Страница 11 из 115
Вряд ли парень подозревает, сколь близки эти мечты к осуществлению, подумал Дженнак, усмехнувшись. Рука его скользнула по шелковистой ткани одеяния к поясу, где рядом с ножом висела сумка. Он нащупал там пергаментную полоску, погладил ее пальцами, будто, прикоснувшись к ней и не видя послания глазами, мог прочесть затейливые знаки. Письмо принес сокол из Иберы, прилетевший вчера; оно было кратким, но ясным, ибо Чолла Чантар всегда изъяснялась с полной и не оставляющей сомнений откровенностью.
Голос рапсода внезапно окреп, раскатился грохотом боевого барабана, и Дженнак заметил, как веки Амада дрогнули. Прелюдия кончилась; теперь начиналось повествование о делах чудесных и, прямо скажем, невероятных.
Пожалуй, О'Каймор являлся первым, подметившим его неуязвимость… Или то был Оро'тана, тасситский вождь, с коим бились они на валах Фираты? Быть может, Оро'тана… Тридцать лет прошло с той поры - достаточно долгий срок, чтобы память подернулась мглой забвения, чтобы на события истинные стали наслаиваться легенды, на них - мифы, а на мифы - слухи… Недаром же Ах-Кутум любопытствовал насчет неуязвимости Великого Сахема и попытался проверить сей чудесный факт!
Рапсод пел. Амад Ахтам, закрыв глаза, раскачивался в такт мерному речитативу бритунца. Он был человеком способным и любознательным, и за два года, проведенных в Лондахе, смог добиться многого, одолев даже знаки Юкаты, хоть письменная речь до сих пор казалась ему волшебством, а книги - предметами священными и непостижимыми. Он, разумеется, читал все песни о Восточном Походе, ибо в скромном лондахском книгохранилище запись Саги имелась; но одно дело читать, а другое - слушать.
Так все было! Может, так, а может, иначе… И что ты видел, старый мошенник, и что сочинил?
Вздохнув, Дженнак приподнял серебряную чашу, отпив пару глотков. Вино было привозным. Вероятно, Бритайя располагалась на мировой сфере севернее Тайонела, и лоза с веселящими сердце ягодами, дар хитроумного Одисса-прародителя, здесь не росла. Бриты были мастера варить ячменное пиво, но вино привозили из Иберы, с лизирских равнин и с вытянутого полуострова, делившего море Длинное море пополам и называвшегося Атали. Аталийское вино считалось самым лучшим - правда, как все пьянящие риканнские напитки, его сбраживали и выдерживали до невероятной крепости. Дженнак так и не сумел к нему привыкнуть, а потому разбавлял напиток водой. Ибо сказано: пьющий крепкое вино видит сладкие сны, да пробуждение горько!
Фарасса, брат его, любил такое… Завистник Фарасса, злобный, как кайман… Фарасса, по воле коего погибла Виа, и сам Дженнак едва не расстался с жизнью, когда атлиец из Клана Душителей, наемник Фарассы, метнул в него громовой шар… Но эти дела, эта боль - в прошлом; и хорошо, что меч Великого Сахема остался чист и не изведал вкуса братской крови. Те, кто поклоняются Шестерым, знают: боги милостивы, они не мстят никому, но судьба превыше богов, сильнее и безжалостней их, ибо судьбу человек творит сам. Судьба и отомстила Фарассе много лет назад, еще при жизни отца Джеданны, Владыки Юга и одиссарского сагамора. Игры с атлийскими душителями не кончились добром, и однажды Фарасса проснулся с петлей на шее - проснулся, чтобы спустя мгновение отправиться в Великую Пустоту. Нелегкой дорогой, надо полагать!
– Так было! - пел светловолосый бритунский рапсод, и сказитель-бихара беззвучно вторил ему, шевеля губами и кивая головой.
Сеннам! Возможно, возможно… Но Дженнак готов был прозакладывать все свои сокровища, все свои земли, города и дворцы против дырки от атлийского чейни, что в тот миг не божественная ладонь легла рядом с его рукой, а могучие длани Грхаба. Грхаба, его наставника, коему обязан он столь же многим, как и мудрому аххалю Унгир-Брену… Поистине, один вылепил его тело и обратил мягкую глину в твердый металл, а другой вдохнул в него разум - точно так же, как великие Кино Раа, сделавшие дикарей людьми…