Страница 1 из 22
Генрик СЕНКЕВИЧ
КРЕСТОНОСЦЫ
Роман
Том первый
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
В Тынце, в корчме "Свирепый тур", принадлежавшей аббатству*, сидела за столом кучка народу и слушала бывалого рыцаря, который вернулся из дальних стран и рассказывал теперь о том, в каких переделках довелось ему побывать на войне и в дороге.
_______________
* В Тынце под Краковом (ныне это часть города) было в древние
времена заложено аббатство бенедиктинцев, старейшего из католических
монашеских орденов.
Бородатый, плечистый, богатырского роста, в полном расцвете сил, рыцарь, однако, был очень худ; волосы у него были убраны под шитую бисером сетку; на кожаном кафтане отпечатались кольца панциря; за наборным поясом, сплошь из медных блях, торчал нож в роговых ножнах, на боку висел короткий дорожный меч.
Рядом с рыцарем сидел за столом длинноволосый юноша с веселым взглядом, видно товарищ его или оруженосец, потому что и он был одет по-дорожному, в точно такой же помятый панцирем кожаный кафтан. Кроме них, за столом сидело двое шляхтичей из окрестностей Кракова да трое горожан в алых остроконечных шапках, языки которых свешивались набок до самых локтей.
Хозяин корчмы, немец, в светло-желтом колпаке с зубчиками по нижнему краю, наливал гостям из жбана в глиняные кружки сыченое пиво и с любопытством прислушивался к рассказу о военных подвигах.
С еще большим любопытством слушали рыцаря горожане. В те времена ненависть, которая при Локотке разделяла горожан и рыцарство*, стала уже угасать, и горожанин не гнул так спину перед паном, как в позднейшие века. Пан еще ценил его готовность ad concessionem pecuniarum**, и в корчмах нередко случалось видеть, как купцы запросто бражничали с шляхтой. На них взирали даже с некоторой благосклонностью, потому что денег у них всегда было побольше и они обычно платили за своих благородных сотрапезников.
_______________
* Сохранился памятник польско-латинской поэзии XIV в. "Песнь о
краковском войте Альберте", где описывается бунт немецкого патрициата
в Кракове (1311 г.), не без труда в течение года подавленный
Локотком.
** Платить наличными (лат).
Итак, сидели в корчме горожане с шляхтичами и вели беседу с рыцарем, время от времени подмигивая хозяину, чтобы тот наполнил кружки.
- Сколько свету видали вы, благородный рыцарь! - воскликнул один из купцов.
- Да, немногим из тех, что съезжаются сейчас отовсюду в Краков, привелось столько увидеть, - ответил приезжий рыцарь.
- И пропасть же народу туда съедется! - продолжал горожанин. Великое торжество и великое ликование в королевстве. Толкуют, и, верно, не зря, будто король всю опочивальню королевы повелел покрыть парчой, шитой жемчугами, и ложе убрать таким же балдахином. Игрища и ристалища будут, каких доселе не видывали.
- Кум Гамрот*, не перебивайте рыцаря, - заметил другой купец.
- Да я, кум Айертретер*, не перебиваю, я только думаю, рыцарю тоже любопытно узнать, что народ толкует, ведь и он, наверно, едет в Краков. Мы нынче все равно не поспеем вернуться в город, потому что ворота запрут, а ночью вошь спать не дает, так что успеем наговориться.
_______________
* Тогдашние фамилии, вернее, прозвания. (Примеч. автора.)
- Вам слово, а вы десять. Стареете, кум Гамрот!
- Ну, штуку мокрого сукна я еще одной рукой подниму.
- Эва! Такого, что, как сито, насквозь светится.
Однако дальнейшие споры прервал странствующий рыцарь.
- Это верно, - сказал он, - что я останусь в Кракове, слыхал я про ристалища и охотно попытаю на них свою силу, да и племянник мой тоже, хоть и юн годами и безус, а не одного панцирника поверг уже на землю.
Гости бросили взгляд на юношу, который весело улыбнулся и, заложив за уши длинные волосы, поднес к губам кружку пива.
- Да и захотели бы мы вернуться, - прибавил старый рыцарь, - все равно некуда.
- Это как же так? - спросил один из шляхтичей. - Откуда же вы родом и как вас зовут?
- Меня зовут Мацько из Богданца, а это сын моего родного брата, зовут его Збышко. Герб наш Тупая Подкова, а клич Грады!
- Где же он, ваш Богданец?
- Эх, сударь, спросите лучше, где он был, потому что нет уж его. Еще во время войны Гжималитов с Наленчами сожгли дотла наш Богданец, так что один только старый дом остался; все, что было, забрали, а слуги наши разбежались. Одна голая земля осталась, мужики, которые жили по соседству, и те ушли дальше в леса. Отстроились мы с братом, отцом этого хлопца, да на другой год вода все снесла. Потом брат умер, и остался я после его смерти один с сиротою. Подумал я тогда: нет, не усидеть мне здесь! А в ту пору народ толковал про войну, шла молва, будто Ясько из Олесницы, которого король Владислав после Миколая из Москожова* послал в Вильно, спешно набирает по всей Польше рыцарей. Отдал я землю в залог достойному аббату, нашему родичу, Янеку из Тульчи, купил на деньги доспехи, коней, снарядился, как положено, в военный поход, посадил на меринка парнишку, которому было в ту пору двенадцать лет, и айда к Яську из Олесницы!
_______________
* Подканцлера, которого в 1389 г. король направил в Вильно,
звали Клеменс (ум. в 1408 г.). Ошибка перекочевала в роман,
по-видимому, из латинской "Истории Польши" Яна Длугоша (1415 - 1480),
которая использовалась Сенкевичем в качестве одного из источников.
- С подростком?
- Да он в ту пору и подростком-то не был, но крепкий был парнишка. Бывало, в двенадцать лет упрет самострел в землю, прижмет животом да так натянет тетиву рукоятью, что и англичанин - мы их под Вильно видали лучше не справится.
- Такой был сильный?
- Шлем за мною носил, а как стукнуло ему тринадцать, так и щит стал носить.
- Немало довелось повоевать вам.
- Все из-за Витовта. Сидел князь у крестоносцев, и каждый год делали они набеги на Литву под Вильно. Разный народ шел с ними: немцы, французы, англичане - они самые меткие лучники, - чехи, швейцарцы, бургундцы. Рубили они леса, замки по дороге строили, да всю Литву огнем пожгли, мечом посекли, так что весь народ, который живет там, хотел покинуть родную землю и искать другой, хоть на краю света, хоть среди детей Велиала, только бы подальше от немцев.
- Да и мы тут слыхали, будто все литвины хотели уйти с детьми и женами, но только не верили этому.