Последний единорог

Однажды днем Леди Амальтея стояла на самой высокой башне замка, ожидая возвращения Принца Лира из похода против зятя того самого людоеда – время от времени он выбирался в такие поездки, как и обещал Молли. Над долиной Хагсгейта мыльной пеной грудились тучи, но дождя не было. Внизу жесткими серебряными, зелеными и гнедыми лентами, уходящими в туманную даль, змеилось море. Уродливые птицы то и дело взлетали поодиночке, парами и по трое, быстро делали круг над водой и возвращались снова важно расхаживать по песку, фыркая и кивая в сторону замка Короля Хаггарда: "Вот как. Вот как". Вода стояла низко, начинался прилив.

Леди Амальтея запела, и ее голос птицей парил и взмывал в тихом холодном воздухе:

Она не помнила, что слыхала когда-то эти слова, но они щипали и толкали ее как дети, пытающиеся затянуть взрослого в нужное им место. Чтобы отогнать их, она пошевелила плечами.

"Но я не стара, – сказала она себе, – и я не в тюрьме. Я – Леди Амальтея, возлюбленная Лира, который вошел в мои сны, так что я не сомневаюсь в себе даже во сне. Где могла я услышать эту печальную песню? Я – Леди Амальтея, и я знаю только песни, которым меня научил Принц Лир".

Она подняла руку, чтобы прикоснуться к отметине на лбу. Спокойное как зодиак, море катило мимо, уродливые птицы кричали. Ее немного беспокоило, что пятно на лбу все не сходит.

– Ваше величество, – сказала она, хотя за спиной ее не было слышно ни звука. Услышав в ответ ржавый смешок Короля, она повернулась к нему. Поверх брони на Короле был серый плащ, голова его была не покрыта. Когти времени избороздили жесткую кожу его лица, но он казался сильнее и неукротимее своего сына.

– Для такой, какая вы теперь, вы слишком быстры, – сказал он, – но для той, какой вы были, пожалуй, наоборот. Говорят, что любовь делает мужчин быстрыми, а женщин медлительными. Если вы влюбитесь еще сильнее, я вас поймаю.

Не отвечая, она улыбнулась ему. Она никогда не знала, что говорить этому человеку с бледными глазами, которого она видела так редко, что он казался ей колыханием на краю одиночества, которое она делила с Принцем Лиром. Вдали, предупреждая, звякнула броня, она услышала неровный цокот копыт.

– Ваш сын возвращается домой, – сказала она. – Давайте подождем его вместе.

Король Хаггард, медленно подойдя к парапету, где она стояла, почти не взглянул на поблескивающую вдали фигурку возвращающегося домой Принца.

– Ну в самом деле, что вам или мне до Принца Лира? – спросил он. – Он не мой ни по рождению, ни по духу. Я подобрал его там, где его кто-то бросил, потому что мне казалось, что я несчастен, раз у меня нет сына. Вначале это было довольно приятно, но скоре все прошло. Все умирает в моих руках. Я не знаю, почему так происходит, но так было всегда, все умерло, все стало тусклым и холодным, все, кроме одного, самого дорогого, единственного, что когда-либо было моим. – Его мрачное лицо внезапно напряглось, как голодный настороженный капкан. – И Лир не поможет вам, – сказал он. – Он никогда и не знал, что это такое.

Без предупреждения замок запел натянутой струной, когда спящий у его корней зверь, шевельнул своим ужасным телом. Леди Амальтея привычно легко восстановила равновесие и беспечно сказала:

– Красный Бык. Ну почему вы думаете, что я пришла украсть Быка? У меня нет королевства, которое надо охранять, я не хочу ничего завоевывать. Для чего он мне? Сколько он ест?

– Не смейтесь надо мной! – отвечал король. – Красный Бык столь же мой, сколь и мальчишка, он не ест, его нельзя украсть. Он служит любому, у кого нет страха, а страха у меня не больше, чем всего остального. – И все же Леди Амальтея видела, как по длинному серому лицу скользят предчувствия, прячась в тени бровей и выступах черепа. – Не смейтесь надо мной. Не прикидывайтесь, что забыли свою цель. Я ли должен напоминать вам о ней? Я знаю, что вы ищете, а вы знаете, что я обладаю ими. Отнимите их, отнимите их у меня, если сможете, но не смейте сдаваться сейчас! – Морщины черными ножами рассе-кали его лицо.

Принц Лир пел, но Леди Амальтея еще не разбирала слов. Она спокойно сказала королю:

– Милорд, во всем вашем замке, во всей вашей стране, во всех королевствах, которые может покорить для вас Красный Бык, мне нужно только одно, и вы только что сказали, что дать это не в вашей власти. Каково бы ни было ваше сокровище, желаю вам насладиться им. До свидания, ваше величество.

Она повернулась к лестнице, но Король загородил ей дорогу, она остановилась, глядя на него глазами, глубокими, как отпечатки копыт в снегу. Седой Король улыбнулся, и на мгновение ее обдала холодом странная нежность к нему – ей вдруг представилось, что они чем-то похожи. Но он сказал:

– Я знаю, кто вы. Я узнал вас почти сразу тогда на дороге, когда вы в плаще шли со своим шутом к моему порогу. С тех пор вас выдавало каждое движение. Походка, взгляд, поворот головы, подрагивание жилки на шее, даже ваша привычка стоять совсем неподвижно – все выдавало вас. Вы заставили меня какое-то время удивляться, и за это я вам по-своему благодарен. Но ваше время кончилось.

Он глянул через плечо в сторону моря и внезапно шагнул к парапету с бездумной легкостью юноши.

– Начинается прилив, – сказал он. – Посмотрим. Идите сюда. – Он говорил очень мягко, но его голос вдруг стал похож на крики уродливых птиц на. берегу. – Идите сюда, – лютым голосом приказал он. – Идите сюда, я не прикоснусь к вам. Принц Лир пел:

Притороченная к седлу страшная голова вторила низким фальцетом. Леди Амальтея подошла к Королю.

Под низким вихрящимся небом вздымались волны, медленно как деревья выраставшие по мере приближения к берегу. Вблизи него они изгибались, все круче выгибая спину, и яростно бросались на песок, словно пойманные звери на стенку клетки, откатываясь назад с рыдающим рычанием, чтобы броситься вновь, не щадя разбитых когтей. Уродливые птицы печально кричали. Серо-сизые как голуби волны разбивались о берег и возвращались в море потоками того же цвета, что и волосы, скользящие по ее лицу.

– Там, – произнес рядом с ней странный высокий голос, – они там. – Король Хаггард, ухмыляясь, показывал вниз на белую воду. – Они там, – повторил он, смеясь, словно испуганный ребенок. – Они там. Скажите, что это не ваш народ, что не в поисках его вы пришли сюда. Скажите, что вы оставались всю зиму в моем замке лишь ради любви.

Не ожидая ответа, он нетерпеливо повернулся к волнам. Его лицо удивительно изменилось: восхищение расцветило мрачную кожу, сгладило скулы, ослабило тетиву рта.

– Они мои, – тихо сказал он, – они принадлежат мне. Красный Бык по одному собирал их, а я велел ему загонять их в море. Где еще можно держать единорогов и какая клетка их удержит? Ведь Бык сторожит их – спит ли он или бодрствует. И он сломил их сердца давным-давно. Теперь они живут в море, и каждый прилив приносит их к берегу. Один шаг, но они не осмелятся его сделать, не осмелятся выйти из воды. Они боятся Красного Быка.

Неподалеку Принц Лир пел: "Отдать без сожаления, все отдать, все то, что можешь и умеешь дать…". Леди Амальтея сомкнула руки на парапете и ей вдруг захотелось, чтобы Лир оказался рядом – ведь теперь она поняла, что Король Хаггард сошел с ума. Внизу были скалы, болезненно желтая полоска песка, надвигающийся прилив и больше ничего.

– Я люблю смотреть на них. Их вид наполняет меня счастьем, – пел рядом детский голос, – я уверен, что это счастье. Когда я почувствовал это впервые, я подумал, что умираю. Их было двое в утреннем тумане. Он пил из ручья, а она положила голову ему на спину. И я сказал Красному Быку: "Они мои, я должен обладать ими всеми – ведь моя нужда велика". И Бык переловил их по одному. Ведь он хотел того же. И он хотел бы того же, будь то жук-щелкун или крокодил. Он различает лишь то, чего я хочу, а чего – нет.