Магнит

Если бы Олег знал все эти тонкости, он бы встречал Юлю гденибудь в другом месте и, разумеется, в другое время. Но он этого не знал и как только стройная Юлина фигурка появилась в широко распахнутых кем-то дверях, Олег как бы невзначай пошел наперерез, под мышкой держа завоеванный утюг.

- А, это ты, - традиционно зевнула Юля.

- Привет. - Олег напрягся, тщательно подбирая нужные слова. Не ожидал тебя здесь встретить.

- Да? А что это у тебя?

- Это? Утюг. Кстати, дарю...

- Обычно мне дарят цветы.

- Вот как... Не знал. Я-то обычно красивым девушкам утюги дарю... И часто тебе дарят цветы?

- Последний раз - сегодня днем. - Юля вспомнила, как после школы ее поджидал Лев Мохов с нелепыми розовыми гвоздиками.

- Понятно, - вздохнул Олег. - Между прочим, я сдержал обещание.

- Какое обещание?

- Ну как же... Ты же смотрела "Силы Поднебесные".

Юля их как раз не смотрела, но признаваться не спешила. С какой стати выставлять себя лишний раз дурой?

- Ну допустим.. - ответила она.

- Я и говорю - я сдержал обещание.

- Знаешь что... - Юля наморщила лоб. - Мне надо идти. Встретимся в школе.

- Так у нас же каникулы.

- Вот после каникул и встретимся.

И Юля, взмахнув рукой, стала сбегать со ступенек, оставляя Олега в недоумении. Как же так? Она же сама говорила, что он был бесподобен.

Но неожиданно Юля остановилась и, повернувшись, сделала несколько шагов навстречу Олегу, протягивая руку и произнося при этом:

- Да, совсем забыла свой утюг.

В Печинске-Горшечинске был Петухан

Куриханыч, да переведен в Суму

Зареченску, теперь там Заплетай

Расплетаич.

из книги(18)

Шуйскому предложили выступить в ДК имени Мясникова с "почти сольным концертом". - "Что значит - "почти"?" - спросил он. - "Это значит, что с тобой будут выступать мастер разговорного жанра Синюхин и жонглер Благонравов".

Шуйский обещал подумать. Он и сам не знал - готов ли он давать сольные концерты, даже с Синюхиным в нагрузку. Одно дело сбряцать где-нибудь на кухне или в лесу среди искусанных комарами друзей, и совсем другое - выйти на большую сцену, где обычно проводятся городские КВН-ы и торжественные заседания общественности ко дню Крещения Господня.

Так ничего и не решив, Шуйский пришел на работу. Каникулы его не касались. Наоборот, это было самое напряженное время -надо обойти все классы, проверить мебель, стенды, доски, кое-что отнести в подвал для ремонта; с этого и начал день, сунув в карман халата молоток, отвертку, коробок шурупов и гвоздей. Ему и самому было противно от своей добросовестности. Временами он пытался работать спустя рукава, но это не слишком-то получалось.

Он, конечно, мог бы, пока нет завхоза Смертина, запереться в мастерской и завалиться спать, но спать не хотелось. И значит, приходилось трудиться всерьез, потому что когда в его руки попадал столярный инструмент, он становился серьезным человеком. К тому же слишком унизительно бить молотком не в полную силу или небрежно вкручивать шурупы. При этом он не думал о тех, кто будет пользоваться починенной мебелью. Он работал не для них и не для завхоза, и тем более не для себя. Он работал для своего спокойствия. В данном случае это приносило пользу, но вообще-то было далеко не всегда хорошо.

Возможно, именно его Спокойствие не давало ему возможности написать по-настоящему хорошие песни, без оглядки на кого бы то ни было. Не исключено, что Спокойствие мешало ему петь в полный голос там, где бы ему хотелось. Бесспорно, что его Спокойствие действовало заодно со Спокойствием других людей, и это часто был неравный союз. Ну и, конечно, именно благодаря своему Спокойствию он расстался с Алисой, жить с которой было безумно трудно, а без нее стало отвратительно спокойно.

Шуйский умел свое Спокойствие нарушать, но все время возвращался к Нему, тихо себя ненавидя. Он пытался назвать вещи своими именами в песнях, но по той же причине ему это по-настоя щему не удавалось. Песни были слишком гладкими и не могли оставить на теле ни одной занозы. И если для мебели, например для резного буфета, это было замечательно, то слова и музыка требовали чего-то другого. До этого надо, конечно, еще дойти. А пока от Шуйского надо было не так уж и много - перетащить с третьего и второго этажей в мастерскую несколько стульев. Между прочим, это были учительские стулья, наиболее расшатанные, подобно учительским нервам.

Спустившись в подвал, Шуйский услышал какой-то шорох. Причем как раз там, где возвышались неразобранные еще парты.

Первая мысль была о крысах, но вообще-то это не слишком на них похоже. Они шуршали на других частотах.

Шуйский быстро занес в мастерскую стулья, схватил с верстака фонарик и, включив его, приблизился к тому месту, где доносился шорох.

- Эй, есть тут кто-нибудь?! - спросил он довольно громко. Ответа не последовало, и тогда Шуйский, попридержав дыхание, осторожно стал продвигаться дальше, пока не достиг поворота.

Повращав фонариком, словно ложкой в стакане с черничным соком, он увидел не вешалку и не ведро, и не шарф, а человеческую фигуру, вжавшуюся в стену. Осветив лицо, нетрудно было узнать в этом человеке Олега Мохова.

Олег, жмурясь, отделился от стены и со словами: "А, это вы.. " прикрыл ладонью свое лицо. Шуйский грозно спросил:

- Что тебе здесь надо?

- Да так... - Олег как будто бы впервые над этим задумался. Просто хожу... Гуляю.

- Не нагулялся?

У Шуйского возникло непреодолимое желание проучить Мохова, но он все никак не мог решить - как именно. И поэтому вступил в разговор, который немного растерянный Олег поддержал. По его словам, в подвале он в первый раз и проник сюда потому, что слышал - как его здесь искали.

- А если бы тебя искали на дне морском? - спросил Шуйский.

Ответа не последовало. Но молчать Олег тоже не собирался, произнеся:

- А здесь, в общем, уютно.

- Как ты сюда попал?!

- Как и все. Из-под лестницы. А вы разве не зна... - Тут видимо Олег понял, что проговорился и попытался , что называется, разговор замять. Но было поздно.

- Так значит, есть еще один ход... Здорово. Вот откуда шорохи и все такое...

Чтобы избавить себя от неприятного ощущения того, что он проболтался, Олег не нашел ничего лучшего, чем добавить:

- Конечно, есть. Но об этом все и так знают.

Все или не все, но Шуйский в первый же день после каникул проверил и убедился, что наиболее отъявленные курильщики из числа гимназистов действительно проникали в подвал из-под боковой лестницы, ранее служившей черным ходом. Там, оказывается, была прикрытая металлическим щитом узкая щель, способная пропустить через себя если не верблюда, то хотя бы средней упитанности гимназиста. Щель, разумеется, замуровали. Но это было после каникул, а пока что Шуйский твердо сказал:

- Вот что, Мохов. Я тебе не отец, не мать, не директор, но советую сюда больше не лазить. А то однажды так потеряешься, что даже твоего красно-белого шарфа не найдут. Понял?

- Понял, - хмуро ответил Олег. - Но причем здесь красно-белый шарф? Я же болельщик "Динамо".

- Ну тогда твоего "Динамо" здесь не найдут... Свободен.

Олег молча включил свой фонарик, прошмыгнул рядом с Шуйским и исчез за поворотом.

"Уши бы ему надрать, - подумал Шуйский. - Левое по часовой стрелке покрутить, а правое - против..."

Что же касается Олега, то он уже в ту минуту знал, что хотя бы раз еще спустится под землю. Слишком уж его заинтересовала до сих пор не открытая железная дверь. После возвращения он наслушался разговоров на эту тему, в том числе и о том - куда мог подземный ход вести.

Железную дверь, судя по всему, открыть ему было не по силам, но почему бы, в таком случае, не проникнуть туда другим путем, с противоположной стороны... И никакой двери открывать не надо.

История с Юлей сильно расстроила Олега. Но его немного обна деживало то, что Юля утюг все же взяла. Значит, надежда еще была, и его нашумевшая поездка в Москву даром не прошла. Знай он, что Юля просто пожалела утюг, побоялась, что Олег его выкинет, он бы совсем раскис. А так он по-прежнему строил планы, не теряя надежду очаровать капризную Юлю. Чем именно?