Эстафета

Он пробовал ползти, волоча за собой обломок крыла, но болели сломанные ребра, а к липким еще лапам приклеивались кучи всякого мусора. Поэтому он даже обрадовался, когда с высокого, похожего на сосну, дерева, к нему опустилось пушистое существо с ехидной лисьей мордочкой и осторожно стало приближаться к нему, скаля мелкие острые зубы.

Снова болело горло. Матрица была великовата для этого тела, и Ковалю пришлось долго привыкать, обживаться внутри этого существа. Но вот период адаптации позади.

То собирая в комок, то с силой распрямляя, Стас бросал свое сильное тренированное тело с дерева на дерево. Тело не знало усталости. Еще ни разу в этой жестокой эстафете он не шел к цели с такой скоростью. Таяли за спиной километры. Коваль замедлял бег только затем, чтобы схватить за крыло какую-нибудь птицу, наскоро перекусить и с новыми силами продолжить гонку.

Это был веселый зверь. В его памяти жили образы многочисленных друзей и подруг, с которыми он проводил шумные ночные игрища, увлекательные спортивные охоты, купался в холодных лесных ручьях. Это был умелый зверь. Длинным острым когтем мизинца он мог вырезать затейливый узор на палочке, которую принято дарить другу при расставании. Ковалю он нравился, и астронавту было странно, как это земные колонисты умудрились проглядеть на планете разум. Да еще не одну, как на земле, а целых две расы аборигенов.

Разум... Коваль поймал себя на том, что сейчас он впервые в жизни задумался о том, что это такое. Почему разум объединяет таких, на первый взгляд, чуждых друг другу существ: человек, Зорро, этот безымянный зверь... И кто теперь сам Стас? Что осталось в нем человеческого, кроме памяти? И можно ли считать человеческим сознание, заключенное в электронном содержимом трансферматрицы? Ответов на эти вопросы у Коваля не было.

На опушку леса зверь вылетел неожиданно и для себя и для ушедшего в свои мысли человека. Ослепленный хлестнувшей по глазам дикой яростью солнечного света, он прыгнул с разгона на отдельно стоящее сухое дерево... и безжизненно повис, пронзенный длинными шипами лап чудовищного богомола.

Матрица сидела глубоко под толстым хитиновым панцирем. При каждом движении она причиняла Стасу тупую сосущую боль. Коваль ослабил хватку и выронил из лап тельце зверя. Рыжим безжизненным комком упало оно в траву... Коваль неумело шагнул членистыми ногами-ходулями и повернул голову в сторону равнины.

Километрах в пяти от него стояли серые бункеры поселка. Через четверть часа гигантский богомол ступил на горячий бетон прокаленной солнцем улицы.

Теплый ветер гнал под ногами струйки легкого песка, тонкого, как пыль, и слегка зеленоватого. Шурша, они играли с проросшими сквозь бетон пучками травы, скатывались на обочину и обдували ломкие стволы когда-то заботливо привезенных с Земли, а теперь засохших без хозяйского ухода яблонь. Слепые окна покинутых зданий равнодушно смотрели на Коваля с двух сторон. Хлопал по ветру большой лоскут пластика, зацепившийся за дверную ручку ближнего дома. Решетчатый конус антенны на крыше маяка Стас заметил сразу, подковылял, сходу подцепив мощной шипастой лапой, сорвал с петель дверь и, со скрипом нагнувшись, просунул голову в дверной проем.

Через минуту он выпрямился и заскрежетал зубами. Стас понял, что его грубым панцирным лапищам не справиться с хрупкой аппаратурой маяка. Неужели все было напрасно: шел, мучился, умирал... Где найти теперь такого зверя, чтобы он справился с громадиной - богомолом? Если и есть такой - он, наверное, ростом со слона. Но ведь должен же быть какой-то выход! Не может быть, чтобы совсем не было выхода!

Он стоял и думал. Потом пошел, не оглядываясь, назад, к лесу. В чаще, недалеко от опушки, он разыскал дерево пын и, выбрав самый большой из его цветов - блестящий, словно парафиновый, полутораметровый тюльпан, вышел с ним на грань леса и степи. Там, подняв цветок над головой, богомол застыл в охотничьей позе.

Добыча не заставила себя долго ждать. Громко жужжа, прилетело одно из тех существ, которых Коваль видел в плену у дерева-липучки. Существо зависло в воздухе, пристраиваясь к тюльпану длинным извилистым хоботком.

Щелкнув, сработала складная, как циркуль, лапа богомола, и любитель нектара, проткнутый дюжиной шипов, забился в агонии.

Стас с горькой безнадежностью смотрел, как в последний раз дернулось и застыло пестрое тельце. Убил! А надо было поймать живьем!

Он еще раз вернулся в поселок и, подойдя к ближнему бункеру, начал обламывать о бетон шипы на правой лапе. Хитин с хрустом крошился. Из трещин панциря выступали багровые капли.

На сей раз осечки не было. Через час в его объятиях билось и громко кричало еще одно такое же существо. Пытаясь держать его как можно осторожнее, Коваль приблизил трепыхающуюся добычу к тому месту на груди, где под слоем хитина лежала матрица, а левой лапой обхватил себя за шею.

Резко дернулись мускулы, совпав с толчком выстрелившей в новую цель трансферматрицы. По открытым глазам ударили жесткие метелки степной травы. И - тьма...

Свет. Море света. Стас летит через это море, часто-часто махая крыльями, несет свое легкое тело к заветной цели, к маяку.

Вот он уже внутри бункера. Ровно горят огоньки на пульте, словно деловитые мыши, шуршат по углам пылепоглотители. Неловко пристроившись на вращающемся стуле, Стас слабенькой лапкой своей жмет на белую клавишу связи. В космос летит древняя, как мир, дробь морзянки:

- ЛАВИНИЯ. НИКОНОВУ. "КАМЕРТОН" ПОТЕРПЕЛ АВАРИЮ НА БЕТЕ. ЖЕРТВ НЕТ. РАНЕН ШТУРМАН УРМАЛИС. ЖДЕМ ПОМОЩИ. ГРУЗ ЦЕЛ. ИЩИТЕ, ИЩИТЕ НАС!

И короткая цепочка координат...

Некому было видеть, как от поселка полетело и скрылось в джунглях маленькое существо. Ему предстояла долгая дорога назад.