - ответил я.
- Средние?! Хм! - прожужжала Ахумдус обычным своим поучительным тоном. Не так уж плохо. "Среднее", конечно, хуже "хорошего", но лучше "плохого". Не нужно быть мухой, чтобы додуматься до этого.
- Нет... Нет! - сказал я, стараясь вспомнить все, что учил в школе об ужасных Средних Веках, - Тогда были такие палачи - инквизиторы. Они сжигали ученых за то, что те смотрят на звезды. Сжигали девушек за то, что они красивые и веселые, больше любят танцевать, чем слушать проповеди. И сжигали добрых людей, которые писали книги, высмеивающие и проклинающие палачей.
- Странные существа - люди, - прожужжала Ахумдус. - Нет, мухи не сжигают мух... В окошке показался Магистр.
- Несчастье! - воскликнул он. - Украли ключ! Часы пошли назад. Неужели опягь Турропуто?!
Услышав слова Магистра, Ахумдус круто повернула, и мы вновь подлетели к башне.
- Кто тут был, пока я спал? Умоляю вас, Ножницы, скажите правду! - спросил Магистр, шагнув в глубину комнаты.
- Никого, Магиструшка! - лязгающим лживым голосом ответили Ножницы. - Мы не отходили от тебя ни на шаг, все отгоняли надоедливых и глупых мух.
- Подлые Ножницы! - возмущенно прожужжала Ахумдус. - Но я еще посчитаюсь с вами. Помолчав, Магистр громко сказал:
- Я верю вам. Нельзя предать человека, если он так вас любит...
Бедный Магистр, я вот тоже верю людям. Но кто я? "Простак", - как выражается Ахумдус. А ученейший человек должен бы знать, кому верить и кому верить нельзя. Иначе к чему вся его ученость?..
Глава четвертая
ГОРОД ОДИНАКОВЫХ ЧЕЛОВЕЧКОВ Ледяная тюрьма.
Мы летели над площадью, от башни к ратуше. Под крылом Ахумдус показался странный город. Как он возник на пустой каменной площади, там, где только что не было ни одного строения? В сером холодном свете протянулись прямые улицы. По ним, между квадратными домами, маршировали, не сгибая колен, одинаковые человечки в серых мундирах, с барабанами и пиками.
Сквозь грохот барабанов послышалось шакалье завыванье:
Употребляйте только мысли плоские,
Мысли плоские практичнее в носке!
Вот он где, наш враг Турропуто!
Ахумдус стала круто снижаться, заходя на посадку, но не коснулась земли и, трепеща крылышками, неподвижно повисла в воздухе.
- Что с тобой? - спросил я.
- Не могу! - дрожащим голосом отозвалась Ахумдус. - Там "смерть мухам"!
Ей почудилось, будто улицы замощены клейкой бумагой.
Я пробовал переубедить ее, но она только отрицательно мотала головой.
- Делай, как хочешь, я прыгну сам, - вырвалось у меня.
Я прыгнул, еще в воздухе пожалев об этом своем поступке.
Упал на каменную мостовую, с трудом поднялся и, прихрамывая, пошел по одной из улиц.
Отовсюду слышались команды: "Ать-два!", "Р-равняйсь!"
Мне повстречались два одинаковых человечка.
- Как называется ваш город? - спросил я. Отвечая, они говорили по очереди одинаковыми голосами:
- Это знаменитый "Город Одинаковых Человечков"!
- Всем известный город!
- У нас все одинаково - и люди, и дома.
- И это прекрасно. Ведь если бы не все было одинаковым, то появились бы различия.
- И для разных человечков понадобились бы различные мундиры.
- А для разноцветных домов - разные краски.
- И для разных мыслей - разные головы.
Снова донеслось завыванье Турропуто:
Смотрите только сны рекомендованные,
Прокипяченные и расфасованные.
Сны, которые сами рождаются,
Строго-настрого смотреть воспрещается!
Я побежал на голос Колдуна, но скоро понял, что заблудился и кружусь на одном месте.
Из-за угла вышли еще два одинаковых человечка: они все тут ходили парами или в строю и почему-то с закрытыми глазами.
- Скажите, пожалуйста, как мне увидеть колдуна Турропуто?
- Нельзя увидеть то, что хочешь видеть, если видишь то, что есть! - сказал первый человечек.
- Закрой глаза, тогда ты увидишь то, что хочешь видеть, а не то, что есть, - сказал второй таким же голосом.
- Когда глаза открыты, то видишь то, что есть, лягушек например, а я ужасно не люблю лягушек.
- Или розы, а я не выношу цветов.
- Стоит только закрыть глаза и видишь то, что нужно.
- Или ничего не видишь, а это еще лучше.
- Или видишь сны, а это приятно.
- Или не видишь снов, а без снов спокойнее. Раздался грохот тяжелых шагов. По длинной улице бежал Турропуто. Он был еще далеко, но заметил меня и остановился, давясь от смеха:
- Ха-ха-ха! Вот ты где, маленький негодяй! Тебе понадобился ключ от часов, которые наконец стали идти как следует - в прошедшие славные, ледяные, кровавые времена. - Турропуто похлопал себя по карману брюк, откуда высовывалась петушиная головка ключа. - Сейчас я возьму тебя в щепоть, придавлю, пока ты не взвоешь, и посажу в карман. Там темновато и душно, но ничего, лет через сорок ты привыкнешь, если не сдохнешь до того. А дурацкий уголек который не гаснет, я швырну в самый глубокий колодец - пусть светит добрым мокрицам и благонравным водяным блохам. И веревочку, которая не рвется, я сожгу. Не будь ее, каменный Сильвер превратился бы в груду щебня влюбленный щебень, хи-хи, а старикашка Ганзелиус с горя отправился бы на тот свет. Давно пора!.. Эй, одинаковые мерзавцы! Серые негодяи! Окружить! Схватить! Привести! Ать-два! Бегом арш!