Страница 7 из 17
Полковник отслеживал ее в прицел со своей позиции почти в пяти сотнях метров к северу и чуть вверх, на дереве. Вообще-то, если бы у него был выбор, он предпочел бы приличное дерево, а не сосну. Ему не нравился запах резины, а иголки кололись. Но они предоставляли неплохое укрытие.
До прибытия Аманды, он использовал паузу на то, чтобы проверить свою винтовку, очередной антиквариат — несамозарядная, со скользящим затвором, Баррет М468. Ствол был всего лишь сорока сантиметров длиной с дульными тормозом, как для рассеивания пороховых газов, выходящих из ствола, так и для выброса части их назад и вбок, под сорок пять градусов для погашения части отдачи. Он устраивал оружия тщательную проверку и прежде, но у него были сомнения. Продолжая ждать, он отщелкнул магазин, примяв вниз, правым большим пальцем, первый блестящий патрон. Затем он ослабил нажатие, изучая темп его возврата. Десять патронов в магазине, десять пуль — цельнометаллическая оболочка, каждая шесть и восемь миллиметров, увенчанные четкой, кроваво-красной головкой. У него было три таких магазина, более чем достаточно. Он подал магазин назад, до щелчка.
Просканировав площадь вокруг палаток, он увидал движение, упер правую ногу об ветку, а затем винтовку о холмик над коленом, после чего прильнул к прицелу. Причел не принадлежал этой винтовке, он был сделан на заказ, так, чтобы он мог видеть, в кого стреляет, прямо как на ладони. И — вот она — неясные очертания в узком кольце — словно на религиозном медальоне. Он тронул колесико и черты ее лица стали контрастнее. Она откинула капюшон назад, голова ее была чуть наклонена влево, и в позе ее отчетливо читалось напряжение, и, с его точки зрения, чуточка страха. Лицо ее было бледным, что делало ее потрясающие зеленые глаза еще бездоннее. Он резко выдохнул. Само воплощение красоты, как он ее помнил, лицо, являвшееся ему в грезах.
Когда она помедлила на пороге палатки, в которую он знал, она заглянет, он уже был готов. Он видел, как она напряглась, и как резко крутнулась. Затем она дернулась, чуть застыла в шоке, и он навел перекрестье прицела ей на спину, чуть левее центра и прямо над сердцем, в тот самый момент, как она испустила короткий, резкий вскрик ужаса.
Полигон Якима, Терра
24 декабря 2438
12:32
— О, господи, — выдохнула Кэролайн. Колени ее ослабели, и она неожиданно осознала, что выражение окаменеть от потрясения вовсе не образное.
Кровь. Она была повсюду. Или, может быть, это ей только казалось. Самки — Люси и Бетти, по прежнему вопили со своего насеста. Но Шана не кричала. Вместо этого она валялась на полу, раскинув конечности в луже свертывающейся крови. От глотки ее осталась лишь страшная, обнаженная, зияющая дыра. Лишь половина ее мордочки осталась относительно невредимой. Все прочее превратилось в окровавленную вмятину. Оставшийся затуманенный карий глаз пусто смотрел в точку где-то позади правого плеча Кэролайн. Ей также достался и не один укус в живот — куски плоти — темно-красные — печень, и блестящие голубовато-розовые кольца кишок торчали наружу, и помимо этого Кэролайн пришлось увидать и жуткое, отвратительное зрелище женской утробы, разорванной начисто.
— Где Линус? Где Джек? И ребенок, где же ребенок? — с трудом отведя преисполненный ужаса взгляд от Шаны, она провела им по обезьяннику, наконец приметив Линуса, сгорбившегося в берлоге на ветках. Может ребенок…
Пауэрс коснулся ее плеча. — Там. — Рот его был недалеко от ее уха, и она почувствовала как его дыхание щекотнуло ей щеку. Он указал куда-то наверх, куда-то над ее головой. — На дереве.
Джек сидел на верхушке самого высокого из сикаморов. Рот его был широко раскрыт, губы оттянуты, а зубы в красно-оранжевых пятнах крови. На каждый вопль самок он отвечал своим рыком. Но как бы дико и страшно это не было, худшим было то, что в левой его кисти болталось окровавленное тельце его сына, Тонго.
— Нет, — выдохнула Кэролайн. Горячие слезы замутили ее взор, и она спрятала лицо на груди Пауэрса. — Нет, нет, нет.
— Пойдемте, — обхватив рукой ее за плечи, Пауэрс подтолкнул ее к двери. — Пойдемте, здесь мы ничего сделать не сможем.
Она дернулась. — Нет. Не можем же мы так все оставить! Мы должны сделать что-нибудь!
— Что? Ребенок мертв, не так ли? Остальные обезьяны? Им вы тоже ничем помочь не сможете.
— Но Джек…
— Ну, и что? Вы собираетесь до него карабкаться?
— Я могла бы стянуть его вниз…
— Нет.
— Но должна же я сделать хоть что-то!
— Остаться в живых, к примеру. С чего это вы решили, что он и вас не разорвет? Нужен был вам вердикт от начальства? Ну так вот он вам. Возвращаемся назад в лабораторию, где мы сможем спокойно над всем подумать.
Она резко отстранилась от него, когда он попробовал ее обнять. — Но что насчет остальных обезьян? Что насчет них?
— Ну, к ним он не лезет, нет? Он убил лишь одну из них и ребенка. Думаете, оставались бы они все в живых, если бы он как-либо не мог себя контролировать?
Он был прав, по-своему. Так что она позволила ему себя увести. Но крики преследовали ее, на всем пути назад, до лаборатории.
На пути к Каньону Смерти
24 декабря 2438 года
12:45
Она испустила придушенный крик, еще прежде чем осознала, что натворила. Затем тренированность взяла свое. Нырнув вниз, она переложила бесполезный учебный лазер в левую руку, после чего отщелкнув пальцем кнопку над ее KA — BAR, выхватила нож одним быстрым движением. Сердце ее колотилось как бешенное, а легкие раздувались словно мехи. Взор повело, похоже, передышала кислорода. — Медленнее, медленнее, по шагу за раз…
Она не смотрела на людей, по крайней мере, не пристально. Примерно минуту. Сперва убедиться в том, что ее никто здесь не ждет. Скользнув вдоль палатки, только что обогнутой ею, она приподняла полу стволом лазера, и также быстро уронила назад, с ножом наготове. Пусто. Лишь раскрытые мешки и две скатки. То же самое, что и во второй палатке, но там мешок и скатка имелись в одном экземпляре, должно быть имущество чиф-мастер-сержанта отряда. Часть ее желала мчаться прочь отсюда, вопя, и как можно дальше — другая же знала, что ей нужно пройти через все это, если ей хочется остаться в живых.
Они все сидели бок о бок — спинами к ткани палатки, второй и третий наклонившись, так что головы их касались друг друга. Было бы смешно, если бы не было так страшно. Одиночные выстрелы в грудь, пулевые, калибр — крупный. Очень точные выстрелы. Кто бы ни убил их, он желал убедиться в этом, поскольку парки их были расстегнуты и сдвинуты на плечи. Футболки были разрезаны посреди и раскрыты, словно страницы книги, так что она могла видеть входные отверстия, каждую одиночную, узкую дырочку шести-семи миллиметров диаметром под левым соском и чуть сбоку. Прямо над сердцем. Лишь капля крови, уже свернувшейся, подобно замерзшей слезе. Недостаточно, чтобы стать причиной столь удушающего запаха крови.
Причиной же запаха были — перерезанные горла. От уха до уха. Сердца, даже те, что прострелены насквозь, бьются в агональном ритме еще примерно минуту. Быстрый взмах ножом слева направо, этого более чем достаточно, чтобы кровь брызнула фонтаном. Кровь, собравшаяся в толстые ручейки и уже начавшая подмерзать.
Но перерезание глоток, это было уже чересчур. Как и усаживание их в ряд, словно зрителей. Если только… она отступила на пару шагов, и оглядела окрестности. Ага, справа от нее, так и есть — KA — BAR, воткнутый в землю. Два комплекта жетонов обвивали рукоять черной кожи, с полувысохшей на ней кровью. Наклонившись и выдернув нож, она увидала инициалы на его пятке — Ч.К. Затем уронила жетоны себе в руку. Джеймс. Хакетт. Жетоны были черными.
Мускулы ее челюсти напряглись. Она ни на секунду и не поверила, что это Кинкейд поубивал всех их. Ну да, он был супер-снайпером, и да, он любил вызовы. Но она знала, что он был настоящим солдатом и настоящим мужчиной. Если у убийцы был нож Кинкейда, следовательно Кинкейд был мертв. Ее изумило то, что она не чувствовала горя. Может быть оттого, что внутри она также была солдатом, а солдаты горюют лишь тогда, когда для этого есть время. Прямо сейчас она была занята. Ей нужно было остаться в живых.