Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 33

Почему-то я смутился, ведь у меня даже таких мыслей не было. Вечно Кристине все кажется. Вот как тогда, в третьем классе. Зимой, перед началом первого урока, раскрасневшаяся от мороза Броневич в объемной шубе влетела в класс и, оглядев кабинет, с досадой хлопнула себя по ноге:

- Вот черт! Так и знала! Точно задушил!

Дети, то есть мы, с нескрываемым интересом в нее впялились. И наперебой завопили:

- Кто?

- Кого задушил?

- Расскажи!

Броневич, всегда любившая вводить всех в шок, взяла учительский стул (!!!) и уселась на него с видом королевы. Учительский стул всегда был чем-то вроде запретной зоны, иногда садиться на него имели право только подлизы-отличники, когда им не хватало мест, а простой народ, (то есть я и Кристина, она тоже не блистательно училась), мог об этом лишь мечтать. Все ахнули. Я ахал еще минут пять, так как всегда был особо впечатлительным ребенком. Эх, что поделаешь, раз Господь при раздаче фантазии слишком щедро отсыпал мне ее.

- Мунисэ, закрой дверь! - приказала пани, развалившись на мягком стуле. Ли послушно закрыла дверь.

- Слушайте сюда, - жарко прошептала Броневич одноклассникам. Мы подались вперед, ожидая чего-то феерического. Класс замер, не было слышно ни одного постороннего звука.

- Эсфирь только что, буквально пять минут назад, задушили!

На этот раз я ахал все 10 минут, пока кто-то не крикнул мне:

- Да заткнись ты!

Я заткнулся, но про себя продолжал ахать, ведь, по словам Броневич, Эсфирь Наумовну, нашу молоденькую учительницу начальных классов задушили!

- Не может быть, - прошептал я.

- Может, - заверила меня Кристина. - Поднимаюсь я по лестнице на второй этаж, в кабинет, а под лестницей, в пролете, стояла Эсфирь, а Адольфович ее душил!

- Мамыньки, - по обыкновению запричитала украинка Вера. - Это ужас какой-то! Учителей прямо под лестницами душат!

- Ужас-ужас, - подтвердила Кристина. - Если хотите, пойдемте, и вы все своими глазами увидите! Все, конечно, хотели. Чуть не выломав дверь, мы всем классом побежали под лестницу. В голове у меня четко стояла страшная картина: неестественно вывернув шею, Эсфирь Наумовна лежит на паркетном полу и из-под ее головы струйкой течет темная кровь. В реальности оказалась все совсем не так. Затаив дыхание, мы облепили перила и посмотрели вниз: и, правда, под лестницей стояли Эсфирь и Адольфович, но физрук не душил классную, а наоборот: усердно обняв, страстно целовал ее.





Я слез с металлических перил и с особенным выражением покрутил пальцем у виска (я люблю крутить пальцем у виска):

- Броневич, ты никак с дуба упала? Они же обнимаются, - последнее слово я произнес тише предыдущих.

- Ой, да что ты ерунду порешь? - отвергла Кристина, тем временем мы успели вернуться в класс.

- Слушай, я поражаюсь твоей наивности, - изумился я, очень развитый ребенок, победивший в этом же третьем классе на конкурсе стихов (мое произведение было про деда Мороза, не забывайте!). Оказалось, что не один я такой умный. Все наперебой объясняли Броневич, что никто никого не душил...

- Подумаешь, зато мы узнали, что у Адольфовича и Эсфирь роман, напомнила пани. - Теперь мы можем их шантажировать. В эту идею никто особо не вцепился. А вот Броневич вцепилась руками, вгрызлась зубами и предпринимала успешные попытки шантажа в корыстных целях. С помощью шантажа Кристина закончила третий класс отличницей. Эсфирь до сих пор шарахается Броневич, как черт от ладана, хотя уже не зависит от нее: ведь она передала нас Морозко, начиная с пятого класса. И чего, интересно, Эсфирь боялась? Того, что все узнают о любви? Странно... тут, по-моему, гордиться и радоваться надо.

Историю с шантажом не буду здесь рассказывать, так как к делу она не относится, я просто привел пример, как Кристина все преувеличивает, и мой недоуменный взгляд по поводу исчерпания ресурсов провизии она не так, как надо растолковала.

- Как ты могла такое подумать - что мне жалко для тебя еды?! возмутился я, мысленно отвечая на свой же вопрос: "Очень даже могла, особенно напрягать мозги не надо".

- Ой, Артемка, ну извини, это, наверное, у меня от полнейшего шока, предположила Броневич.

- Наверное, - недовольно ответил я и с ужасом подумал: "Вот ЭТА меня целовала? С НЕЙ я собирался ехать на "Динамо"? Да ноги ее там не будет! Конечно, будет, но сопровождать ее я не собираюсь. Броневич как была грубиянкой, так и осталась, а ее рассказы насчет любви - очередная глупая выдумка, чтобы посмеяться надо мной! Ах, а Мишка - Мишка-то тоже придурок! Он, скорее всего, специально этот разговор про любовь затеял, чтоб потом Броневич прикол продолжила! А Броневич потом, когда поцеловала меня, по сути дела, Бунину все рассказала, представляю, как они заливались! - от одной мысли я залился краской. Спелись, мерзавцы. А я-то, простодушный, поверил в их байки! Мне требуется обязательно переговорить с Женькой, посоветоваться. Боже - меня изнутри обдало арктическим холодом - а что, если и Женька с ними за компанию? Предатель, - я подозрительно присмотрелся к Эфроимскому. Подлец, копается зачем-то в земле, и как натурально восхищается: "Ой, смотрите, земляные попугайчики! Какие они восхитительные!" Ага, верю. Попугайчики земляные. Сам дурак и не надуришь меня, земляных попугаев не бывает!". Оказалось, бывает. Подлетела маленькая яркая птичка и бойко клюнула Женьку в руку, которой он копался в земле. Я злорадно улыбнулся. Так ему и надо! Подойдя поближе, я с изумлением обнаружил... гнездышко в земле и маленьких пищащих в нем птенчиков! Я умилился. Нет, все-таки Женька не в их компании, он хороший и меня не стал бы обманывать своей дружбой. Но, все-таки я решил осторожней вести себя с Женькой и Кристинкой. Потом и с Буниным. Господи, у меня, по-моему, паранойя зарождается. Я рассмеялся. Мне все, абсолютно все стало понятно с этим странным перемещением автобуса, с джунглями! Это все какая-то идиотская постановка, глупый спектакль с множеством персонажей, нелепая сценка! Надо мной издеваются, я - участник этого бреда, а все остальные - актеры из погорелого театра! Я начал в ажиотаже теребить деревья, кустарники, траву, лианы, кусающихся попугайчиков. Нет, все настоящее. А, точно! Это съемки на природе! Вдруг я сел на землю и заревел. Никакие это не съемки, Женька, Броневич и остальные - не актеры, перемещение натуральное, людоеды не поддельные, и джунгли тоже живые, не искусственные!

- Заяц, что с тобой? - обеспокоено спросила Кристина. - Не переживай ты так из-за еды, раздобудем еще.

На смену слезам пришел истерический смех. Броневич подумала, что я из-за еды рыдаю! Если честно, я и сам не знаю, что с моими слезными железами приключилось, почему они самовольничают? Нет, знаю. Просто навалилось все разом тяжелым мешком с эмоциями, и я не выдержал... Прошу не судить.

- Да я не из-за еды, - сказал я Броневич, которая заботливо, как мама обнимала меня и успокаивала. Мама! Я с новой силой облился слезами. Ах, какая Кристиночка ласковая, она по правде любит меня, а я, дубина стоеросовая, усомнился в ней. И в Женьке. Мне стало так стыдно за себя! Неожиданно я рассказал Женьке и Кристине всё. Абсолютно всё - о моих сомнениях в их любви и дружбе, о мыслях, что они актеры... Они поняли меня и... сами заревели в голос! Теперь мы втроем дружно предавались плачу. Со стороны это, наверное, смотрелось весьма необычно - двое пятнадцатилетних парней и одна девушка утопают в слезах посреди джунглей. Если честно, на сторону мне было наплевать, и я по полной отрывался, прилежно рыдая.

Когда стенаться и жаловаться на судьбу нам надоело, мы вспомнили, что хотели кушать.

- Если еды осталось на один пир, то этот пир нужно... отпировать! логично рассудил Женька. Нет, все-таки логику не надо исключать из школьной программы.

Мы согласились. Еды в джунглях навалом, так что расстраиваться нужды нет. Одних бананов вокруг миллионы тонн. На каждой банановой пальме висит с несколько десятков приличных гроздей. А кокосовых пальм еще больше, чем банановых. Проживем! Люди в войну кожуру от картошки ели, и были живы, хоть и не совсем здоровы. А тут - полная чаша - бананы, ягоды, съедобные корешки, орляк. Ешь - не хочу!