Камень

Он вышел из туалета и чуть не столкнулся с Норой, несущей поднос с чайной посудой. Виктор зашел вслед за девушкой в гостиную и плотно прикрыл дверь.

- Ингрид на кухне?

- Нет. Кажется, пошла на второй этаж.

- Нора, что происходит? - он раздраженно прошелся по комнате. - Ты что, проверяешь мою верность... - договорить он не успел.

- Смотритье, что йа приньесла!...

В двери стояла Ингрид с медной чашей в руках - той, что обычно находилась в спальне. Из чаши валил синий дым, в воздухе резко запахло пряностями и шоколадом.

Начиная с этого момента, восприятие Виктора стало как бы замутненным (наверное, из-за совместного эффекта синего дыма и алкоголя). Некоторое время он и девушки беседовали... но как-то странно: когда Виктор разговаривал с Ингрид или Норой - все было понятно, но стоило лишь двум последним заговорить между собой, как он не мог понять ни единой фразы:

слова просто не зацеплялись друг за друга!... Потом он на секунду отвлекся, а когда опять включился в происходившее, Ингрид была голой по пояс и целовалась с Норой на диване. О своем намерении "отшить шведку" Виктор уже забыл и даже наоборот - подсел поближе, развернул ее к себе и стал с (каким-то даже медицинским) любопытством рассматривать ее огромные груди, трогать их, чтоб они качались из стороны в сторону. (Они были удивительно белого цвета, прямо как сметана, а соски - ярко-красные; вместе получалось любимое лакомство Виктора - клубника в сметане... ха-ха-ха!) Потом он заставил Ингрид встать и раздел ее догола - шведка стояла посреди комнаты в одних туфлях и пьяно смеялась (он вдруг заметил, что у нее на лобке почти нет волос)... Однако заниматься любовью в гостиной, где имелся только узкий диван, было неудобно - Виктор предложил перейти в спальню. Ингрид тут же согласилась, схватила все еще дымившуюся чашу и подняла вверх, будто олимпийский огонь. Держа Нору за руку и подгоняя шведку шлепками по обильной попе, Виктор привел девушек в спальню. Он и Нора стали раздеваться, Ингрид стояла посреди команты, заливаясь смехом (чашу она поставила на тумбочку).

Висящие на стенах куклы злобно пялились на них, но никому не было до этого дела.

Нора сбросила одежду первой - подошла к шведке, уложила на постель и села верхом на ее лицо. Виктор тоже разделся, но присоединяться к девушкам не спешил. Пару минут он наблюдал за ними, потом - неожиданно для самого себя - сильно толкнул Нору. Чуть не ударившись о стенку, девушка упала на кровать... "Прости..." - начал было Виктор... но извинения оказались излишни: на норином лице было выражение покорности. В этой группе он являлся "доминирующим самцом" - умозаключение сие показалось Виктору верхом остроумия, он расхохотался. Да, именно "доминирующим", ввиду остсутствия других самцов... ха-ха-ха!... Все еще смеясь, он залез на кровать, развел ноги Ингрид в стороны и вошел в нее; шведка закрыла глаза и вцепилась в спинку кровати, груди ее заколыхались. При весьма крупных габаритах, у нее оказалось несоразмерно маленькое влагалище - влажная тугая оболочка охватывала плоть Виктора, растягиваясь при каждом ударе. Ингрид стонала, извивалась... потом вдруг стала повторять, как заведенная, одну и ту же непонятную фразу, очевидно, по-шведски. Виктор взглянул на Нору: та сидела на краю постели и смотрела на них... не выходя из Ингрид, он приподнялся на руках - чтобы Норе было лучше видно. В этот момент шведка издала протяжный хриплый вой и постепеннно обмякла... отпустила спинку кровати, раскрыла ошалелые глаза. Любить ее стало неинтересно. Виктор переключился на Нору:

опрокинул ее на постель, сел верхом и, придавив руки коленями, занялся с ней оральным сексом.

А Ингрид, тем временем, встала, подсыпала в медную чашу синего порошка и чиркнула спичкой. Комната наполнилась густым дымом...

7. Камень

Виктор открыл глаза и несколько секунд лежал без движения. Смесь темноты с удушливыми ароматами пряностей и шоколада лежала на лице, не давая видеть и дышать. Жутко болела голова - будто вольтова дуга прожигала мозг от виска до виска. Избегая резких движений, Виктор ощупал постель вокруг себя... он, кажется, лежал с краю. Справа кто-то дышал. Виктор сел, спустил ноги на пол, встал... налетел на что-то плоское и холодное. Ч-черт!... Он пошарил на тумбочке рядом с кроватью и включил ночник: яркий свет - сквозь отверстия зрачков - вонзился в мозг... Виктор зажмурился, пошатнулся, опустился обратно на постель, осторожно приоткрыл веки, осмотрелся. Плоское и холодное оказалось большим зеркалом в резной оправе - помнится, оно стояло в углу... зачем его перетащили сюда? Воздух в комнате был сиз от дыма. В зеркале отразилась помятая физиономия со всклокоченными волосами, на лице, груди, животе и ниже - следы губной помады. В памяти клубились дикие сцены прошедшей ночи...

Виктор огляделся: прикрытая до пояса одеялом, у стены спала Ингрид лежа на спине и приоткрыв рот. В комнате было жарко; кожа шведки слегка блестела от пота, огромные груди разъехались в стороны, косметика на лице размазалась. Подавив приступ тошноты, Виктор встал с кровати, подошел к окну, открыл форточку... жадно вдохнул влажный холодный воздух. Под окном жужжала неоновая вывеска "Шкатулки", на голых, мокрых ветвях растущего рядом клена лежали синие отблески. В домах напротив не горело ни одного окна...

сколько сейчас времени?... куда подевались часы?... Оставив форточку открытой, он стал собирать разбросанную по полу одежду (после каждого наклона к горлу подступала тошнота, так что приходилось делать паузы). Куклы на стенах злорадно следили за ним круглыми глазами. Ни Норы, ни нориной одежды в комнате не было.

Оставив свитер и ботинки на полу, Виктор на цыпочках вышел из спальни и толкнул дверь ванной... наконец-то - холодная вода!... Он бросал ее пригоршнями в горящее лицо, каждый раз захватывая губами живительные глотки.

А если подставить под струю всю голову?... Вот так... Он содрогнулся от пронизывающей боли: ледяной обруч сжал череп, колени подогнулись... С трудом сохранив равновесие, Виктор выпрямился. Господи!... Прыгающими пальцами он нащупал полотенце и осторожно, без нажима вытер голову, потом попытался открыть глаза. Проклятый свет - жжет даже сквозь приспущенные веки! Виктора покачивало, в висках бились электроразряды мигрени... спотыкаясь, он вышел из ванной. Дремлющий в полуха дом прислушивался к его неуверенным движениям, как кот к ползущей за сундуком мыши.