Страница 1 из 5
Питер Сойер Бигл
Милости просим, леди Смерть!
* * *
Это случилось в Англии давным-давно, еще при том самом короле Георге, который говорил по-английски с ужасающим немецким акцентом и ненавидел собственных сыновей. В те времена жила в Лондоне некая знатная дама; она только тем и занималась, что задавала балы. Эта вдова преклонных лет (звали ее леди Флора Невилл) проживала в роскошном особняке неподалеку от Букингемского дворца, и было у нее столько слуг, что она никак не могла упомнить их по именам, а многих ни разу в глаза не видывала. Яств у нее было куда больше, чем она могла съесть, нарядов куда больше, чем она могла надеть. В подвалах ее дома скопилось столько вин, что бесчисленным гостям за целый век не прикончить, а чердаки были забиты творениями великих художников и скульпторов, о чем она и не подозревала. Последние годы жизни леди Невилл устраивала званые вечера да балы, которые посещали знатнейшие пэры Англии, а порою там появлялся даже сам король, и прослыла она самой умной и остроумной женщиной Лондона.
Но постепенно леди Невилл приелись празднества. Она по-прежнему собирала у себя в доме самых прославленных людей страны и, чтобы развлечь их, приглашала искуснейших жонглеров, акробатов, танцовщиц и факиров, но самой ей на этих приемах становилось все скучнее и скучнее… Прежде ее занимали придворные сплетни, теперь же они стали вызывать у нее зевоту. Самая упоительная музыка, самые невообразимые чудеса магии вгоняли ее в тоску. Когда же леди Невилл видела, как танцуют красивые и влюбленные пары, ей становилось грустно, а грусти она не выносила.
И вот однажды летом созвала она близких друзей и молвила:
— С каждым днем я все больше убеждаюсь, что на моих вечерах веселятся все, кроме меня самой. Секрет моего долголетия прост: я никогда не испытывала скуки. Всю жизнь меня интересовало то, что я вижу вокруг, и мне хотелось увидеть еще больше. Но скуки я не терплю и не намерена зевать на заведомо скучных приемах, особенно если сама их устраиваю. Поэтому на очередной свой бал я приглашу гостя, которого никто из вас при всем желании не сочтет скучным. Друзья мои, на ближайшем балу почетным гостем будет не кто иной, как Смерть!
Молодой поэт горячо одобрил эту мысль, но остальные отшатнулись от хозяйки в ужасе. “Как не хочется умирать!” — твердили они. В свое время Смерть неминуемо придет за каждым из них; зачем же играть со Смертью, не дожидаясь назначенного часа, который и так пробьет слишком рано? Однако леди Невилл сказала:
— Вот именно! Если Смерть собирается унести кого-нибудь из нас в вечер бала, то все равно явится, зови не зови. Но если в тот вечер никому из нас не суждено будет умереть, то, мне кажется, очень мило принять в своем кругу такого гостя. Может быть, Смерть порадует нас чем-нибудь неожиданным… если, конечно, будет в ударе. Подумать только, после этого нам представится случай рассказывать, как мы веселились на балу со Смертью! Да нам позавидует весь Лондон, вся Англия!
Такая мысль пришлась по вкусу друзьям леди Невилл, но некий юный лорд, еще не пообтесавшийся в Лондоне, робко возразил:
— У Смерти и без нас дел по горло! Чего доброго, отклонит приглашение…
— Пока еще никто и никогда не отклонял моего приглашения, — отчеканила леди Невилл.
А юный лорд не был зван на бал.
Не мешкая, леди Невилл уселась писать текст приглашения. Немало поспорили о том, как надлежит обращаться к Смерти[1]. “Ваше лордство”? Но это ставило бы Смерть на одну доску с любым захудалым виконтом или бароном… Более приемлемым показался было герцогский титул — “ваша милость Смерть”, но леди Невилл нашла, что это отдает лицемерием. А обратиться к Смерти со словами “ваше величество”, то есть приравнять Смерть к королю Англии, не дерзнула даже леди Невилл. Наконец согласились на том, чтобы титуловать Смерть “ваше преосвященство”, как кардинала.
Капитан Компсон, известный всей Англии как самый лихой рубака-наездник и самый элегантный повеса, заметил:
— Все это очень мило, но как попадет к Смерти наше приглашение? Кому известен адрес?
— Смерть, как вся мало-мальски приличная публика, без сомнения, живет в Лондоне; разве что в крайнем случае на лето выезжает в Довилль, — заявила леди Невилл. — Скорее всего Смерть живет где-то по соседству: это самая фешенебельная часть города, и едва ли особа, занимающая такое положение в обществе, как Смерть, поселилась бы в другом квартале. Если поразмыслить, то, право же, странно, как это мы до сих пор не раскланиваемся на улице.
Почти все друзья выразили согласие с хозяйкой дома, один лишь поэт, которого звали Дэвид Лоримонд, воскликнул:
— О нет, миледи, вы заблуждаетесь! Смерть живет среди бедняков. Смерть живет в самом узком и грязном переулке города, в мерзкой, кишащей крысами лачуге, где пахнет… пахнет…
Тут он осекся отчасти потому, что уловил неудовольствие леди Невилл, отчасти же потому, что никогда не бывал в подобной лачуге и не представлял себе, чем же там пахнет.
— Смерть живет среди бедняков, — закончил он, — и навещает их изо дня в день, ибо Смерть для них — единственный друг.
Леди Невилл отвечала поэту столь же холодно, как и юному лорду:
— Смерть волей-неволей имеет дело с бедняками, Дэвид, но едва ли нарочно ищет их общества. Наверняка Смерти, так же как и мне, трудно поверить, что бедняки — тоже люди. В конце концов ведь Смерть принадлежит к аристократии.
Лорды и леди не оспаривали того, что адрес Смерти по меньшей мере не уступает их собственному в смысле аристократичности, но никто не знал, как называется та улица, и никто никогда не видел того дома.
— Вот если бы шла война, — сказал капитан Компсон, — Смерть было бы совсем нетрудно разыскать. Я сам, знаете ли, не раз смотрел Смерти в лицо, даже пытался вызвать на разговор, но так и не добился ответа.
— Вполне естественно, — обронила леди Невилл. — Вам следовало дождаться, пока Смерть заговорит с вами. Вы не слишком-то блюдете этикет, капитан.
Тем не менее она улыбнулась ему, как улыбались капитану все женщины.
Вдруг ее озарило:
— Если не ошибаюсь, у моего куафера болен ребенок, — сообщила она. — Вчера он, помнится, что-то такое говорил. Похоже, он потерял всякую надежду. Пошлю-ка я за ним и передам ему приглашение, а он, в свою очередь, вручит его Смерти, когда наш адресат явится за его отпрыском. Надо признаться, так не принято, но иного выхода я не вижу.
— А если куафер не согласится? — спросил лорд, который всего несколько дней назад женился.
— С чего бы это? — ответила леди Невилл.
Общего одобрения не разделял только поэт — он воскликнул, что затея жестока и безнравственна. Но и он умолк, когда леди Невилл простодушно спросила:
— А почему, Дэвид?
Итак, послали за куафером, и, когда он предстал перед собравшимися — с нервной улыбкой, сцепив пальцы, смущенный присутствием стольких знатных особ, — леди Невилл втолковала ему, что от него требуется. И, как всегда, оказалась права, ибо он и не подумал отказываться, а взял визитную карточку с текстом приглашения и испросил позволения удалиться.
В течение двух дней о нем не было ни слуху ни духу, а на третий он без зова явился к леди Невилл и подал ей маленький белый конверт. Проронив: “Как любезно с вашей стороны, очень вам признательна”, она вскрыла конверт и извлекла оттуда скромную визитную карточку с надписью: “Смерть с благодарностью принимает приглашение на бал к леди Невилл”.
— Ты получил это от Смерти? — нетерпеливо допытывалась леди Невилл. — Как же выглядит Смерть?
Но куафер глядел мимо нее и молчал, и тогда она, не дожидаясь ответа, вызвала слуг и наказала собрать своих друзей. А потом, в нетерпении расхаживая по комнате, снова спросила:
— Так как же выглядит Смерть?
Куафер ничего не ответил.
Собравшиеся друзья возбужденно передавали карточку из рук в руки, пока совершенно ее не захватали. Впрочем, всем было ясно: кроме самого текста, в послании нет ничего необычного. На ощупь визитная карточка ни горяча, ни холодна, а исходящий от нее слабый запах скорее даже приятен. Все утверждали, что аромат очень знакомый, но никто не мог его определить. Поэт усмотрел в нем сходство с благоуханием сирени, но уловил и некоторое отличие. Капитан же Компсон указал на одну особенность — никто, кроме него, этого не заметил:
1
В английском языке слово “смерть” мужского рода.